Лучший полицейский детектив - Молодых Вадим - Страница 1

Лучший полицейский детектив

Вадим Молодых

Пустые головы

Часть I

Глава 1

— Ну что там?

— Ничего нового… Труп как труп.

— Не надо входить. Оставайтесь за дверью…

Будничность в тоне произносимых слов, как будто речь шла об обыденности — а это и была обыденность для служивых людей! — внесла успокоение в пока только взволнованные, не успевшие ещё осознать и испугаться, души жильцов соседних квартир, собравшихся на площадке. Они с облегчением услышали последнюю фразу, ставшую начальственным оправданием их естественному нежеланию видеть мертвеца, тлен которого своим запахом побудил их поднять тревогу. Вернее, кого-то одного… скорее одну… из них. Кого именно — не важно было уже до такой степени, что он… то есть она и сама об этом не помнила. Как обычно — пенсионерка, целыми днями сидящая дома и пытающаяся хоть чем-то занять своё заслуженное и вынужденное безделье. Только ещё начинавшаяся трупная вонь, не заметная для других в их житейской суете, но неторопливо унюханная домовой активисткой, побудила её обратиться к старшей по дому — такой же пенсионерке-соседке, облечённой на общем собрании жильцов протокольными полномочиями.

Принюхались вдвоём. Озаботились. Стали судачить уже со всеми встречными и вспоминать сообща, давно ли видели жильца из тревожной квартиры — одинокого мужчину средних лет. Вежливого — всегда здоровался, но нелюдимого. Небедного, но не разгульного, хотя женщины его посещали часто. Некоторые приходили-уходили быстро, словно бы с осторожностью, оставляя свои машины не во дворе дома, а неподалеку в других местах, которые можно было бы назвать присутственными.

Активные домовые пенсионерки стали всматриваться. Одна из них в период межсериальной телепустоты случайно услышала шедший с лестничной площадки звук осторожно и тихо закрываемой двери, обратила внимание на эту осторожность и, уловив плохо скрываемый и торопливый стук каблучков по ступеням, легко на цыпочках подбежала к окну, увидела выходящую из подъезда красивую, со вкусом одетую брюнетку. Шустро, забыв про любимые болячки и не забыв выключить газ под кастрюлькой с ещё недоваренной тыквенной кашкой, прямо в домашних тапках (благо было лето) на полусогнутых старческих ногах, оставаясь незамеченной, протрусила следом за красавицей. Та в квартале от дома села в хорошую дорогую машину и, запустив мотор, стала «наводить марафет», смотрясь в зеркало заднего вида.

«А лицо-то блаженное… Любовница! Замужняя… Точно!» — пенсионерка сполна удовлетворилась разведданными. Даже не столько самой аналитической информацией как таковой, сколько своим эксклюзивом на неё.

Она, конечно, поделилась потом во дворе своим знанием с соседками, млея от собственной осведомлённости. Но — тихо! Вполголоса… Шепоточком… С положенными в таких случаях конспиративными недомолвками и кивками — «тс-с-с, мол, сами понимаете».

А почему, собственно, тс-с-с? Да на всякий случай! Вежливый мужик… Приличный с виду… Не ханыга — ухоженный… Но слишком уж малоразговорчивый, словно засекреченный какой-то… «А может и впрямь засекреченный?! — Да и дамы у него непростые… Эта вот, например… Прячется ведь! Скрывается… — Любовница, ясно! — Но уж совсем как шпионка… — Она, кстати Шурка говорит, давно уже к нему ходит… — Да! Не часто… Видно мужа опасается, но давно. — Кто такая, интересно? Узнать бы… — Молчи, Клавдия, ну её к лешему! А то так узнаешь — не обрадуешься, что узнала, когда она или он про твоё знание понимать начнут. — А ты думаешь, они не понимают?! Дураки они! — Не дураки! Понимают, конечно… Но знаешь… Не буди лихо, пока оно тихо! Много ты про них знаешь? Ну любовники. Ну и что? Мало таких?… А кроме этого что? Не хотят люди вместе показываться, вот и не лезь! — Да я и не лезу…»

Так и посудачили… На том и порешили…И вот теперь — труп! Засекреченный — опять! — теперь полицией… Может быть и такой же ухоженный… Во всяком случае, этот мужчина, даже будучи трупом, в безобразном виде соседкам не представлялся.

— Чем покойный занимался?

Это был конкретный уже (а чего тут мямлить — всем всё понятно) служебный вопрос местного участкового, оставленного на лестничной площадке. Как оказалось, никто из соседей ничего толком не знал. Впрочем, служивый этому не удивился: весь контингент был, как из дома престарелых, — что могло быть общего у покойного с соседями? Крыша одна — жизни разные, удовлетворявшиеся обоюдным встречным «здрасьте», наглухо разделённые на квартирные ячейки… Хотя не так уж и наглухо! Запашок-то пошёл… Ну и слава богу! Что не наглухо, а не что запашок! Тьфу-тьфу-тьфу, спаси и помилуй, царица небесная…

— Как же так, Клавдия Петровна? — театрально, для вида и провокации, недоумевая, продолжал выполнение служебных обязанностей полицейский чин. — Сосед… покойный вам ключ доверял от своей квартиры, а вы про него ничего, как будто, не знаете… Так не бывает!

И папочку с зажатым в ней бланком протокола эдак перед грудью наизготовку — оп!

— А вот так вот! — соседка на подозрение разгорячилась вполне искренне — вероятно, от испуга, усилившегося большой волной трупного запаха, захлестнувшей всех из распахнутой двери. — Оставлял ключ бывало! Уезжаю, говорит… говорил, прости господи… в командировку, вы, мол, за попугаем присмотрите — семечек ему, зёрнышек там всяких — в коробке у него, оставлял на видном месте — водички ему, Петру, то есть — попугая так звал… Платочком клетку на ночь накрыть… А утром открыть — снять, значит, платочек-то… И вежливо так всегда… Клавдия Петровна, мол, прошу вас… То да сё… Вот ключ, мол… Показывал каждый раз, как замок открывается — работает, мол… Уезжал ненадолго всегда… Гостинчик привозил, как возвращался… Спасибо, мол, Клавдия Петровна…

— А куда он ездил?

— Не знаю! — соседка так распахнула глаза и вытянула губы в своём незнании, что любому человеку — даже полицейскому! — должно было стать ясно, что покойный сосед был не только вежливым, но и пугающим своей подчёркнутой вежливостью человеком — не допускавшим возможности лишних вопросов.

— А кроме воспитанности, других странностей за ним не замечали? — весёлый дознаватель уже развлекался соседкиным страхом.

— Да нет, как будто… Мужик… В смысле, мужчина видный…

Петровна осеклась, уловив свою чрезмерную верноподданную услужливость, чуть не столкнувшую её в обрыв сплетен про личную жизнь покойного.

— Мужчина как мужчина!

— А дома у него ничего необычного не видели?

Соседка задумчиво:

— Да нет вроде…

И сразу же, словно проснувшись и нырнув в суетливую живость:

— Да я и не смотрела там… Не ходила по комнатам-то… Как зайду, так сразу к Петру… попугаю, значит, егойному в комнату. Там его обихожу и домой! Ну поговорю с ним, с попугаем-то — он же у него говорящий! Кусачий только, страшный — носяра-то здоровый, в смысле, клюв, осторожно с ним надо, вредный, паразит… Ой! Извиняюсь… Вот…

Она так резко замолчала и с таким виноватым видом взглянула в полицейские глаза, что тот не мог не поверить — она действительно там, в чужой квартире, не задерживалась. В строгости и на дистанции держал её — их всех! — покойный. И правильно делал. Для себя правильно. А вот для следствия… Н-да!

— Не уходите. Вспомните пока, кто к нему приходил?

— Так ить…

Участковый, повернувшись и заходя в смертную квартиру, не успел заметить мгновенную бледную растерянность, перекрасившую соседкино лицо в очень уместный неживой цвет.

— Так ить это… — ещё раз повторила она машинально в закрывшуюся дверь и, быстро соображая на автомате, сразу же настроила сама себя на безопасный лад. — Не знаю я. Не видела… Не смотрела!