Акулы шоу-бизнеса - Ермаков Сергей Александрович - Страница 9

— Это ты какой-то вялый сегодня! Ты вообще в своих мыслях витаешь, слушаешь, что я пою, вполуха! Подумаешь, от тебя невеста ушла, большое горе, тоже мне! Найдешь себе другую, хорошую. Как говорится — если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло!

— А от кого невеста ушла? — поинтересовался Бальган, погруженный в свои мысли и уловивший только последнюю фразу Алмаза.

— Да вот от этого чудика и ушла, — ответил Алмаз, ткнув в «конский» хвост звукооператора, стянутый черной резинкой на затылке.

— А-а, то-то я смотрю, фотография Анжелики с микшерного пульта исчезла, — понял Бальган, — значит, сбежала от тебя благоверная. Из квартиры хоть ничего не прихватила?

— Саша, не ерничай, мне и так очень хреново, — с горькой тоской произнес Святогор и отвернулся от всех.

Видно было, что человек очень страдает. Он и раньше-то был нелюдимым, а теперь и вовсе замкнулся в себе. Татьяна, которая пару часов сидела с ним сегодня почти рядом, чувствовала себя словно под огромной скалой, нависшей прямо над головой, — какие-то флюиды негатива наполнили студию. Она-то думала, что это ее собственные проблемы давят, а оказалось, что эта «туча грозовая» сконцентрирована отрицательными мыслями звукооператора. Татьяне и раньше казалось, что этот роман тридцативосьмилетнего звукооператора и молоденькой красавицы Анжелики обречен на провал. Дело тут было даже не в возрасте. И хотя Святогор свою красавицу от всех старательно прятал и никто, даже Бальган, не говоря уже о красавце Алмазе, не был с ней лично знаком, но все же с фото ее не расставался — оно всегда стояло на видном месте в студии.

Татьяне непонятно было, что могло привлечь эту девушку с внешними данными кинозвезды в некрасивом, весьма неопрятном, как все непризнанные гении, сутулом мужчине? Возможно, его столичная жилплощадь могла привлечь. Но, с другой стороны, жил Святогор в коммуналке, а такой девице, как Анжелика, ничего не стоило найти себе москвича с отдельной квартирой. А вдруг это любовь? Но еще раз покосившись на внешний вид Святогора, Татьяна не могла понять, как можно вообще его полюбить и за что.

Но даже думая таким вот образом, она всегда желала Святогору только добра. Возможно, женившись на Анжелике, он вставит себе зуб, станет нормально одеваться и перестанет ночевать прямо в студии на стуле, питаясь исключительно макаронами быстрого приготовления. Он и так уже почти перестал оставаться в студии по ночам, когда Анжелика у него появилась. А женские сердца — они же все разные. Одной кажется — урод, а другая смотрит — Аполлон Бельведерский.

Но вот так случилось, что все равно не сложилось у них ничего — Анжелика ушла, а Святогор теперь страдает и срывает рабочий процесс.

— Не мучайся ты так, — по-дружески положил руку на плечо звукооператора Бальган, — как говорится, клин клином вышибают. Давай я тебе денег дам без отдачи. Съезди на Тверскую, возьми себе хорошую проститутку…

— Не надо мне ничего, — промычал Святогор в ответ, — и давайте вообще закроем эту тему! Алмаз, иди в тон-студию, я готов писать.

Бальган пожал плечами — зря, дурак, мол, от совета умных людей отказываешься, повернулся и пошел к себе, а Татьяна тоже решила не сидеть больше под «грозовой тучей» мрачного настроения Святогора и отправилась к выходу из студии. Она решила поехать домой.

У самого выхода Бальган ее окликнул, протянул контрафактный «пиратский» диск с их последним альбомом и спросил:

— Слушала?

— А зачем мне его слушать? — не поняла Татьяна. — Если захочу, послушаю с оригинала.

— Нет, ты послушай именно этот, — настаивал Бальган, — послушай-послушай! Я вообще не пойму, что эти «пираты» со звуком сделали. В противофазе его записали, что ли? Или на своих дешевых помойных компьютерах нормализовали и компрессировали? Звучит, как запись школьного ансамбля на магнитофон «Комета»!

Глава 4

Бандит, который навел пистолет на Краба, злобно ухмыльнулся, сверкнув своей золотой фиксой, и опустил пистолет. Краб остался стоять там, где стоял, продолжая медленно помешивать чай в стакане и чувствуя, как по спине его тонкой струйкой течет холодный пот. Потом глотнул чаю и обратился к бандиту на языке, который тот наверняка понимал:

— Не по-пацански все это, по-фраерски. Вы же, я вижу, пацаны серьезные, а поступаете как на малолетке, ей-богу. Заходите в хату, заварим чифиря да покалякаем за жизнь, выясним, кто вы такие, что за «дояры» такие, из каких краев.

Татуированный прищурился и малость растерялся — он же подготовился к налету — по его сведениям, на территории склада в этот момент должны были находиться только три трусливых охранника! Откуда же тут взялся этот мужичок, так гладко стелющий по фене? Все-таки длительная отсидка в зоне дала Крабу кое-какие понятия, научила разговаривать с людьми любого круга. И научила отличать быдло отмороженное от людей, имеющих в уголовной среде какой-то вес. «Серьезные люди» не осыпают ругательствами типа «парашника» кого попало, осторожно следят за своей речью. Это многолетняя привычка, выработанная зоной, когда за случайно оброненное слово можно ответить жизнью. Эти налетчики — типичные понтярщики.

Татуированный повернулся к Славе и, ткнув пальцем в Краба, спросил:

— А что же ты, баклан, мне втулял, что старшого нет? А это кто тогда?

Слава не знал, что ответить, — решил промолчать. С немого и спроса меньше. Татуированный сунул пистолет за пояс и, кивнув одному из своих, шагнул по направлению к Крабу. Краб обратил внимание, что татуированный сунул за пояс заряженный пистолет. Видно было, что обращаться с оружием бывший зэк толком не умел.

— Мне до фени все авторитеты, — с наездом сказал татуированный Крабу, — особенно московские, я сам по себе и валю всех, кто на путь встанет, ясно?

— Куда же ясней, — ответил Краб, — но без толку валить какой смысл? Ты же побакланить хотел с начальством, я слышал, так давай сначала все обсудим. Тебе-то чего опасаться, ты при оружии, мои люди все мордой вниз лежат. Я сам без ствола и даже без «шила». Пристрелить меня ты всегда успеешь.

Он был в одной тельняшке да в выданных ему Славой рабочих брюках, руки на виду — ясно, оружие спрятать некуда. И все-таки что-то очень тревожило татуированного, что-то его шакалье чутье ему подсказывало, но что именно, он донять не мог.

— Я ничего не опасаюсь, ты понял, фармазон, — наехал на Краба бандит, — я Жора Костромской, может, слыхал?

— Может, и слыхал, — ответил Краб, глянув на лежащего ничком Славу.

Тот, услышав имя убийцы своего друга, зашептал что-то губами, наверное, молился, ведь известно было, что эти отморозки в живых никого не оставляют.

— А я Никола Питерский, — протянул руку бандиту Краб, — будем знакомы.

Жора Костромской услышал до боли знакомую ему кличку, пытался припомнить, где и на какой зоне или на «крытой» он мог ее слышать, но никак не сумел этого вспомнить, поддался первому порыву и тоже протянул вперед руку для приветствия. Его же прикрывал сзади зоновский кореш Пупа с пистолетом в руке — чего ему было бояться какого-то фармазона? Но неожиданно крепкий захват мужика в тельняшке закрутил руку бандита назад и вверх так, что хрустнула кость, повернув его к себе спиной, а левая рука Краба выдернула из его штанов заряженный пистолет, и через секунду его вооруженный кореш Пупа упал с продырявленной пулей головой. И хотя стрелял Краб с левой руки, пуля легла точно между его бровей. Жора пытался вырваться, но Краб левой рукой с пистолетом придушил его, удерживая руку на очень болезненном изломе.

Бандиты с обрезами в панике нацелили на них свое оружие и уже хотели нажать на спусковые крючки, но попасть в Краба, прикрывающегося их лидером, было никак невозможно.

— Суки, не стреляйте!!! — в панике заорал Жора Костромской. — Меня же продырявите!!!

— Оружие на землю, — приказал Краб, — руки за голову!

Но у одного из бандитов нервы сдали, и он с криком: «Да пошел ты!!!» — саданул из ствола двустволки прямо в сторону Краба и Жоры Костромского, а сам побежал к «Волге». Кучный удар дроби из обреза в грудь Жоры был настолько сильным, что Краб едва удержался на ногах. Жора, убитый наповал, стал заваливаться вперед, и Краб сам едва уцелел от выстрела второго обреза — винтовочного, — который сразу же сделал второй бандит.