Двадцатые (СИ) - Нестеров Вадим - Страница 43

Урок славянского языка во 2 классе. Фото из юбилейного издания к 75-летию.

В общем, все та же весьма распространенная в царской России позиция «чумазый не может».

Одной из главных проблем Российской империи было официальное деление на «беленьких» и «черненьких», то есть сословное деление общества. Деление на тех, кто право имеет, и тех, кто должен сидеть и не вякать. И именно эта мелочь, по моему убеждению, и стала главной причиной гибели этого государства.

Деление на беленьких и черненьких в сфере образования нашло свое официальное выражение в знаменитом Циркуляре министра просвещения И.Д. Делянова «О сокращении гимназического образования», сразу же прозванном «Циркуляром о кухаркиных детях».

Нимало не стесняясь, главный просветитель Империи предлагал при наборе детей на учебу внимательно изучать материальные возможности их родителей, тогда «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».

Головастый Ильичев-младший, кстати, был кухаркиным сыном в буквальном смысле слова – его мать всю жизнь проработала на кухне Мещанского училища, из-за чего ему люто завидовали все одноклассники.

Столовая. Фото из юбилейного издания к 75-летию.

Дело в том, что воспитанники Мещанского училища все четыре года жили в училище безвылазно - в целях правильного воспитания и изоляции от «темных» семей детей на каникулы домой не отпускали. Поэтому Саша был едва ли не единственным, кто мог видеть своих родителей.

Так или иначе, в 1913 году Мещанское училище Ильичев-младший закончил. Закончил блестяще, и «был записан на золотую доску выпускников».

15-летний юноша очень хотел учиться дальше, но обстоятельства этому не благоприятствовали – закончившие Мещанское училище должны были отправляться на службу. Училище, кстати, помогало в поиске работы тем выпускникам, «родители которых, родственники или опекуны не найдут сами приличных им мест».

Этому благотворительному принципу в юбилейном издании был посвящен весьма интересный, я бы даже сказал, философский текст. Процитирую этот кусок полностью, поскольку он очень помогает понять принципы внутреннего обустройства того государства:

«Благодеяние училища было бы не полно, если бы оно не завершалось этим последним актом участия к призреваемым в нем детям.

После нескольких лет пребывании в училище мальчик становится юношею; до сих пор он был обеспечен во всем; знал только одну заботу – исполнение своих ученических обязанностей.

Не имея никакого понятия о жизни, он, с окончанием курса, становится лицом к лицу с нею; должен принять участие в борьбе за существование; поддержки ему не откуда ждать: есть у него родители и родственники, но это люди бедные, они сами рассчитывают на него, как на будущего своего кормильца.

Спальня. Фото из юбилейного издания к 75-летию.

В это тяжелое время для молодого человека училище, вырастившее и воспитавшее его, является ему на помощь: берет его под опеку, отыскивает ему занятие, работу, дает возможность к существованию.

Конечно, первые годы выпускники училища служат за незначительное жалование, а иногда без жалования, но важно для них то, что имеют готовую пищу, пристанище и работу, потребность в которой для молодых сил столь же насущна, как и потребность в пище.

Начав свою деятельность с низших инстанций он, благодаря труду, к которому навык приобрел в школе, и некоторой степени умственного развития, тоже усвоенного им в учебные годы – хотя медленно, но постепенно подвигается вперед, приобретает опытность, знания в своем деле.

Притом, всем строем школьной жизни приученный к послушанию, без всякого самомнения, которое часто служит в жизни помехою в успехах для молодых людей и с более значительным духовным капиталом, он мало по малу входит в расположение у тех лиц, которым служит, и делается нередко необходимым для них помощником».

Хор воспитанников. Фото из юбилейного издания к 75-летию.

Люди вроде и хорошего хотели, но одним из последствий занятой ими позиции оказалось то, что у Мещанского училища практически нет известных выпускников. Никто выше «умеренности и аккуратности» помощника так и не поднялся.

По крайней мере, мне известны только два исключения. Это художник-«передвижник» Николай Неврев, когда-то очень известный, а ныне прочно забытый, да наш герой Александр Ильичев.

Но они оба совсем не следовали наставлениям воспитателей о «смирении самомнения» - скорее наоборот.

Вольный художник

Признаюсь честно – я очень люблю этого художника. Его картины на исторические сюжеты засмотрены мною до дыр. Знакомы с ними и мои постоянные читатели – эти работы украшают множество моих текстов про допетровскую Русь.

И мне кажется очень большой несправедливостью тот факт, что сегодня творчество Николая Неврева практически забыто, а имя это затерялась в «братской могиле» пресловутых «художников второго ряда».

Рано оставшийся сиротой купеческий сын Николай Неврев был из милости отдан в Мещанское училище. После его окончания юному клерку пришлось работать практически за еду, но, вопреки советам наставников, самомнение продолжало его одолевать. Больше всего на свете юноша любил рисовать, и упрямо не оставлял мечты о живописи.

Как отмечают все биографы, сравнительно поздно, на третьем десятке лет Николай Неврев все-таки смог поступить в Московское училище живописи и ваяния, где проучился пять лет.

Автопортрет.

Как это часто случалось с учившимися «на медные деньги», диплома он так и не получил – из-за нехватки средств Николаю Васильевичу пришлось бросить учебу, и он был выпущен в статусе «вольного художника».

Это сегодня у художника достаточно много возможностей заработать себе на хлеб насущный – от видеоигр до стикеров. А тогда едва ли не единственной возможностью не сдохнуть с голоду были портреты на заказ. Именно в качестве портретиста и начинал нищий «вольный художник», который вскоре стал одним из самых модных мастеров в Москве, эдаким Никасом Сафроновым того времени.

Успех объясняется просто – люди на его картинах живые. В этих лицах есть не только внешнее сходство, но и внутренний свет. Вершиной творчества художника в портретной живописи традиционно считается изображение М.И. Третьяковой, «как образец глубокого проникновения художника в личность, отображение не только внешнего сходства, но и раскрытия глубинного личностного содержания».

Но я вам покажу обычный, незнаменитый портрет Александры Ивановны Коншиной - одной из самых крупных московских меценаток, сумасшедшей кошатницы и вдовы серпуховского миллионера-фабриканта Ивана Коншина. Просто для того, чтобы вы оценили средний уровень его портретных работ.

Но ни Никаса Сафронова, ни Александра Шилова из Николая Неврева не получилось.

Выбравшись из нищеты, художник практически бросает работать на заказ, и начинает писать то, что хочет сам. А хотел он, как и многие его собратья по Товариществу передвижных художественных выставок, писать честный портрет страны, в которой жил. В советское время это называли «ярко реалистичные полотна с глубоким социальным протестом».

Приведу только одну картину из его «бытовой» серии: «Протодиакон, провозглашающий многолетие на купеческий именинах» 1866 года.