Эксперимент (СИ) - Юнина Наталья - Страница 62

– Да ничего страшного. Все нормально, – кстати, ни фига не нормально. Только сейчас понимаю, что у меня болят ноги. Обе. Скорее всего, это результат недавнего падения, а теперь ещё царапин на одной ноге.

– Слава, а ты нас не представишь друг другу?

– Ну я думаю, и так понятно, что это Наташа, а ты моя мама. Перемотаем этот дурацкий момент знакомства и ненужные никому слова. Мы пойдем, нам нужно обработать ей ногу.

– Ей это кому, Славочка?

– Наталь Санне, мама.

– А Наталья Санна кем тебе приходится? – молчание. Затяжное. Мне становится еще более неловко. Архангельский, кажется, вообще не смущен. Я бы сказала, что ему весело. – Невеста, да?

– Хорошая попытка, мам, – не скрывая усмешки, выдает Слава, забирая из моих рук бокалы.

– Что-то я не вижу колечка на пальце. Очень приятно познакомиться, Наталья.

– Взаимно, – после небольшой паузы произношу я.

– А вам сколько лет, Наташенька? – странное дело, «Наташеньку» я не люблю почти так же, как и «Натаху», но из уст этой женщины эта интерпретация моего имени выглядит нормально.

– Двадцать один.

– Прекрасный возраст для замужества и рождения детей. Я в это время уже как раз родила Славу. Наташа, а у вас какой размер безымянного пальчика? – остановите землю, я сойду. Как с такой матерью Архангельский до сих пор остался холостым. Несмотря на недавний стыд, сейчас мне почему-то весело.

– Правой или левой руки?

– Обеих. Сейчас же вроде модно, сначала помолвочное кольцо на одной руке, а потом обручальное. Да, Слава?

– Я в душе не е… не знаю, – Господи, ну разве так можно? Еще пару минут назад я думала помру от стыда и стресса, а сейчас я еле сдерживаюсь, чтобы не заржать, смотря на Архангельского. Эх, гулять, так гулять.

– Да, все правильно, Александра Дмитриевна. Помолвочное кольцо на левую руку, обручальное на правую. Помолвочное может быть с бриллиантами и любыми другими камнями, а вот обручальное без каких-либо камушков, чтобы семейная жизнь была гладкой. На левой у меня пятнадцать с половиной, на правой шестнадцать.

– Ну вот, Слава, ты запомнил?

– Еще б не запомнить такую аномалию развития, как разного размера пальцы.

– Ну, если забудешь, я напомню. Наташенька, а вы где-нибудь учитесь или работаете? – мда. И не работаю, и не учусь. Фу, позорище.

– Летом поступаю в универ, а так… работаю секретарем у психолога, – ну, почти правда.

И тут неловкость возвращается с лихвой, особенно, когда я понимаю, как эта женщина смотрит на бутылку в моей руке. Надо срочно переключить внимание с моей скромной персоны на Архангельского.

– Я хотела извиниться за слово, произнесенное мной на букву «п», оно вырвалось у меня случайно. На самом деле, это все Слава виноват, он так много ругается матом, что видимо это отложилось у меня в подкорке. Я вообще никогда не ругалась матом. Сегодня первый раз. Можно сказать, я матерная девственница. И пить я не пью. Это для Славы. А мне бокал для воды.

– Да, все именно так и есть, – ухмыльнувшись, произносит Архангельский, беря меня под руку. – Мам, думаю, тебе пора уделить внимание твоей кошке и не выпускать ее по возможности из комнаты, а нам обработать Наташину ногу. Если саблезубая после прихода в себя будет не в порядке, в чем, к сожалению, я сомневаюсь, маякни мне, ее отвезут в ветеринарку. Ну, судя по тому, что она уже приходит в себя, правило девяти жизней действует. Спокойной ночи, мам.

Не дожидаясь, пока Александра Дмитриевна еще что-нибудь скажет, Слава ведет меня за собой, не оглядываясь назад. Только на лестнице отпускает мою руку, но первой пропускает меня. Видимо, у Славиной мамы недостаток общения или попросту желание женить сына на ком угодно.

– Наташенька, постойте, – останавливаюсь на середине лестницы. Перевожу взгляд на Славину маму, мирно устроившуюся на диване, здоровой рукой, поглаживающую кошку. – Скажите, а как вы относитесь к выращиванию овощей?

– Очень хорошо. Люблю все, что связано с рассадой, – на задумываясь, произношу я.

– Ну и кто из нас пиздабол? – шепчет мне на ухо Слава.

– Ты, – так же тихонько произношу я.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Какая прелесть. И что вы выращиваете, Наташенька?

– Выращивала, если быть точной. Два последних года как-то не срослось. А так помидоры и огурцы. Ну и зелень.

– Как здорово в таком возрасте любить огород. А какие у вас любимые сорта помидор? У меня «монгольский карлик» и «Верочка», – вот теперь Слава не скрывает усмешки. Смотрит на меня так… победоносно, что ли. Мол, давай выкручивайся, фантазерка.

– Я выращивала на балконе, поэтому и сорта люблю специфические. «Монгольский карлик» у меня не прижился, да и кислый он. Я любила сажать «Балконное чудо». «Филиппок» тоже хорошо заходил. Ну и, конечно, «Пиноккио». А из огурцов «Маша», «Зятек» и «Емеля».

– А я «Зозулю» люблю, – улыбаясь, произносит женщина. – Ну ладно, не буду вас отвлекать. Кошачьи царапины плохо заживают. Надо их скорее обработать.

– Вот-вот, – раздраженно бросает Слава.

Стоило только войти в уже позабытую спальню Архангельского, как он усаживает меня на кровать, наконец забрав бутылку вина. Возвращается из ванной с мини аптечкой и не мешкая стягивает с меня джинсы.

– А нежнее нельзя?

– Ты подписала себе приговор.

– Ты про женитьбу? Да успокойся, я не собираюсь замуж в ближайшие лет пять. Так что расслабь булки. Но мне было приятно смотреть на то, как ты выкрутишься. Я тебя троллила и с размером кольца, и с пальцами рук. Просто подыграла твоей матери. Веселая женщина. Не грузись ты так, будешь холостым, – ну хоть бы улыбнулся, так нет же, максимально серьезный. – Ай! – дергаю ногой, как только он проводит ватным диском по царапинам. – Да за что?!

– До свадьбы заживет.

– Не думала, что ты такой мстительный.

– Это перекись. Я не виноват, что она так действует. Говоря про приговор, я не имел в виду свадьбу.

– А что ты тогда имел в виду?

– Филиппок, Маша, Емеля, Верочка. Дружить ты глупая будешь в ближайшее время с ними. Мама в начале марта сажает всю эту херотень. Угадай, кто теперь будет это делать за нее?

– Ты?

– Жопой нюхаешь цветы. Ты. К гадалке не ходи. Ты что реально все это выращивала на балконе? Или читала какую-нибудь газетенку и на лестнице импровизировала?

– Правда выращивала. Мне нравилось. Есть в этом что-то такое, когда всходит то, что посадил своими руками.

– Девки в твоем возрасте на свидания ходили, трахались во всю, а Наталь Санна помидоры выращивала.

– Это плохо?

– Пожалуй, хорошо, – после небольшой паузы наконец произносит Слава.

Странно, но, несмотря на не самый приятный вечер и саднящие коленки, мне сейчас очень хорошо. А утром становится еще лучше, когда, проснувшись я узнаю, пожалуй, лучшую новость за последнее время, о том, что мой брат пришел в себя. ***

Кривляние для извращенца фотографа, а по-другому его не назовешь, сейчас меня настолько раздражает, что все, о чем я думаю – как, наконец, свалю отсюда. Самое ужасное, что с каждым днем я сомневаюсь все больше, а нужна ли мне вся эта актерская и модельная жизнь? Так ли я хочу на самом деле быть актрисой. Ужасно осознавать, что возможно столько времени я жила какими-то иллюзиями.

Память частенько подкидывает слова, сказанные Славой во время игры в карты о том, что я не стану актрисой и выбрала эту профессию не от любви к камере, а чтобы восполнить недостаток внимания в детстве. Как бы мне ни хотелось это признавать, но что-то в этом есть.

Сейчас, когда у меня этого внимания в избытке, то от Архангельского, то от его мамы, я перестала нуждаться в таких вещах, как засветиться на камере. А ведь когда-то я мечтала хотя бы об эпизодической роли.

Вернувшись на работу к Ксении, я как будто вернулась на свое место. И за два прошедших месяца, я ни разу даже не сходила ни на один кастинг видео съемок. Исключительно фотографии для каталогов одежды и косметики. И то, только потому что за это приятно получать деньги. Особенно сейчас, когда я потратилась на дорогущие купальники.