Перебежчик (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович - Страница 36

— Уникальный обычай.

— Нисколько. Финны в сауну ходят. Турки в турецкую баню. Даже древние римляне в бани ходили не просто помыться, а за культурным досугом и хорошей компанией. У вас в Лондоне должны еще римские бани стоять, в которых легионеры мылись.

— Не помню.

— Конечно. В них, наверное, до революции дворяне мылись. Ваш король когда-то даже орден Бани учредил. А после — члены Внутренней Партии.

— И теневики.

— И теневики обязательно. Эти и при рыцарях в бани ходили, и при легионерах, — улыбнулся Степанов, — В любую баню без мыла влезут.

Далее русский вкратце напомнил англичанину, что такое русская баня и чему там не надо удивляться, чтобы выглядеть просто забавным европейцем, а не вражеским шпионом. Про веники Уинстон все равно не понял, зачем они нужны, но переспрашивать не стал. Некоторые банные сцены он уже видел по русскому телевидению.

К чаю бабушка подала по розетке меда. Мед слежался за зиму в плотную массу. Степанов показал, что надо согреть ложку в чае, тогда мед брать удобнее.

— Яковлевич принес. Правда, засахарился за зиму. Но видно, что настоящий, не как у цыган. И вот еще морошки попробуйте. В городах ваших такой деликатес за деньги не купишь.

Перед гостями оказались чашки с залитой собственным соком ягодой, не похожей ни на одну английскую. Уинстон вспомнил, что видел такую ягоду в магазине контрабандных деликатесов, закатанную в стеклянные банки. И стоила она столько, что даже Бонни на нее не претендовала. Мед же в Англии производился свой, но его безбожно разбавляли даже на черном рынке.

Морошка оказалась удивительно вкусной. Английские ягоды рядом не лежали.

— Она на грядках растет? Как клубника? — спросил англичанин.

— Морошка любит ножки, — улыбнулась бабушка.

Оказалось, что эта ягода растет на болотах, по одной-две-три штучки на кустике, до следующего кустика несколько шагов, а три литра набираются за половину дня, но потом ягода уплотнится, даст сок, и объем уполовинится. И надо места знать, болото вовсе не покрыто морошкой как грядка. Сезон очень короткий, всего недели две. Урожай совершенно не гарантирован, зато гарантированы комары. Что такое комар, Уинстон знал. Но не представлял, что в таких северных краях москитов больше, чем в тропиках. Хотя бы они не малярийные, и то хорошо.

Утром Яковлевич поднял гостей ни свет, ни заря. Солнце взошло, но Степанов и Уинстон даже позавтракать не успели.

— Идем-идем, в городе отоспитесь, — сказал старик.

— Медведь проснулся? — спросил Уинстон.

— Он, медведь-то, как весна пришла, так и проснулся, — не понял шутку старик. С его точки зрения медведь спал только зимой, а в остальное время круглосуточно вредил народному хозяйству и поджидал охотников.

Уинстон пожалел, что не захватил с собой охотничий костюм с бриджами и шляпой. Неприлично как-то идти на охоту в городском. Еще и с военным оружием. Джентльмены так не поступают.

Оказалось, что здесь свои особенности национальной охоты. Старик надел резиновые сапоги, засаленные брюки со стрелками от городского костюма и флотский бушлат, похожий на бушлаты с иллюстраций к уставам двадцатилетней давности. За спиной у него висела потертая двустволка, у которой на стволах читалось русское ИЖ.

Степанов надел пятнистый комбинезон, наверняка когда-то полученный и списанный с вещевым довольствием на службе. Комбинезон за прошедшие годы местами порвался, и его заштопали зеленой материей, сделав немного более камуфляжным.

Гостю достался старый комплект солдатской формы, кирзовые сапоги и два полотенца.

— Портянки? — спросил Уинстон, вертя в руках полотенца. Что такое портянки, он знал, но как их правильно надевать, даже не догадывался.

— Военный, — сказал Яковлевич, — Как же ты портянки-то не умеешь накручивать? На флоте служил?

— Да, — ответил Уинстон, порадовавшись, что не пришлось врать, — Срочную.

— У вас там поди и в армии сапоги не носят, раз портянок не знают.

— Всегда у нас сапоги носили, только с носками, — возразил англичанин.

— Да ну, кто же сапоги да с носками будет носить, — не поверил старик.

— Все будут, кому положено.

— Так носки собьются.

— Раньше были длинные носки с подвязками под коленом. А про сапоги у нас даже сказка старая есть «Кот в сапогах».

Яковлевич нахмурился. Определенно, он эту сказку знал, и никаких портянок там кот не наворачивал.

— Она у вас чем заканчивается? — спросил Степанов.

— Кот побеждает людоеда и все живут долго и счастливо, — ответил Уинстон, продолжая вертеть в руках портянки.

— Что ты как нерусский, право слово, — сказала бабушка, глядя на гостя, попавшего в неловкое положение, — Не умеешь, так и не берись, ноги сотрешь. Вот, возьми носочки теплые.

Толстые вязаные шерстяные носки попахивали псиной и с трудом влезли в сапоги, но с ними чужие сапоги сели на ноги, нигде не натирая и не болтаясь.

— Надо было свой охотничий костюм и шляпу взять, — сказал Уинстон, глядя на себя в старое мутное зеркало.

В застиранной солдатской форме без знаков различия он походил на военнопленного. Какая может быть охота в таком нелепом виде?

— Шляпу? На, — Степанов выкопал в недрах шкафа старую черную фетровую шляпу с ленточкой, об колено выбил ее от пыли и протянул гостю.

Уинстон решил подыграть и надел шляпу. Никто даже не улыбнулся.

— Твой размер, — серьезно сказал Степанов.

— У вас принято ходить на охоту в старой одежде? — спросил англичанин.

— Не на охоту, а вообще в лес, — ответила бабушка, — Перед кем там красоваться-то?

— Медведь со смеху помрет?

— Медведь, он вообще шуток не понимает, — сказал Яковлевич, уподобившись в этом контексте медведю, — У него по морде ничего не поймешь, пока не цапнет.

Степанов открыл шкаф, достал патронташ и диковинное трехствольное ружье с немецкими надписями на стволах.

— Странное оружие, — сказал Уинстон, — Дорогое?

— Наверное, — ответил Степанов, — Это мне немец-пилот подарил. Его узкоглазые сбили над тайгой, а я нашел и к нашим вывел. Немцы своим пилотам такие ружья в комплект кладут на случай вынужденной посадки.

На прикладе красовалась латунная табличка. «В/с Н-ской части от б-ских т-щей».

— Нельзя было понятнее написать? — спросил Уинстон.

— У нас тогда цензура свирепствовала до одури. Бывало, откроешь газету, а там «Вчера в нескольких местах на фронте был обнаружен противник. Некоторые части нанесли удары штатным вооружением. Противник понес потери убитыми и ранеными».

— Сейчас не так?

— Давно уже не так. Верховный сказал, что такие новости любой дурак напишет, не выходя из кабинета, и за такую работу зарплату и должности получать все равно, что воровать у государства. Так что вся командная вертикаль военной цензуры поехала на передовую простыми мотострелками.

— И цензуру отменили?

— Зачем? Просто порядок навели. Знаешь русскую пословицу «заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет»?

— Кому расшибет? Хотя какая разница. В вашей церкви духовная практика не связана с рукопашной подготовкой, как у китайцев. А мне с каким оружием идти?

Степанов достал из шкафа знакомый карабин Симонова с подпаленным прикладом. Как они тут небрежно к вещественным доказательствам относятся.

— Этот карабин тебе знаком, — утвердительно сказал он и подал обойму патронов.

— Да. С какого расстояния стреляем? — Уинстон положил обойму в карман и взялся за регулируемый целик, оставшийся на отметке «4».

— В упор не промахнешься, — Степанов улыбнулся.

— В упор?

— К медведю надоть поближе подойти. И стрелять по месту, — строго сказал Яковлевич, — Чай, не в армии. Он, медведь, отстреливаться не будет.

— А он от нас не убежит?

— Я ему ужо убегу! От Пушка еще не один не ушел.

Во дворе охотников поджидал крупный широкогрудый и толстолапый бело-рыжий пес. Его шубе позавидовала бы любая английская собака. Шерсть росла как бы стоя, от плотности не имея возможности расти «по шерсти». Даже стоячие уши поросли изнутри густым мехом. Хвост, когда не махал во все стороны, сворачивался в кольцо на спину.