Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато - Страница 22

Женщина отвернулась, но Асэби впервые не поверила ей: «Она что-то от меня скрывает».

Асэби решила выспросить об этом у других дам, но у нее ничего не получилось: похоже, Укоги опередила ее и предупредила всех о том, чтобы ничего лишнего не болтали. Девушка спросила и Самомо, но та была из других земель и о том, что происходило в Восточном доме, толком ничего не знала.

Пока Асэби ломала голову, Самомо предложила:

– А давайте я свяжусь с Восточным домом.

Во дворце Окагу было принято, чтобы все сношения дочерей четырех домов с внешним миром осуществлялись через павильон Глициний: то, что писала девушка, отдавали ее нёбо, потом – придворным дамам из павильона Глициний, а затем через хозяйку павильона Глициний передавали во внешний мир. Другие способы не признавались.

Самомо сказала, что, поскольку она выполняла подсобную работу, ей доводилось выходить из Окагу. Кроме того, в последнее время она часто обменивалась письмами с родителями и младшим братом. Поскольку такой способ шел в обход правил, не было уверенности, что послание дойдет до восточных земель, но другого выхода не было. Самомо не знала, когда ей в следующий раз доведется выйти наружу, но Асэби тайно передала ей послание.

– И еще: если узнаешь, что за слуга передал мне письмо, расскажешь?

– Конечно, попробую выяснить. Если это слуга из дома Сокэ, думаю, я быстро узнаю.

Самомо говорила уверенно, но через несколько дней пришла, отрицательно качая головой. В руке у нее было письмо.

– Я так и не узнала, кто это был. Но на следующий день после того, как я спросила служанок дома Сокэ, я нашла у себя на столике вот это.

На письме красивым почерком было написано: «Для госпожи Асэби». Сердце девушки бешено колотилось, когда она читала письмо, но там были только слова беспокойства о ее здоровье и ничего – об «ошибках матушки».

Через некоторое время пришел ответ и из Восточного дома. Но и в нем тоже лишь беспокоились о здоровье Асэби, а по поводу матушки было сказано, что в письме об этом написать невозможно.

– Напишу еще раз в Восточный дом. А еще… напишу ответ слуге из дома Сокэ. Самомо, можно попросить тебя положить письмо на твой столик?

– Хорошо, положу.

Похоже, Самомо тоже стало интересно, кто этот слуга, и она с радостью откликнулась на просьбу Асэби. Послание, которое она положила на свой столик для письма, быстро исчезло, а через несколько дней снова появился ответ.

Таким образом, тайная переписка продолжалась при посредстве Самомо. В письмах, которые доставлялись для Асэби, не было ничего особенного и об «ошибках» тоже никто не рассказывал. Она так и не удовлетворила своего любопытства до самого кануна Танабаты.

Когда девушка в подавленном настроении готовилась к празднику, раздался низкий голос Укоги:

– Госпожа! Что это вы там делаете?

– Что значит «что»? Развешиваю наряды.

В Окагу было обычным делом украшать комнату, развешивая красивые одежды. Асэби удивленно посмотрела на недовольную Укоги, но та выхватила у нее из рук кимоно:

– Это ведь кимоно цвета цезальпинии!

Его в качестве приветственного подарка прислала Масухо-но-сусуки. Укоги нахмурилась, увидев его красивый блеск, и трагически завопила:

– Неужели у вас нет гордости? Кимоно можно использовать для украшения, но взять для этого то, что прислала барышня из другого дома?.. Разве так можно?!

Асэби сникла от сердитых криков. Она пожала плечами и робко посмотрела на Укоги:

– Но у меня не было другой одежды, которая подходила бы к этому времени года.

– Тогда не надо ничего украшать! Ну надо же, выбрать это кимоно для украшения вечера Седьмой луны! Должен ведь быть предел неразумному поведению! – сквозь зубы процедила Укоги и быстро свернула кимоно. Асэби стало очень грустно, когда она увидела, как дама-нёбо неаккуратно сминает кимоно красивого темно-розового цвета.

Во дворце Окагу во время праздника Танабата девушки дарят кимоно молодому господину. По легенде, племя ятагарасу пришло из земель Морокоси. Рассказывали, что там есть такой обычай: разлученным влюбленным дозволялось снова встретиться лишь раз в год, вечером седьмого дня седьмого месяца. Еще говорили, что все женщины Морокоси искусны в шитье. Вот поэтому в стране Ямаути в праздник Танабата не только просили искусности в швейном деле – в этот день девушкам также дозволялось признаться в любви юношам. В древности девушка целый год шила два парадных кимоно: одно надевала сама, а второе дарила возлюбленному.

Но сейчас, конечно, никто не шьет кимоно целый год. Более того, благородных барышень, которые управлялись бы с иглой, сейчас уже почти не найдешь. Сама Асэби тоже положила перед собой уже почти готовое кимоно, пару раз ткнула в него иголкой, как ей сказали, и должна была идти в нем на церемонию. В других домах девушки, наверное, делали то же самое.

Когда она пришла на площадку у Летних ворот, где устраивалась церемония, там уже лежали бесчисленные подношения на подносах. Эти подносы назывались «звездными». Они были украшены нитями и тканями пяти цветов, и на них возлагали золотые, серебряные иглы и другие принадлежности для шитья. Возле мест дочерей четырех домов стояли подставки для одежды, на которые развешивались кимоно для подношения молодому господину. Одно из парных кимоно нужно было надеть, второе – поместить рядом.

– Остался только Осенний павильон… И чего они возятся?

Будто услышав бубнящую Укоги, появилась запоздавшая процессия из Осеннего павильона. Придворные дамы, как и ожидалось, сияли роскошью. Однако, увидев Масухо-но-сусуки, Асэби невольно широко раскрыла глаза.

Кимоно Масухо-но-сусуки блистало несравненным великолепием. Видимо, оно изображало Алого и Золотого Воронов, распростерших крылья. От центра ворота к рукавам и подолу плавно расходился лучами узор в виде перьев. Придворные дамы неосознанно вскрикивали от восхищения, но крики стали даже громче, когда Масухо-но-сусуки подошла поближе и всем стало ясно, что это.

Узор, который все сочли за роспись в виде маленьких перышек, на самом деле не был просто рисунком на полотне. Это оказались маленькие кусочки ткани, сшитые вместе, один вплотную к другому.

Издали одеяние Масухо-но-сусуки от верха до подола переливалось цветами от пылающего красного до нежно-розового. Однако вблизи можно было рассмотреть и тщательно подобранные маленькие лоскутки. Интересно, сколько же потребовалось труда, чтобы изготовить такое? Это облачение выглядело гораздо роскошнее и изысканнее, чем сделанное из цельного куска материи. Словно укутанная в закатное небо, хозяйка наряда напоминала раскинувшего красные крылья Алого Ворона. Развешанное же на подпорке кимоно для молодого господина было сшито из полотна, изображавшего золотые крылья, какие и подобают Золотому Ворону. Собранные вместе ткани с разным соотношением золотых и серебряных нитей создавали неописуемую серебряно-золотую рябь.

Все дома подготовили великолепные подарки, но ясно было, что наряд Западного дома великолепнее всех. Кикуно громко объявила, что этот наряд создала сама госпожа Осеннего павильона. Дамы-нёбо из других домов недоверчиво округлили глаза, но Масухо-но-сусуки уверенно подтвердила это:

– Ради него я потратила целый год, чтобы изготовить эту накидку. И никто мне не помогал.

Дамы-нёбо зашумели, из их рядов послышались голоса: мол, наверняка поручила шитье своим придворным дамам. Бросив в их сторону гневный взгляд, Масухо-но-сусуки неожиданно громко заявила:

– Я люблю его! Как я могу доверить то, что наденет мой любимый, другой женщине?! Я горжусь тем, что сама изготовила это платье! В мыслях о нем я не чувствовала, что работа может быть мне в тягость. Когда я преподнесу свой подарок, молодой господин, надеюсь, заметит, кто больше всех любит его.

Свои последние слова Масухо-но-сусуки произнесла, глядя прямо на Асэби.

К этому моменту Асэби уже стыдилась того, что сама не участвовала в шитье кимоно. Похоже, Сиратама чувствовала то же самое. Только Хамаю никак не изменилась в лице, но на площадке воцарилось напряженное молчание. Когда объявили о долгожданном прибытии молодого господина, Масухо-но-сусуки засияла так, что Асэби не могла спокойно на нее смотреть.