От заката до рассвета (СИ) - Артемов Александр Александрович - Страница 18

— Не знаю… Лес постоянно меняется, но одновременно всегда остается неизменным. Однако и этот закон не вечен. Рано или поздно приходят люди с пилами и топорами. Который нынче год?

— От Эпохи цветов? Никто того не ведает. Твой дом навеки затерялся в прошлом. Говорят, что миновали тысячи лет, но я не верю в это. Истинно одно — тот лес, который ты помнишь, уже давно история.

— Вокруг действительно одни незнакомцы, проходимцы и воры… Жаль. Тогда нам осталось разрешить одно дело.

— Какое? Только не тяни, мы уже собрались сниматься.

— Хмм, хорошо. — Существо шумно втянуло воздух. — Поскольку ты лишь проездом в моих заповедных владениях и не собираешься валить деревья, я попрошу плату за проезд. Незначительный пустячок. Отдай мне эту пугливую душонку, и разойдемся как друзья.

Игриш сжал зубы, попытавшись подавить крик отчаяния. Голодные, алчущие глаза, казалось, прошили его насквозь и прокручивали, словно в мясорубке. Зверь! Зверь, который привиделся ему во сне! Мгновение, а перед глазами Игриша бурным потоком пронеслась вереница его снов, и в каждом из них было оно. Существо, которое придет и заберет его обратно в колодец.

— Увы, он не продается, — расстроил одноглазый порождение тьмы. — Мальчик со мной. И тебе лучше забыть про него, кто бы ты ни был. Дружище.

— Жаль, — вполне по-человечески вздохнул монстр. — Но старый обычай требует оставить в лесу нечто ценное. Он настолько ценен для тебя?

— Еще бы.

— Тогда я возьму лошадь.

— Нет, Красотка — моя верная спутница. Прости, нам совсем нечего тебе предложить, кроме слов взаимного уважения.

— Кажется, ты совсем не уважаешь древний закон. Любой, кто ступает под кроны Рыжего леса, должен задружиться со мной, и тогда ему всегда будет сопутствовать удача.

— У нас свои законы. А твои остались глубоко в прошлом.

Фавн только обиженно заурчал в ответ на такое неуважение к древним обычаям, но так и не посмел переступить черту.

— Все же позволь мне подойти поближе и понюхать его, — не сдавался хозяин леса. — Дюже схож он с моим другом, которого я потерял в чаще… Он украл у меня кое-что, и теперь я с ног сбился в попытках вернуть мою собственность.

— Поищи где-нибудь в другом месте своего друга, — гнул свое Каурай, бегая пальцами по рукояти меча. — Ближе ты не подойдешь.

— Это почему же, позволь спросить? — сверкнула глазами адская тварь.

— Потому что ты очевидно не так глуп, чтобы принять меня за простого торговца, которому не повезло заблудиться в лесу.

— Твоя правда, на торговца ты не тянешь…

— Посему убирайся с миром. И мой Куроук останется в ножнах.

Существо еще немного постояло на месте, высверливая в упрямом человечке дырку взглядом, но не посмело делать роковой прыжок. Лишь глубоко вздохнуло и почти бесшумно пропало в темноте. В ушах Игриша остался треск когтей, скребущих по коре, когда огромное тело в несколько прыжков забралось на дерево, и пара тяжелых ухов, с которыми оно прыгало с ветки на ветку.

— Быстро хватай завтрак и в седло, — вырвал Игриша из оцепенения голос Каурая. — К вечеру будут хутора, а тут нам засиживаться нет резона.

Глава 9

Рассвет робко перемигивался между ветками — словно утро с великой осторожностью выходило из укрытия, стоило только этому порождению седой древности убраться восвояси.

Игриш дожевывал завтрак уже в седле, когда они выводили Красотку на дорогу, которой придерживались весь минувший день. Каурай пришпорил кобылу и понесся торопливой рысью, так что мальчику пришлось вцепиться той в гриву. Но не успели они отъехать от лагеря и на пару сотен шагов, как услышали топот копыт. Следом с диким ржанием к ним навстречу вылетела взмыленная пегая лошаденка без седока. Стоило им поравняться, как она запуталась в кустарнике и чуть не рухнула наземь. На ее боку краснела глубокая рана от когтей.

Каурай резко натянул поводья и со словами “еб…л я в рот эти древние обычаи!” бросил их Игришу.

— Езжай вдоль дороги и не останавливайся, пока не найдешь крышу, — произнес он через плечо и, подхватив арбалет со своей драгоценной черепушкой, на ходу выскользнул из седла и скрылся в кустах. Затрещал валежник, зашуршали ветки, всхрапнула встревоженная Красотка, попытавшаяся зубами схватить хозяина за плащ.

— Эй… Куда ты? — задал он вопрос в пустоту, сглотнул и натолкнулся на глаза Красотки, которая была ошарашена не меньше ее маленького седока.

Напрасно — шаги стихли, сменившись угрюмым молчанием лесной чащи.

* * *

Каурай шелестел по лесу, уже не скрываясь, почти бежал. Арбалет он заряжал на ходу, пробуя запасной болт на зубах, сердце грохотало в груди и в ушах, сопровождая ударом каждый его шаг, все быстрее, чем дальше одноглазый удалялся от дороги. За плечами покачивался Куроук, предусмотрительно снятый с запора и готовый проливать горячую кровь.

Однако одноглазый до последнего надеялся, что ему не придется обнажать его. Так близко к постели и к пиву, и снова придется сидеть в полудреме, выгадывая, не по его душу нечто грохочет в темноте… Нет уж, увольте.

Там такие рога — всем рога рога! Эх, надо было стрелять сразу, а не лясы с ним точить! Ты их легко продаешь на ярмарке. Там-то дураков много, а фавновых рогов поди мало! — вновь проснувшийся Щелкун болтал как заведенный, раскачиваясь у него на поясе и поблескивая розовыми глазками. Все ярче с каждым шагом.

Каурай то срывался на бег, то наоборот замедлялся, прислушиваясь и меняя направление, чтобы снова пуститься со всех ног. На пути попадались следы гигантских когтей, которыми были изодрана кора — один ствол сменялся другим. Больше одноглазый не остановился, он явственно слышал рев и грохот, а потом заметил за деревьями ярко блестящую шкуру существа, отдаленно напоминающего здорового черного кота, которому недавно довелось выкапываться из земли.

Под его лапами захлебывался кровью древний фавн — походил он на человекообразного лося, рогатого и с копытами, заросшего бурой шкурой. Котище вгрызалось в глотку реликтовому существу, вырывало куски мяса и слизывала шкуру с черепа гигантским алым языком.

Судя по клочкам шерсти, развороченным кустам и каплям крови на траве, им обоим пришлось немного поскакать вокруг раскидистого древа, прежде чем одно чудовище разорвало другое. Кот выгнул мощную спину, облизал окровавленную морду и довольно заурчал, празднуя победу над одним из последних представителей Эпохи цветов.

Кажется мы опоздали… — вздохнул Щелкун. — Они уже закончили веселиться. Но ты не унывай. Давай-ка мы отойдем в сторонку и дождемся, пока он не наестся, а потом свалит. И тут мы…

На одной из веток наверху Каурай мельком заметил крохотную, вусмерть перепуганную фигурку, до которой у твари пока не дошли когти. Ну, Проказа…

Одноглазый перевел дыхание, опустился на колено и поднял арбалет.

Эй, ты чего делаешь?! — воскликнул Щелкун. — Я ж тебе говорю: отойди в кусты и жди, пока тварь пузо не набьет. Сумасшедший!

У него был один выстрел — максимум два, прежде чем чудовище поймет, откуда летят стрелы. За столь короткое время, равное нескольким торопливым ударам сердца, ему предстоит сделать очень многое: ранить чудовище, отвлечь и дать шанс человеку уйти, и наконец — выжить самому. На победу рассчитывать было глупо — чтобы одержать верх над существом, втрое превышающим взрослого медведя, нужно нечто большее, чем смелость и быстрые руки.

Удачей в воздухе совсем не пахло. Здесь витал скорее спертый дух могилы и особенно ясно Каурай ощутил его присутствие, когда оскаленная морда начала поворачиваться в его сторону.

Одноглазый нажал на спуск: болт с яростным свистом пронзил воздух и врезался котищу прямо в шею. Тот дернулся скорее от неожиданности, чем от боли, быстрые глаза мгновенно определили направление и нашли новую жертву. Мышцы под лоснящейся шкурой раздулись, готовясь порваться от натуги, и, словно туго натянутая тетива, с диким рыком бросили монстра на Каурая, который уже зарядил второй болт и поднимал оружие, запоздало раздумывая, стоило ли рисковать ради спасения лишь тени несчастного.