Явление Зверя - Ермаков Александр - Страница 3

Мырлок, в свою очередь с интересом рассматривал незнакомца. Рассматривал не любопытства празного ради — соображал пес войны, не зашибить ли того, раз уже рядом. Шансы свои прикидывал. Расклад получался не в его пользу. Здоровый мужик, крепкий, морда гладкая, как у младенца, а сам, чай не пацан уже — знать сыто живет.

Но даже не мощь фигуры незнакомца, а небрежность тигриной свободы движений, уверенность быстрой силы зверячей останавливала Мырлока, говорила, что встретился он с хищником покрупнее, много опаснее. А особо пугали глаза незнакомца, взгляд их зло-равнодушный.

Безбородый, как торговые гости из восточных краев, одного такого купца порешил Крысий Хвост, да у тех борода вовсе не растет — не из них он. Бывает бароны поморские в знак своего высокородного чина бороды выдергивают, да зачем из такой то дали в Блудный Бор барону припереться, да еще в одиночку. На русалок разве поглядеть, так, говорят, в ихних краях тех русалок пруд пруди, только морских, сиренами называются.

Да и есть щетина на роже незнакомца, — пригляделся в свете костра Мырлок, только тот видно соскабливает ее ножем. Делают так, говорят, сам то он их слава Бугхку не встречал, темные монахи храмовники-тамплиеры. Живут они за Проклятыми горами в своих монастырских крепостях, мерзостями колдовскими занимаются. Не схожи они с монахами-рукоблудцами из местных аббатств. Грозные воители эти тамплиеры, жестоки и коварны. С такими лучше не встречаться, обойти дальней дорогой. Да не похож этот безбородый на храмовника, тех легко распознать — знак тригона кверху задом левой рукой ложат. Нет, не монах он, а кто такой, сам Старый Ник не разберет.

Ну, а одет, в каких краях такие наряды бывают? Сапоги короткие и с веревочками по середке, штаны, во, широкие, бесстыдно кильт не носит, всему миру являет откуда у него ноги ростут. Куртка ничего, кожи хорошей, а все же странная куртка. Мешок походный заплечный материалу блестящего, высокий, со многими ремешками нашитыми, цепляет ими мужик свой скарб и приторочен сверток узкий, но длинющий, в рост человека.

Чудная вещь, одно слово — не тутошная.

— А рази тя гром! На кой ляд мне сдалось кто он есть. Предложил, придурошный, мяса пожрать, раздельть трапезу и то ладно будет. — Подумал Крысий Хвост и сел к огоньку поближе.

— Мырлок я, а кличут Крысим Хвостом. — Представился.

— Рад познакомиться. — С равнодушной вежливостью отозвался мужик, имени своего, подлец, однако не назвавши. При этом так поглядел своим взглядом дурацким, что Мырлок решил: — Ну не хочешь говорить, так и леший с тобой.

Незнакомец посмотрел на спутницу Мырлокову, потом неспешно возвратил долгий свой взгляд снова на него.

— Ну, чо уставился, как упырь? — Подумал Мырлок и поежился от своего сравнения — а вдруг и вправду? Однако, зачем вурдалаку жаренное, не едят они такое, знать не вурдалак этот мужик. Помялся, потом мотнув в сторону девчонки головой сказал:

— А ее Гильдой зовут, трофей мой клятый. — И зло сплюнул в костер.

— Рад познакомиться. — По-прежнему ответил безбородый и добавил совсем уж некстати: — Очень приятно.

Тем временем мясо подоспело.

— Не найдется ли у вас хлеба? — Спросил незнакомец. Не хотелось Крысьему Хвосту хлебом делиться, поерзал, но под противным взглядом мужика чудного полез нехотя в свой дорожный мешок, на ощупь выбрал меньшую горбушку, вынул, отломил кусок, протянул. Незнакомец хлеб то взял, а разделав жаренную тушку большущий кусок, гад эдакий, в сторону отложил, остальное на части разрезал.

Ну и нож, однако! Обоюдоострый, длинный, тонкий, а на том месте, где обычно кровоток бывает — пусто, нет ничего. Будто ленивый кузнец по пьяному делу две пластины железные склепал с одного конца, а с другого всунул в рукоятку. Резал этот чудной нож однако неплохо.

Незнакомец ножик свой обтер о хлебную горбушку, обратно за халяву сапога засунул. Потом себе один кусок оставивши, протянул два других Мырлоку с Гильдой.

Крысий Хвост, ясное дело, Гильдину долю забрал сразу. Обойдется девка и куском хлеба, а ты, безбородый, один кусок жри, раз дурак такой, сразу на двоих делить надо было. Эх, хорошо мясо пошло, а то весь слюной изошел.

Съев половину довольно рыгнул, потянулся. Как-то веселей стало, не так уже Блудный Бор пугал. Подобрев вытащил флягу, потряс, там еще оставалось. Хлебнул и предложил безбородому. Тот отказался, и то славно, еще хлебнул.

— Слышь, а чо мы жрем-то? — Пришло в голову спросить.

— Кролика. — Равнодушно ответил незнакомец.

— Чево говоришь?

— Говорю — кролика мы едим.

— Кролика? — Удивленно повторил Мырлок. — Не слыхал о таком, а чо за тварь?

— Кролик, как кролик, вроде зайца, только в норе живет.

— Да че, ты — то кролик, то заяц, ничо не пойму. По-человечески растолкуй.

— Кролик, это такой зверь, — стал объяснять незнакомец, странно поглядывая на Мырлока с Гильдой. — Небольшой такой, хвост маленький, уши большие, прыгает.

— Ну, ты смотри, в жисть такого не видывал, это ты его где заохотил?

— Да, — незнакомец почему-то замялся, видать не хотел чужому человеку свои охотничьи угодья открывать. — Да вот здесь. — И неопределенно головой покрутил.

— Иш, ты, чо только в этом Блудном Бору не водится. — Мырлок было даже запереживал — не ядовит ли этот невиданный зверь из поганого леса? Но незнакомцу тот видно был хорошо знаком, он с удовольствием наминал жаренное, Крысий Хвост успокоился и громко чавкая принялся за второй кусок.

Закончили кушать. Незнакомец вытащил из кармана тряпку, вытер ею рот, спрятал обратно. Потом достал коробочку маленькую, вынул из нее белую палочку, засунул в рот, к другому концу поднес уголек, потянуло табачным дымком. — Ишь,ты, Мырлок и себе кисет вынул, трубку набил крепкой махрой. Затянулся. Подсобрался, и подзадрав ногу, пустил ветры.

— О, работаить утроба ишо, а то я думал, совсем ужо охлял. — И снова пустил ветер гнилостный.

Большой был затейник Мырлок. Мастерски эту шутку шутил, неизменно до слез потешая своих сотоварищей походных. Рассмешить незнакомца однако не получалось.

— Во, отмороженный, сидит как сыч, ну да и ляд с ним. — Думал Мырлок, однако настороения сытого, благодушного не утратил, хотелось покалякать.

— А как в твоих краях жисть, то?

— Да жизнь, как жизнь, обычная, скучная. — Сухо отозвался неразговорчивый незнакомец.

— Эко беда, скучная. Во, а у нас то жисть ну чисто собачия. Никакого те умиления. Трудиси, трудиси, пупок надрываешь, а все за зря, толку то — фигу. — Мырлок нечистыми пальцами показал, что поимел от жизни.

— Я вот, браток, поднарядился было воевать к лорду Глодскому. Ну чин чинарем договорились за заработок, по рукам ударили, выпили как положено. Ну, не с самим лордом, конечно, а с евойным вельделяем[2].

Скоро пошли походом. Идем, идем, а фигу тебе не деньги, и харч такой, прямо тебе скажу дрянной больно. А пиво, так вообще кисляк один, протухло, как я еще сопливым бегал. Ну вот идем мы, гутарит сотник, мол возьмем крепость Сол, так поживы будет, всем хватит. Крепостенка эта я те, браток, скажу дрянная. Не стены, одни развалины, какя там к черту пожива, думаю. И прав был, ни хера то там, окромя черепков битых и не было. Едно что — во, кинжалом обогатился. А намордовались мы то крепость бирючи, ужасть как. Народ там дикий сидел, не хотел сдаваться.

Дрались как черти. Моему корешу Лысому Эрлоку так камнем по башке зарядили, шлем снять не смогли. Так его в каске и закопали. Во дела какие.

Мырлок попыхтел трубкой, поглядел на незнакомца ожидая встретить понимание, сочуствие жизни его собачей. Но тот сидел уставившись в костер и то-ли слушал, то-ли нет, было непонятно. Крысий Хвост еще хлебнул из фляги и сыто рыгнув продолжал.

— Ну крепостенку то мы эту взяли. Кого на стенах порубили, кого в конюшне эакрыли и спалили к чертям собачьим. Во, а денег шиш.

Ну дальше идем воевать. Наши то основные силы далеко ушли, пока мы под той развалюхой вожжались, ну, а какая тебе дорога да опосля всего воинства. Что те не сожрали, то селяни, черти хитрые, попрятали и сами по лесам схоронились. Куды тут прохарчиться. Хош бы петуха какого поймать. Куды там, ну помирай прямо тут с голодухи.