Явление Зверя - Ермаков Александр - Страница 27

Братья, и это было доказано следствием, поддерживали между собой тесный контакт, встречались многократно, последний раз незадолго до знакомства Ромку со Стиллом.

Следственная версия казалась перспективной. След протянулся дальше к некоей препараторщице из секретной лаборатории К-7Б. Детальной проверкой было установлено, что оная препараторщица, хотя и находилась в браке, но счастья в личной жизни видела мало. Семья ее, наскоро слепленная студенческой свадьбой, еще в медовый общежитиевсий месяц дала трещину. В скорости супруга стала она видеть от случая к случаю. И случаи эти были неприятны. Благоверный объявлялся если не пьяным в дым, то похмельным, с намерениями далекими от семейного идеала. То ему надо было поменять гардероб соответственно сезону, то опохмелиться нашару, да деньжат прихватить, то жене набить морду за изменническое ее поведение, то трахнуть, согласно своим первородным правам. Иногда все сразу, иногда в комбинациях — и трахнуть и морду набить. Изменническое же ее поведение вызывалось душевноматочной неустроенностью соломенной вдовы, как это издревле повелось на Великой Руси у солдаток и каторжанок-острожниц, понятной бабской тягой к мужской ласке да ответственности надежной. Не находя той опоры в своем благоверном, пускалась во все тяжкие препараторщица с мужской половиной инженернотехнического персонала лаборатории К-7Б, но и среди них находила одну интеллигентскую хлипкость да ненадежность изрядно феминизированных белых халатов. Тут-то она и сошлась с легендарным галицким пилигримом. Твердой рукой он, что копал очередную канаву, что сало резал, что самогон наливал, что препараторшу гладил. Но в скором времени и в нем разуверилась бедная баба. Если его дремучее галицийское невежество и окупалось в какой-то мере кондовыми качествами гвозди заколачивать и всякую другую мужскую работу справно править, то в семейном отношении, надежности в нем было не более, чем постоянства у погоды в горах Карпатских. Угадывалась в нем бесшабашное матримониальное разгильдяйство идейного бича, батярство галичанское, а по-российски — душа бурлацкая, перекати-поле, домашнему очагу чуждое.

Источники информировали, что приехав в Дубну, встретился Стилл с подвижником, привет от брата передал, сто грамм выпил. И тот, бродяга вселенский, узнал душу родственную, но много более возвышенную, с легким сердцем передал славному лыцарю себе не принадлежащее, порядком уже надоевшую препараторшу. Начинала тяготить она своей любовью, борща, однако, варить не умеючи, подсовывала ему, святому паломнику, окрошку квасную, то месиво, что только москаль со свиньей жрать могут.

Не требовалось и заключения дипломированных экспертов психологов да сексологов из контрразведки АСДековской, хоть и были собраны они, эти заключения, дотошной Зиберовической командой, чтобы понять, как мог покорить бабье сердце, каким сказочным принцем, живым героем Барбары Картленд, показался золушке-препараторщице, недоброшенной жене, не полюбленной любовнице сын миллионера, курсант Вест Пойнта, студент Йеля, аферист Стилл Иг. Мондуэл.

Словом, источник утечки информации в кратчайшие сроки был выявлен, от общества изолирован и строго допрошен. Источник сознался, что указанный Стилл Иг. Мондуэл, действительно проживал какое-то время на ее, препараторшиной, жилплощади. Был предупредителен и вежлив, в беседе обаятелен, проявлял живой интерес, как показалось к производственным проблемам своей подруги. А на самом-то деле, без труда выведал все стратегические тайны, лишний раз доказывая, известный Зиберовичу постулат, что болтун — находка для шпиона. Потом постоялец внезапно засобирался на рыбалку, спаковал рюкзак и чехол с, как он говорил, удочками и вечером известного дня ушел из дому. Более его препараторщица не видала, и где он рыбу рыбачит не ведала.

Зиберович как раз ознакамливался с предварительными материалами, как зазвонил зумер видеофона секретной правительственной связи, такой секретной, что даже самому генералу Зиберовичу знать его номер неполагалось. Не должен был он это знать, но конечно же знал.

— Кой черт? — Подумал контрразведчик. — С этим номером под расписку были ознакомлены государственные деятели рангом не ниже главы государства. Ознакомившись они, естественно, его тут-же забывали, а их секретари к тайнам какого рода допуска не имели, и если было надо, набирали номер обычный. Поэтому секретным видеофоном пользовались все кому не ленень.

На этот раз, чертом, которому не лень, оказался пахан паханов, крестный дедушка международной мафии. Он был весьма встревожен всемирной полицейской активностью.

— Ша, начальник, — заботал крестный дед на фоне Сицилийского пейзажа. — Пошто дело шьешь? Век свободы не видать, мы в натуре в этом деле чистые, я тебе фуфло не двигаю, будь спок.

— Чего развопился, будто фраер на бану, спонтом тебя ширмач обшмонал? Что за наезды? Чем тебя жизнь не устраивает?

— Mama mia, разве это жизнь, porca Madona! Всех блатных корешей лягавые повязали, porca Diavolo [11]! — Разорялся пахан.

— Киш мире ин тухес! — Не выдержал Зиберович. — Когда ты успел макаронником заделаться, а, дядя Беня? Забыл, старый поц, как на Ланжероне стоял на стреме, забыл раббе Голдхера? Да, кстати, как там тетя Софа?

— Спасибо, раббе Мойша, все хороше, вот только немножко имеет понос.

— А что так?

— Она опять объелась бананов. Я ей всегда говорил: Софочка, банан это не яблоко, если ты их не хочет чистить, так хотя бы помой. Но разве она меня когда-нибудь слушала? Она меня и сейчас не слушает. Она всегда ест их так и всегда имеет понос. А как раббе Голдхер?

— О, раббе Голдхер! Раббе Голдхеру недавно было хуже всех, а теперь ему уже лучше всех.

— Да что Вы говорите? Я ничего в этой глуши и не слышал. Это был такой замечательный человек, он так делал обрезания, просто цимес. Так теперь никто уже не умеет. Вы меня очень расстроили.

— Дядя Беня, ты меня расстроишь еще больше, если окажется, что это твоя шпана сделала заботу на мою голову. — Зиберович уже знал, что Бенина шпана никакого отношения к Дубненскому инциденту не имеет, но по привычке темнил.

— Вы меня обижаете, раббе Мойша. Вы мне не верите. Ну разве стал бы я Вас обманывать? Ну, скажите мне, пожалуйста, зачем моим мальчикам Ваш кролик? Был бы это соболь, или хотя бы чернобурка, но кролик. — На физиономии дяди Бени было написано искреннее огорчение, однако быстро сменившееся радужной улыбкой. — Раббе Мойша, я все понял, Вы со мною хохмите. Такой проницательный человек, как Вы, уже давно понял, что весь этот гевалт поднял Стилл Мондуэл, тот самый поц, который замочил моего Кубинца. Да попадись мне на шнифты этот петух голландский, я его сам посажу на пику. Падлой буду, землю жрать буду, но демократию-мать — не забуду! — На этой патриотической ноте крестный пахан окончил разговор и отключился.

Зиберович почесал ухо. Несмотря на годы работы в своей деликатной области он не мог перестать удивляться условиям демократии, которые на языке научного руководителя Дубненского центра, были «необходимые и достаточные», для того, чтобы по секретной связи к нему звонил тот, по ком, положа на сердце руку, уже давно должен был отзвонить колокол тюремного кладбища.

— Ах, чтоб тебя! — В сердцах ругнулся генерал. Уже всякая шпана была в курсе и об инциденте в Дубненском Центре, и о лаборатории К-7Б, и обо всем прочем. Причем, похоже, даже раньше самого шефа секретного департамента. — Нет, так работать нельзя. Это какой-то дурдом! — Зиберович, по долгу службы не щадил ни своего, ни чужого живота, обороняя демократические ценности, сам склонялся в пользу тоталитарного устройства общества.

Демократия — оно, конечно, спору тут быть не может, дело хорошее. Но все хорошо в меру. Демоктатия в дурдоме, вещь бессмысленная. Перегрызут психи друг дружку, вот и вся недолгая.

А нынешнее, по мнению генерала, общество от дома скорби если и отличалось, то в весьма незначительной мере. Красные, голубые, коричневые, белые, зеленые. Озохенвей! Не многовато ли красок в палитре. А добавить к ним невидимые составляющие политического спектра с общей приставкой «ультра». А эти радикалы, особенно свободные. Каждому юиохомику известно насколько это агрессивные соединения, порой смертельно опасные для живого организма. И общественного тоже. Лучше эти радикалы связать.