Двадцатые (СИ) - Нестеров Вадим - Страница 59

Научные работы следовали одна за другой, исследования Потапенко внимательно изучали ученые не только в России, но и во всем мире. Наконец, в 1927 году научного сотрудника МГУ 1-го разряда и профессора Московской горной академии Геннадия Потапенко нобелевский лауреат Вальтер Нернст пригласил на стажировку в Берлинский университет.

Геннадий Васильевич съездил, поработал там совместно с Альбертом Эйнштейном и Максом фон Лауэ и вернулся в Россию. В 1929 году последовало приглашение в Геттингенский университет, и в том же 1929 году он, единственный из московских физиков, получил рокфеллеровскую стипендию, которая позволяла в течение года стажироваться в зарубежных лабораториях. Когда всем перекрывали выезды за границу, Потапенко, наоборот, поехал в Штаты по приглашению Калифорнийского технологического института, на стажировку к другому нобелевскому лауреату - Роберту Милликену.

Профессор Московской горной академии Геннадий Потапенко в 1920-х годах, накануне отъезда.

Сразу признаюсь – эмигрантом Потапенко стал не по своей воле, это работа насмешника-случая. Когда стажировка закончилась, и подошло время возвращения из США в Советскую Россию, оказалось, что из-за Великой Депрессии пароходная компания аннулировала купленный еще полтора года назад обратный билет. Цены на билеты из-за инфляции выросли в несколько раз, и у Потапенко просто не было нужной суммы. И он сам, и оставшиеся в России родственники обращались в МГУ и другие организации в СССР, но вы же понимаете, как быстро в нашей бюрократической системе происходит выделение дополнительных средств сверх утвержденной и уже закрытой сметы.

После трех месяцев ожидания, не получив никакого ответа из России, и оставшись без средств к существованию, Потапенко принял приглашение ректора Калифорнийского технологического института – того самого нобелевского лауреата Роберта Милликена - о переходе в Калтех на постоянную работу.

Потапенко стал известным американским физиком и изобретателем. Он сконструировал первый источник УКВ с рекордной короткой для того времени длиной волны, при его участии была создана первая линия узконаправленной радиосвязи Лондон-Париж. Американский физик Potapenkoоказался одним из изобретателей радара (правда, его работы были долго засекречены) и одним из пионеров радиоастрономии. Он вообще много работал для армии США, в частности, разработал систему охлаждения двигателя бомбардировщиков, что позволило увеличить высоту полетов. По заказу нефтяных компаний Потапенко разработал ряд методов геофизических исследований, применяемых при разведке нефтяных полей – так называемый «э-каротаж».

Профессор Потапенко в 1960-х

Когда из-за возраста здоровье физика ухудшилось и он много времени стал проводить в лечебных учреждениях, Потапенко занялся новой проблемой - изучением влияния радиоизлучения на организмы и бактерии для создания системы асептической очистки воздуха в госпиталях. Всего же он подал 6 заявок на изобретения, посвященные проблеме дезинфекции и 3 заявки на дозаторы. Патенты на эти изобретения были получены также в Великобритании, Канаде и Австралии.

В 1966 г. скончалась его любимая жена Екатерина Ивановна, на которой он женился в далеком 1924 году, еще будучи завкафедрой МГА, и прожил вместе с ней 44 года.

Детей им бог не дал, 72-летний профессор остался один, и начал задумываться о возвращении в СССР. Он даже обратился к академикам И. Е. Тамму и М. А. Лаврентьеву, которых помнил еще по физмату МГУ, и попросил содействовать его возвращению.

Но что-то не срослось, и скончался профессор Геннадий Васильевич Потапенко в США. Он похоронен в мавзолее кладбища Форест Лоун в Глендейле близ Калифорнийского технологического института, в котором он проработал больше 30 лет.

Так бывает – из-за одного аннулированного билета вся жизнь пошла по-другому. Ведь никаких политических причин у его эмиграции не было, повернись судьба чуть иначе – и Потапенко вполне мог бы стать секретным физиком и советским академиком. Хотя мог бы оказаться и з/к в каком-нибудь Норильлаге, примеров, к сожалению, хватало.

Да, и в Московской горной академии - тоже.

Основатели

После выборов ректора в Московской горной академии началась эпоха Губкина – Академия начала развиваться в том направлении, куда ее разворачивал главный советский нефтяник. Единственный, кто мог бы составить конкуренцию Губкину – это Федоровский. Только у него было достаточно и власти, и влияния, и научного веса, чтобы после возвращения из Германии стать у руля своего детища – Московской горной академии.

И что же Федоровский?

Через год после того, как Артемьев бежал из Советской России, Федоровский туда вернулся.

Берлинская командировка оказалась очень удачной – все поставленные задачи Николай Михайлович выполнил. Даже более того – Федоровский не только успешно наладил взаимодействие между российскими и немецкими учеными, но и вез с собой несколько писем, которые будут активно использоваться молодой Советской власти в сфере идеологической борьбы.

В частности, Федоровский вез известное письмо Альберта Эйнштейна русским «комрадам».

«Русским товарищам.

От наших товарищей я узнал, что русские товарищи даже при настоящих условиях заняты усиленной научной работой.

Я вполне убежден, что пойти навстречу русским коллегам — приятный и святой долг всех ученых, поставленных в более благоприятные условия, и что последними будет сделано все, что в их силах, чтобы восстановить международную связь.

Приветствую сердечно русских товарищей и обещаю сделать все от меня зависящее для организации и сохранения связи между здешними и русскими работниками науки.

А. Эйнштейн».

Альберт Эйнштейн. Литография Макса Либермана. 1925 г.

Тогда за грандиозным экспериментом в Советской России внимательно следил весь мир. Для кого-то это было покушение на основные принципы человеческого существования, для других – надежда на альтернативное и справедливое мироустройство. Так или иначе – на восток смотрели все, от гениев до обывателей, равнодушных почти не было.

С Эйнштейном они встречались в январе 1921 года, и Федоровский был первый коммунистом, с которым познакомился гениальный физик. Вот что писал об этой встрече В.Е. Львов в своей книге «Жизнь Альберта Эйнштейна».

В воспоминаниях одного из свидетелей этой встречи записано: «Свидание с А. Эйнштейном… Смелое и открытое доброжелательство (Эйнштейна) к нам. Приветственное письмо…».

Гость сидел в кресле перед Эйнштейном, немного сгорбившись и щурясь от яркого солнечного света, бившего через окно. Эйнштейн смотрел на него с удивлением: перед ним был большевик, первый русский большевик, которого он видел рядом с собой! Так вот каковы эти люди, о которых рассказывал ему Роллан: «тесто Сократа, Кромвеля, Робеспьера…» Нет, пожалуй, сходства здесь не было ни с первым, ни со вторым, ни с третьим. История не повторилась и вылепила нечто совсем, совсем новое. Сильные костлявые плечи и руки, может быть тянувшие когда-нибудь баржу, ту самую, которая изображена на картине Репина. И бледный лоб ученого. Застенчиво улыбаясь, гость на хорошем немецком языке сказал, что солнце совсем ослепило и что он не ждал, что в Берлине зимой может быть такое солнце. Эйнштейн ответил, что в Берлине это бывает. Марго Эйнштейн заглянула в комнату и, поздоровавшись, быстро вышла. Она сказала потом, что выразить это лицо лучше всего можно было бы в темном камне, но даже и в камне было бы трудно — слишком много в нем скрытой внутренней силы.

Бюст Н.М. Федоровского в ВИМСе

Но это все в прошлом. Берлинская эпопея подошла к концу, Федоровский возвращается на Родину, где ему придется строить жизнь заново.