Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато - Страница 53

– И что ты хочешь этим сказать? – В голосе Госпожи явно слышался гнев. – Если ты о Фудзинами и Такимото, это внутреннее дело дворца Окагу. Я не приму твоего вмешательства.

– И это тоже, но я не об этом. Не хватает осознания себя людьми дома Сокэ ему и вам самой. Ваше поведение совсем не подобает дому Сокэ, – сказал молодой господин с усмешкой. – Вы все еще представляете Южный дом. Поэтому пренебрегаете мной и пытаетесь соединить своего сына с Надэсико.

Ответа не было.

– Поэтому я осмелюсь сделать Хамаю своей женой. Вы ведь понимаете, что это значит?

На его многозначительное молчание из-за занавеса опять не последовало никакой реакции.

Это была явная угроза со стороны молодого господина. В стране Ямаути реальную политическую власть могла получить, кроме четырех домов, еще одна сторона – люди дома Сокэ, то есть сам Золотой Ворон. Надзукихико – наследник престола, которому с самого рождения говорили, что он и есть настоящий Золотой Ворон. Если дела и дальше пойдут так, он получит реальную политическую власть, которой должен обладать его отец. Вот почему он давил на Госпожу в лиловом: «Вы ведь понимаете, что это значит».

В этой напряженной атмосфере из коридора донесся легкий звук приближающихся шагов.

– Надзукихико! – запыхавшись, крикнул у входа мужчина в легкой накидке. Его благородное лицо было бледным, на лбу выступил холодный пот.

Это был третий адресат Асэби, о котором так ничего и не сказали.

– Давно не видел вас, отец.

– Я слышал, ты выбрал жену. И кто же она?

– Хамаю. Она не из четырех домов, на ней нет ничьей отметины. И это точно не Асэби, – холодно сказал молодой господин, пристально глядя на отца. – Зачем ты писал ей, зачем поступил так глупо? Ты поставил Фудзинами в затруднительное положение. Укигумо и Асэби – это разные люди. Бесполезно ждать от Асэби ответа, который ты не получил от Укигумо.

Молодой господин равнодушно поглядел на своего отца, у которого дрожали губы, но потом заметил даму, которая, потупив взгляд, стояла у входа. Глядя на ее красивые волосы, он сказал неестественно веселым тоном:

– И вообще, кажется, за мной пришли. Прошу на этом меня извинить. Может быть, вам наконец поговорить как супругам?

Бросив это, он развернулся и ушел. Масухо-но-сусуки, старательно опускавшая голову, вздохнула с облегчением и пошла за ним.

– Нынешний правитель любил Укигумо.

Они шли по коридору, который вел из покоев Госпожи в лиловом в павильон Глициний. Масухо-но-сусуки мучилась, не зная, можно ли задать вопрос, но молодой господин сам ей все разъяснил:

– Но, как ты знаешь, ее обошла Госпожа в лиловом. Укигумо вернулась домой, и долгое время они не виделись. А когда наконец смогли встречаться регулярно, Его Величество – тогда он был еще молодым господином – явно намеревался сделать Укигумо своей наложницей. Но кое-что произошло: еще перед тем, как официально стать наложницей, Укигумо понесла.

Масухо-но-сусуки задохнулась.

– И что?! – воскликнула она. – Асэби – дочь Его Величества?!

– Так считали. По крайней мере сначала. Узнав о беременности, Укоги разнесла всем радостную весть. Однако супругой молодого господина ее госпожа так и не стала. Мало того, частые до того посещения молодого господина вдруг прекратились. И тогда все выяснилось: младенец не был сыном правителя.

Масухо-но-сусуки ахнула, а молодой господин вздохнул, словно подтверждая, как это грустно.

– Кто был отцом – неизвестно. Однако приняли решение, что Укигумо станет не супругой наследника, а наложницей нынешнего главы Восточного дома.

– Так что же… – Масухо-но-сусуки запнулась. – Значит, глава Восточного дома с самого начала знал, что Асэби не его дочь?

– Конечно, – кивнул молодой господин. – Он ведь тоже большой прохвост. Думаю, в глубине души он боялся за Асэби, не хотел, чтобы она совершила ту же ошибку, что и ее мать. Поэтому, ссылаясь на ее слабое здоровье, держал ни в чем не повинную Асэби в отдельном павильоне вместе с верной Укигумо служанкой. Хотя все оказалось напрасно.

– Нынешнему правителю тоже стоило быть толстокожим, как глава Восточного дома. Нельзя проявлять такую слабость. Он, чтобы исцелить рану от потери Укигумо, завел наложницу и родил меня и Фудзинами. Но почему же он теперь написал Асэби письмо? Может быть, Его Величество все еще не может смириться с потерей Укигумо? Настолько, что даже искал в дочери своей любимой черты ее лица?

Воздух вокруг будто сгустился.

«Интересно, правда ли это?» – подумала Масухо-но-сусуки. Это было невыносимо.

– А как умерла госпожа Укигумо? – спросила она, вдруг задумавшись об этом.

Молодой господин издал тихий стон:

– Ее убили.

– У… Убили?!

Ее голос сорвался. Она остановилась. Однако молодой господин, не обращая на нее внимания, шел вперед.

– Ее зарезал слуга. Зарезал кухонным ножом, когда она вышла полюбоваться сакурой.

– Но почему?!

– Укигумо была знаменита красотой своих черных волос, – негромко сказал молодой господин. – А у зарезавшего ее слуги, говорят, волосы были редкого, светло-каштанового цвета.

Масухо-но-сусуки не смогла ничего ответить.

Они шли в молчании, а затем молодой господин вдруг сказал:

– Говорят, они с моей матерью были подругами. Все это случилось уже после моего рождения и рождения Фудзинами, значит, со времени ее изгнания прошло довольно много времени.

Это случилось тогда, когда ходили слухи о том, кто станет наседкой-кормилицей Фудзинами. Среди возможных кандидатур называли Укигумо и супругу главы Южного дома того времени.

– Я один раз встречался с матушкой Хамаю. Она не была похожа на дочь, выглядела какой-то мелкой, ничтожной. Так и представляется, как она делает пустяковые пакости, но она не казалась способной на что-нибудь вроде убийства, – пробормотал Надзукихико. – Яд, которым убили мою мать, в малых количествах используют как снотворное, подмешивая в курильницы. Если подсыпать его много, здоровье начнет ухудшаться. Но не сильно, просто человек будет плохо себя чувствовать. Но вот если здоровье уже слабое… Если его использовать сразу после родов, женщина может глубоко заснуть и больше не проснуться.

– Это трава карон, «нарушенный сон», да?

Он растет только в южных землях. Известно, что в травах, которые нашли у изголовья Идзаёй, было много карона. Поскольку сделать такое мог только человек из Южного дома, глава дома и его супруга оказались в безвыходном положении.

– Говорили, что травы преподнесла супруга тогдашнего главы Южного дома, но когда я стал старше, то понял: что-то не так. Я узнавал: действительно, супруга главы Южного дома заказывала особые травы, но преподнесла она их не моей матери, а Восточному дому – подарила Укигумо, с которой состязалась за место наседки-кормилицы. Однако Укигумо почему-то не воспользовалась ими, и они как-то попали к Идзаёй. В общем, уже никто не узнает, что там случилось.

– Подождите. Вы хотите сказать, что родители Хамаю, возможно, не виноваты?

Южный дом известен плохими отношениями между братьями и сестрами. Если младший брат стремился занять место главы дома, то вполне возможно, что, воспользовавшись этим случаем, он сверг старшего брата.

– Что скажет Хамаю, когда узнает?! – не сдержавшись, крикнула Масухо-но-сусуки, и молодой господин резко остановился. Она с подозрением взглянула на него, но, услышав его слова, изумилась.

– А нужно ли ей об этом знать?

«Что он говорит?! – подумала Масухо-но-сусуки. – Я знаю, что ее беспокоят деяния ее родителей. Но знаю и то, что она все равно любит молодого господина. Если она услышит об этом, ей нечего будет стесняться, она сможет жить в согласии с молодым господином – она наверняка обрадуется. Но этот человек собирается использовать ее чувство вины!

Это непростительно!»

Масухо-но-сусуки набрала воздуха и собиралась уже выругать молодого господина, но, заметив выражение его лица, остановилась. Он выглядел непривычно печально.