Мавзолей для братка - Ерпылев Андрей Юрьевич - Страница 26

«Черт побери! – Жора еще глубже надвинул на глаза берет, сожалея, что еще не изобрели молодежные шапочки с весьма неприличным названием – те самые, которые так легко превращаются в реквизит для всякого рода „масок-шоу“, равно обожаемых как силовыми структурами, так и криминалом всех мастей. – А я-то, дурак, думал, что шести месяцев хватит с лихвой, чтобы меня тут забыли…»

Куда теперь?

Дело в том, что Георгий почему-то не задумывался, как именно будет искать незаконопослушного кота в средневековом мегаполисе, именуемом Парижем. Вернее, задумывался, но, прежде чем начинать марафон по злачным местам, где, скорее всего, обретался мошенник, предстояло обрести временное пристанище. Крышу над головой.

А снять номер на каком-нибудь городском постоялом дворе теперь, после каверзы, подстроенной гадом Скалигером, будет проблематично. Любой корчмарь тут же заорет: «Вот он, колдун! С того света явился по наши бессмертные души! Держи его!..»

Если уже у какого-нибудь шустряка не сверкают пятки в сторону местного отделения мили… тьфу, инквизиции.

«А друзей ты уже позабыл напрочь? – осенило вдруг. – А Леплайсан? Вот уж кто будет рад и нипочем не выдаст!..»

Мысль казалась светлой, но лишь короткое время: шута отыскать не удалось.

Дело в том, что в их общей квартире, с которой нашему герою пришлось съехать так неожиданно, уже жил кто-то другой, а во всех остальных местах, где Людовик ранее обретался, от Георгия шарахались, словно от зачумленного, не вдаваясь ни в какие объяснения. Если же вдруг начинали подозрительно приглядываться – он сам ретировался по-английски. Зачем колебать устои веры добропорядочных католиков? Мертвецы, расхаживающие среди бела дня, вряд ли укрепляют подобные тонкие материи.

Визит туда, где Леплайсана не могло сейчас быть наверняка – во дворец, – Арталетов и не планировал. По слышанным краем уха обрывкам фраз, король опять воевал с кем-то в изрядном отдалении от Парижа, а его жена-королева и королева-мать – королевская теща – насмешника не переваривали. К тому же «колдуна д’Арталетта» – там узнали бы без проблем…

Да и что суетиться: шут наверняка увязался следом за своим царственным покровителем и собутыльником, поэтому в нынешний приезд друзьям, похоже, никак не увидеться. До эпохи тотальной телефонизации (не говоря уже о «мобилизации») еще добрых четыреста лет… Жаль, но что делать: не срослось, так не срослось. Как-нибудь в следующий раз.

Так что, плюнув в конце концов на розыски непоседливого выпивохи с его вечным зеленым спутником, Жора направил стопы (вернее, копыта своего Росинанта) в сторону книжного царства месье Безара. Вот уж у кого, книгочея и материалиста до мозга костей, к тому же смертельно ненавидящего борзописца, так омрачившего загробное существование д’Арталетта, может приклонить голову усталый путник!

«Интересно, а как все же выглядят эти кривые улочки в современном Париже… – размышлял Георгий, проезжая по знакомой части города, где когда-то приходилось бродить. – Доведись попасть как-нибудь – и не узнаю, поди…»

Из какой-то телепередачи Жора знал, что Париж перестраивался несколько раз, причем в середине девятнадцатого столетия – радикально. Да и как было не перестраиваться, если то, что сейчас, в веке шестнадцатом представляло собой столицу Французского королевства – небольшой, по меркам будущего, городок, стиснутый в кольце крепостных стен – уже через столетие-другое превратилось лишь в несколько центральных районов, отданных на поток и разграбление офисным работникам и орде туристов. А от башен, бастионов и контрфорсов, издавна защищавших Лютецию[25] от набегов недружелюбных соседей, остались лишь несколько ворот, похожих на триумфальные арки и возвышающихся теперь на зеленых газонах Бульварного кольца.

К слову сказать, те самые «недружелюбные соседи», бывало разбивавшие свои шатры под стенами города, в XXI веке вольготно чувствовали себя внутри него, изрядно потеснив чистокровных парижан…

И лишь одно Георгий знал точно: таких огромных луж ядовитого желто-зеленого оттенка, которые горожане, не чинясь пересекали вброд, в столице современной Французской республики нет и не может быть.

«Да и помои из окон не выливают! – чудом уклонился Арталетов от обдавшего его мерзким „амбре“ потока, обрушившегося откуда-то сверху. – Хотя это вроде бы и не помои совсем…»

Вонючий душ развеял романтическое настроение, будто его и не бывало.

«Ага! Вот и „LE PUITS DE LA SAGESSE“»[26], – удовлетворенно отметил он знакомую вывеску, намалеванную поверх старательно стесанного «КНИ…», спешиваясь и стараясь незаметно оглянуться вокруг по всем канонам шпионского жанра.

Но окружающим не было никакого дела до очередного провинциала. Хмурые и сосредоточенные, они бежали куда-то по своим делам, сталкиваясь плечами, отдавливая друг другу ноги, и сакраментальное «Merde!»[27] звучало ничуть не реже, чем знакомое «Пошел на…!» на московских улицах.

Королю опять потребовались новые средства на бесконечную военную забаву, а значит, скоро снова введут какой-нибудь налог, снизят содержание серебра в разменной монете; цены же на сыр, хлеб и вино подскочат на целый денье, а то и на два… Не говоря уж о том, что сына – двадцатилетнего лоботряса – запросто могут забрить в солдаты и, как ни крути, от подарка квартальному не обойтись.

А на носу зима, дрова – дефицит, поставщики-заразы повышают цены, грозя вообще прекратить подвоз и мерзнуть всей семье до самого апреля. И люди бают, что в дальних восточных странах появилась какая-то птичья болезнь почище чумы с холерой, вместе взятых… Обычная история. Феодализм с человеческим лицом.

«Интересно, а перерывы или часы открытия-закрытия тут уже существуют? – подумал Арталетов, толкая дверь в подвальчик, по счастью не запертую. – А то хорош я буду, если книжник уже отчалил до дому. Хотя он вроде бы тут и живет…»

– Извините, молодой человек, – буркнул хозяин, как обычно полускрытый за огромным манускриптом. – Мы уже закрыты. Согласно последнему королевскому ордонансу о торговле в вечерние часы.

Он поднял от рукописи голову, близоруко сощурился глядя на вошедшего, приоткрыл было рот, чтобы что-то спросить, и вдруг начал заваливаться набок, комкая в руке драгоценный пергамент и хватая перекошенным ртом затхлый, пропитанный бумажной пылью воздух…

– Нет, уважаемый месье Жорж, вы все-таки д должны меня понять…

Язык у седовласого книгочея уже изрядно заплетался: для снятия шока пришлось влить в старика, материалистические устои которого сегодня дали изрядную трещину, добрый литр вина. А иначе как бы удалось Георгию его откачать при полном отсутствии корвалолов, валидолов, нитроглицеринов и прочих средств экстренной медицины? В старину, кажется, в подобных случаях полагалось делать кровопускание… Бр-р-р! Оживший покойник, вскрывающий кинжалом старческую вену? Да, это ни в одном кошмаре не приснится!

– Я же своими глазами видел, как вас объяло пламенем и вы вспыхнули, словно факел!

– Оптический обман зрения.

– Какой же обман!.. Да еще оптический… Своими глазами… А когда дым рассеялся – все увидели обгорелый столб со свисающими цепями – ни тела… Ничего! Понимаете? Как утверждал мой кюре, очищающий огонь Святой Церкви заставил дьявола бежать и начисто уничтожил прогнившую оболочку колдуна…

– Но я же перед вами. Во плоти. Можете пощупать.

– Знаете, я все-таки пощупаю… – Пьяненький книготорговец потянулся через стол, опрокинув свой бокал и в десятый, наверное, раз за вечер, ущипнул запястье Арталетова, стоически терпевшего все эти «экспертизы». – Да, несомненно, живая плоть. Теплая и упругая. Даже не верится…

– Удовлетворены? – Жора подобрал опрокинутый бокал и плеснул в него новую порцию «бордо», разлитую, судя по сивушному послевкусию, в соседнем подвале из контрабандного пьемонтского или астурийского пойла. Импорт оных напитков был строжайше запрещен стараниями главного санитара королевства месье о’Лямендиан[28].