Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Солод Вадим - Страница 78

Ст. 142. Умышленное убийство карается лишением свободы на срок не ниже восьми лет со строгой изоляцией, при условии его совершения:

а) из корысти, ревности (если она не подходит под признаки ст. 144) и других низменных побуждений; б) лицом, уже отбывшим наказание за умышленное убийство или весьма тяжкое телесное повреждение; в) способом, опасным для жизни многих людей или особо мучительным для убитого; г) с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление; д) лицом, на обязанности которого лежала особая забота об убитом; е) с использованием беспомощного положения убитого.

Ст. 143. Умышленное убийство, совершённое без указанных в предыдущей статье условий или обстоятельств, карается лишением свободы на срок не ниже трёх лет со строгой изоляцией.

Примечание: «Убийство, совершённое по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается».

При таких обстоятельствах пришлось на IV сессии ВЦИК срочно вносить изменения в статью 143 Уголовного кодекса республики.

Председатель медицинской комиссии при Алтайском губисполкоме И. В. Григорьев проводит самостоятельное медицинское освидетельствование местных руководящих партийных, советских и комсомольских кадров, в ходе которого больных неврастенией и прочими нервными болезнями выявлено 76,4 %. Специальная комиссия признала удовлетворительным здоровье только одного человека. Исследование подтверждает вывод о том, что по мере возрастания занимаемых должностей в чиновничьей иерархии растёт и число нервнобольных, их занимающих.

В 1925 году активному участнику Гражданской войны И. М. Горелову было отказано в приёме в Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова из-за его непролетарского происхождения. Отказ он обжаловал, обратившись в ЦК партии: «…я безусым 18-летним мальчишкой с беззаветной преданностью добровольно бросился защищать завоевания революции, меня никто не гнал… Нужно было во имя партии и революции производить массовые расстрелы — расстреливал. Нужно было сжигать целые деревни на Украине и в Тамбовской губ. — сжигал, аж свистело. Нужно было вести в бой разутых и раздетых красноармейцев — вёл, когда уговорами, а когда и под дулом нагана».

В одной из оперативных сводок Политуправления РККА говорится: «Помкомвзвода Тилеев, на почве нервного расстройства, построил своих красноармейцев и скомандовал „Внимание“ — и выстрелил в себя».

В сводке информационного отдела ЦК ВКП (б) о болезненных явлениях в партийных организациях от 28 марта 1928 года приводятся следующие факты: «Руководящая группа работников (не только узкий круг верхушки) в течение 2-х, а местами и 3-х лет систематически занималась пьянством, кутежами, дискредитированием на этой почве партии, картёжной игрой, растратой государственных денег, вербовкой в специальных целях сотрудниц учреждений и т. п. (Иркутск, Славгород, Херсон, Вельск)… Для всех этих организаций является характерной атмосфера замалчивания, безнаказанности и круговой поруки со стороны ответработников. В этом отношении следует особо отметить факт самоубийства в Славгороде одного партийца в знак протеста против режима в организации».

Ещё в одном документе ЦК ВКП (6) по поводу расследования причин самоубийства большевика Луковецкого отмечается: «Бывший курсант, краскам, удостоившийся отличия со стороны Троцкого, как боевик был переброшен из Харькова в Сумы… В оставленном письме (в организацию и кт. Троцкому) жалуется на невнимание к старым революционерам-бойцам, к которым себя причисляет, на несправедливое отношение к себе… И, наконец, пишет, что не может понять настоящую действительность, упомянув помилование Савинкова» [1. 249].

И снова уголовное дело, извините, категории «из ряда вон». На скамье подсудимых двое: комбриг Тертов, член партии с 1904 года, легендарный будённовец, получивший в боях 11 ранений и один из первых кавалеров ордена «Красное знамя», слушатель Краснознамённой Военной академии РККА и гражданка Нина Мачабели — служащая сберегательной кассы Наркомфина, самодеятельная актриса и, как было написано в её анкете, «бывшая княжна».

Комбригу предъявлено обвинение в умышленном убийстве своего сокурсника Дьяконова — героя Гражданской войны, награждённого двумя орденами «Красное знамя», бывшего казачьего прапорщика, члена РКП (б). По версии следствия, красные офицеры сошлись на дуэли, причиной которой была красавица Мачабели. Инициатором поединка свидетели называли Дьяконова, по требованию которого все трое встретились 1 мая в 6 утра в Нескучном саду. Дуэлянты уговорились установить дистанцию в 40 шагов. Однако, не дожидаясь, пока его противник займёт позицию, Дьяконов начал прицеливаться, но Тертов успел выстрелить первым, и тот был убит. Гражданка Н. Мачабели была обвинена следствием в том, что, зная о поединке и присутствуя на нём, являясь в то же время причиной ссоры двух товарищей, она не предприняла никаких мер к предупреждению преступления.

В итоге судебного разбирательства комбриг Тертов был признан виновным по двум основаниям: ст. 144. УК РСФСР «Умышленное убийство, совершённое под влиянием сильного душевного волнения, вызванного противозаконным насилием или тяжёлым оскорблением со стороны потерпевшего, которое карается лишением свободы на срок до трёх лет» и в дискредитации Советской власти (гл.1. УК РСФСР «Государственные преступления»). Принимая во внимание биографию подсудимого, его героизм, проявленный на фронтах, многочисленные ранения и безупречную службу в Красной армии, суд приговорил орденоносца к полутора годам тюремного заключения без поражения в правах. Виновница конфликта Нина Мачабели была подвергнута административной высылке из Москвы, с запретом проживать в крупных городах в течение трёх лет.

В 1928 году Николай Эрдман написал пьесу «Самоубийца», которая очень понравится А. М. Горькому, А. В. Луначарскому и К. С. Станиславскому. Поставить трагикомедию собирается Всеволод Мейерхольд, но она запрещается Главным комитетом по контролю за репертуаром при Народном комиссариате по просвещению РСФСР (Главрепеткомом).

Отзыв о пьесе председатель комитета К. Д. Гандурин (Лукичёв) направляет лично И. В. Сталину: «Главное действующее лицо пьесы Эрдмана „Самоубийца“ — Федя Петунии. О нём говорят в течение всей пьесы, но он ни разу на сцене не появляется. Петунии — единственный положительный персонаж пьесы (писатель, прозрачный намёк на Маяковского) — кончает самоубийством и оставляет записку: „Подсекальников прав, жить не стоит“.

В развитие и доказательство смысла этого финала, по сути дела, и построена вся пьеса в весьма остроумной форме (повторяя „Мандат“ того же автора), излагающая анекдотический случай с обывателем мещанином Подсекал ьниковым, в силу целого ряда житейских обстоятельств симулирующего самоубийство.

Пьеса полна двусмысленных ситуаций. Она как будто стремится дать сатиру на обывателей, мещан, внутри эмигрантствующих интеллигентов, но построена таким образом, что антисоветские сентенции и реплики, вложенные в уста отрицательных персонажей (а отрицательные персонажи все действующие лица), звучат развёрнутым идеологическим и политическим протестом субъективного индивидуализма и идеализма против коллектива, массы, пролетарской идеологии, „35 тыс. курьеров“, — невежественных Егорушек, желающих навязать интеллигенции свои вкусы.

Подсекальников выведен в смешном виде, но изрекает с точки зрения классового врага вовсе не смешные вещи. Он ходячий сборник (точно как и другие действующие лица) антисоветских анекдотов, словечек и афоризмов. Эти крылатые фразы пронизывают всю пьесу, и убрать их купюрами нельзя, не разрушая органической ткани всей пьесы.

Мораль пьесы: в столь жалких условиях, когда приходится приглушать все свои чувства и мысли, когда необходимо в течение многих лет „играть туш гостям“, „туш хозяевам“, когда „искусство — красная рабыня в гареме пролетариата“ — жить не стоит.

С другой стороны, пьеса, возможно, помимо субъективной воли автора, требуя для интеллигенции „права на шёпот“ — этим самым наносит ей типичный эмигрантский удар, как интеллигенции в советских условиях, способной только на шёпот. С третьей стороны пьеса представляет собой гуманистический призыв оставить в покое, не трогать всех этих Аристархов и им подобных, никому не мешающих и „безобидных“ людей, а на деле — классовых врагов.