Перебежчик (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович - Страница 59

В жестоких встречных боях Океания разграбила, но не удержала Арлит, взяла Агадес, Нджамену и Банги, получив новую линию фронта более, чем в три тысячи километров. До следующих очагов цивилизации на востоке оставалось слишком много километров через слишком мало дорог. Янки завязли на достигнутых рубежах, с трудом успевая поставлять еду и патроны из африканских портов, но европейцам снабжение через Сахару или с берегов Нила оказалось нисколько не проще.

Блэкхед запросил еще миллион рекрутов к окончанию сезона дождей в 1988 году. Может быть, очередной кусок пустыни сам по себе того и не стоил. Но выход к Красному морю означал полный контроль над всей Африкой к югу от Сахары с перспективой атаки на богатый нефтью Ближний Восток, теряющий защиту оторванного от морского снабжения европейского Южного флота. В дальнейшей перспективе контроль над побережьем Индийского океана до самой Индии, наведение порядка в Индии до Афганистана включительно и усиление позиций в сторону Индокитая и Индонезии.

21. Глава. Второй первый взгляд.

До музея поехали на метро. Ленинградское метро поразило англичанина до глубины души. Вроде бы просто городской транспорт, но каждая станция как дворец или музей. Это весь город планировался в таком стиле? И над землей, и под землей? Зачем? Ведь те, кто живут в дворцах, не ездят в подземке.

Но метро строили, когда даже начальники жили не в дворцах. Зачем было делать так красиво? Это же не собор с акустикой. Может быть, люди ведут себя приличнее в красивых местах? На полу не наплевано, никто не курит, не кричит, не ругается, и даже бумажки под ногами не валяются. В отличие от лондонской подземки. А что будет, если красиво построить целый город?

Музей истории партизанского движения располагался в старинном кирпичном здании совсем не музейного вида, а скорее промышленного. Два этажа с потолками метра по четыре. Толстые стены из красного кирпича. Никаких окон. В прошлом веке здесь был цех или склад. Потом война изменила ландшафт. После войны окрестности застроили жилыми домами, а отдельные уцелевшие крепкие строения использовали под гражданские цели.

Экспозиция начиналась с Второй Мировой и продолжалась по настоящее время. Путь от входа для посетителей в кабинет директора лежал через залы первого и второго этажа.

Залы ВМВ на первом ломились от экспонатов. Оружие, техника, военная форма, предметы быта, походное снаряжение. Диорамы с военными сценами, макеты замаскированных в лесу поселков, портреты и картины. У экспонатов на пояснительных табличках указывалось, как они попали в музей. Очень многие несли отметку «Найдено таким-то поисковым отрядом».

Кроме советской техники и оружия, присутствовала и вражеская. В линейке немецкой техники стояли обычный грузовик, полугусеничный бронетранспортер, маленькая амфибия-кюбельваген, мотоцикл с коляской и пулеметом. У каждого экспоната располагался стенд с подробным описанием и дополнительными фотографиями. Вся техника была поставлена на ход музейными умельцами и неоднократно снималась в художественных и документальных фильмах.

— Я правильно понимаю, что партизаны это гражданское сопротивление? — спросил Уинстон.

— Да. Просто местные мужики, которые не успели убежать от войны, ответил Колоб.

— Я знаю русские фразы «молчит, как пленный партизан» и «чем дальше в лес, тем толще партизаны».

— Есть такое.

— Вторую я еще понимаю. Чем дальше от противника, тем лучше живется в лесу. Не понимаю первую. Почему эталон стойкости — гражданский, а не кадровый офицер? Ведь гражданский не имеет статуса военнослужащего и не обязан хранить военную тайну, которую ему еще и знать не положено?

— Потому что партизан — местный житель, — напомнил Колоб, — И он скрывается в лесу.

— Это понятно.

— Когда пытают солдата, он может сдать расположение военной части. Противник и так знает, где находится наша армия, с которой он воюет. А в военной части есть, кому отбить атаку. Когда пытают партизана, у него хотят выпытать, где в лесу партизанский лагерь. В лес партизаны уходят со своими семьями, и лагерь это не располага с рубежами обороны.

— Верно. Не пойму, как я сам не сообразил.

— У вас просто партизан никогда не было.

Во втором зале они встретили высокую светловолосую девушку в парадной военной форме. Темно-зеленый китель, застегнутый на все пуговицы, и темно-зеленая юбка-карандаш до колена. Прическа и макияж как из салона. Начищенный красно-коричневый ремень с кобурой и сумочка под цвет ремня. «Фрекен Совершенство», как сказали бы в Стокгольме.

Курсанты получали табельное оружие после присяги и носили его, как все кадровые офицеры, при форме в обязательном порядке и открыто, а при гражданском костюме по желанию и строго в скрытой кобуре. Некоторые особо лояльные категории граждан кроме сотрудников силовых структур тоже имели право на ношение оружия и обязанность применять его в порядке необходимой самообороны и для пресечения преступлений.

В последние годы шведы выдавали курсантам «Глок», но пять лет назад первокурсники получили еще не снятые с вооружения браунинги М1907. Из тех соображений, что курсанту-связисту пистолет выдается «чтобы был», а после распределения в непрерывно воюющую армию не будет проблем получить новый, если этот сломается.

Уинстон и Ингрид замерли, глядя друг на друга. В их первую встречу они выглядели почти так же. Тоже форма, только повседневная, попроще. Тоже костюм, только повседневный, попроще.

Если Ингрид усилила впечатление макияжем и прической, то Уинстону не просто так дали этот костюм. Костюм денди с специально подобранным головным убором и дорогими ботинками ручной работы. Они не должны были посмотреть друг на друга как не в первый раз.

Колоб прошел немного вперед и оглянулся, чтобы поторопить спутника. Англичанин застыл, играя в гляделки со скандинавской красавицей.

— Вениамин, — представился он паспортным именем.

— Ингрид, — ответила девушка.

— Я из Амстердама, а вы?

— Из Стокгольма.

— Надолго в Ленинграде?

— Второй день. У меня каникулы между выпуском и прибытием по распределению в армию.

— Какие у вас планы на отпуск?

— Познакомиться со знающим город симпатичным интеллигентным мужчиной…

—… Военным или гражданским?

— Конечно, гражданским. За военным можно было никуда и не ехать.

— Но не с сутулым клерком?

— Нет. С интеллигентом. Но в хорошей физической форме. Это у вас гражданская «За отвагу»?

— Да, именно она.

— За какую отвагу, если не секрет?

— За участие в ликвидации диверсионной группы. Какие секреты у гражданских.

— Вы прямо гражданский-гражданский? По шраму так не скажешь.

— Следователь по особо важным делам с вашего позволения. Борец с организованной преступностью.

— И часто в вас стреляют?

— Последний раз вчера вечером. Мы брали банду иностранцев на Петроградской стороне.

— Как это романтично! Я думала, такие красивые милиционеры бывают только в кино. Или вы из госбезопасности?

— Что вы. Я один из коллег дяди Степы. Только не местный.

— Я тоже в детстве читала русские книжки.

— Чего вы ждете от визита в этот замечательный город? Может быть, наши пути где-то пересекутся?

— Я хочу культурно провести досуг. Сходить в какой-нибудь хороший театр, съездить в Петергоф, пройти под ручку по Эрмитажу, попить кофе на открытой веранде. Послушать городские легенды, поучаствовать в уличных спектаклях и вообще проникнуться духом города. Чтобы было о чем вспомнить, сидя осенью в блиндаже.

— Поехать в карете на бал, танцевать до упаду, ночью вернуться в номер и отдаться порыву страсти, не успев снять лучшее в мире платье?

— Да. Чтобы вокруг все белое-белое и ничего зеленого. Мягкие перины не как в казарме. Двухместная ванна с пеной вместо общей душевой. Полотенце метровой ширины. И обязательно хочу сделать это, глядя в окно, из которого видно город до горизонта.