Зарево - Новицкий Флориан - Страница 51

— Командир орудия! Поверни еще раз ствол назад! Только не стреляй.

— Слушаюсь!

— А ты, заряжающий, зажги дымовые шашки и остановись на минутку.

Сзади танка появился шлейф густого смолисто-желтого дыма. Машина остановилась, и подбегающая неприятельская пехота увидела направленный на нее ствол пушки. Никто не давал команды повернуть назад — сами разбежались во все стороны. Их гнал дым и злорадный смех моих спешившихся танкистов. Однако стоило мне показаться в люке, как смех тотчас же прекратился.

— Что, пташечки, удираете? От зайчиков? А еще танкисты! Ну-ну… Этот факт надо записать в историю нашей части. Большими черными буквами. Залезайте на танк, а то они вас всех переловят!

Танкисты стояли молча. Никто не хотел воспользоваться приглашением.

— Я сказал — залезать! Поедете как танковый десант. Иначе не догоним роту.

Через минуту все уже сидели на танке, держась за ручки башни, и неуверенно поглядывали на меня, не начну ли я снова подтрунивать над ними. А вообще, это были замечательные бойцы, хорошо подготовленные и честолюбивые. Они считали, что бегать за танками — это не их дело. Танкист так танкист. Я оставил их за холмами. У них была своя задача, у меня — своя.

После успешной атаки на позиции противника мы перешли к обороне. Выбрали огневую позицию и начали рыть окоп для танка. Ломали, долбили промерзшую землю, выкапывали узкие, но глубокие щели, закладывали в них по три бруска тротила, соединяли бикфордовым шнуром… и поджигали. Раздавался взрыв. Вверх взлетали груды земли и снега. Получался окоп нужной глубины. Саперными лопатками придавали ему необходимую форму. Мы так увлеченно работали, что даже не заметили, как с затянутого тучами неба начал падать пушистый снег. Он падал большими хлопьями на деревья, дороги, заметал оставшиеся после боя следы. В восемнадцать часов мы получили по радио сообщение, что «противник» потерял желание воевать и отступил на… заранее подготовленные позиции. Это означало окончание учений. Такие сообщения всегда приятны. Мы тотчас же выехали на танке из окопа и заняли новую огневую позицию. На этот раз в молодой сосновой роще. На небольшой поляне разожгли костер, достали из танка продукты: две банки говядины, термос с кофе и буханку хлеба. Хлеб настолько промерз, что его нельзя было даже сломать пополам. Кофе превратился в большой кусок льда. Мы расставили съестные припасы у костра. Через час они вернулись в нормальное состояние. Напряженный грохочущий боевой день сменился полной тишиной. Но в ушах все еще стоял шум.

Я велел принести из танка ведро и растопить в нем побольше снега, решив устроить «баню» для всех. Раздевшись до пояса, мы фыркали, как моржи. Двое мылись, а двое других поливали на них из кружек. Потом менялись ролями. Наконец-то наша кожа приобрела надлежащий цвет. Я не поддался уговорам переночевать в танке. После ужина натаскал еловых веток и разложил на них спальный мешок. Тепло от костра отлично защищало меня от мороза. Жаль только, что с одной стороны. Каждый час я переворачивался на другой бок. Остальные члены экипажа придумали еще лучше. Опустили в горизонтальное положение ствол пушки, перебросили через него брезентовый тент, которым накрывают танк, и получилась прекрасная палатка с полом. Жар от костра проникал в палатку, и было очень уютно. А снег падал и падал.

Д в а д ц а т ь  ш е с т о й  д е н ь. Прекратились шутки. У каждой дороги, ведущей на полигон, стоят щиты, информирующие о том, что нахождение на военной территории опасно для жизни. Сегодня возле каждого щита поставлен боец. Никто из посторонних не может проникнуть на эту территорию. На высоком возвышении оборудовав, наблюдательный пункт для членов уважаемой комиссии: удобные стулья, большие артиллерийские бинокли, теплые тулупы и горячий кофе. Внизу простиралось огромное учебное поле с холмами, оврагами, озерами и ручейками, островками кустарников и деревьев. На этом поле установлено несколько десятков мишеней, имитирующих окопавшиеся танки и орудия, ракетные установки, бронетранспортеры и группки атакующей пехоты. Одни цели, были неподвижными, другие передвигались в различных направлениях, третьи же показывались на несколько секунд и исчезали. Все они были окрашены в белый цвет и были почти невидимы на снегу.

Рота притаилась в лесу, ожидая сигнала к атаке. Мой взвод должен был наступать на правом фланге роты, а на левом — Сыха. В каждом танке было по нескольку снарядов для пушек и магазины для пулеметов. Все люки закрыты, и никто не имел права открывать их без разрешения командира. Мы молча сидели на своих местах, сосредоточившись до предела. Мой командир орудия уже раз двадцать проверял исправность электроспусков, смахивал несуществующие пылинки с прицела, осторожно дотрагивался до привода стабилизатора. Заряжающий приготовил пулеметные ленты и сидел как на иголках. Такая же атмосфера царила и в других машинах. Перед нами стояло трудное задание. Надо было, наступая на позиции «противника», поразить как можно больше мишеней. Общая оценка складывалась из оценки за стрельбу и тактические действия. Я задумался. Вдруг в наушниках затрещало.

— «Ломница-1, -2, -3»! В бой, вперед!

— Механик, вперед! — крикнул я водителю. Мотор заворчал, и машина почти сразу же сорвалась с места. Я не передавал приказа остальным машинам взвода. Все рации работали на одной и той же частоте, и приказ командира роты слышали все командиры танков. За моим танком двинулся весь взвод. Как только мы выехали из леса, я отдал приказ развернуться в боевой порядок. Я немного сбавил скорость, а остальные танки ускорили движение и направились правее и левее нас. В остальных взводах сделали то же самое. Я посмотрел налево, и на сердце у меня стало теплее. Вот это была картина! Повсюду, куда ни бросишь взгляд, двигались железные колоссы — тысячи тонн стали на гусеницах с настороженно выставленными вперед стволами пушек. Над машинами поднялось облачко голубоватых выхлопных газов, дрожала земля. Танковая атака набирала разбег. Мы пересекли шоссе, и спустя минуту на ближайших от нас холмах показались групповые цели пехоты.

— Сорок четыре, уничтожай тех, кто засел в кустах! По центру — мои. Сорок пять и шесть, ваши — справа! — бросил я в эфир.

Танки покачивались на неровностях местности, но стволы, направленные на цели, даже не дрогнули. Стабилизаторы — это умная вещь. Через узкие щели приборов наблюдения была видна вся панорама боя. Из ствола пулемета сорок четвертого вылетела лента трассирующих пуль. Возле кустов задымилось, и картонные фигурки пехотинцев исчезли. Они были поражены первой очередью. Башня танка повернулась чуть-чуть вправо — снова несколько коротких очередей.

— Черт побери! Где же мои цели? — выругался мой командир орудия.

— Уже в снегу, — ответил я. — Если будешь спешить, ни одной не поразишь. Стреляй не по пехоте. Вон там подальше окопался танк. Видишь его?

— Вижу!

— Какой установишь прицел?

— Девять.

— Хорошо. Только быстрее.

— Огонь!

Танк дернуло, и послышался металлический звон падающей гильзы. Заряжающий тотчас же дослал другой снаряд. Меня интересует, что происходит впереди. Окопавшийся танк командир орудия поразил первым снарядом. Не прерывая наблюдения, я похлопал его по плечу. Справа от нас два танка стреляли из пушек по установкам противотанковых управляемых снарядов. Не могли попасть в нее, поскольку перед мишенью возвышался небольшой пригорок, мешающий точно определить расстояние. Снаряды все время не долетали до нее.

— Сорок пятый, какой у тебя прицел?

— Тринадцать.

— Возьми пятнадцать и целься в середину! — сказал я командиру орудия.

Снова металлический звон пустой гильзы. На пригорке взметнулся столб из земли, щепок, разбитой фанеры и досок. Когда все это опустилось вниз, от мишени не осталось и следа.

Существует такой принцип: на поле боя стреляют сначала не по ближайшим целям, а по наиболее опасным. Даже если они расположены далеко. Противотанковые установки, гранатометы, танки и орудия — это грозное для танка оружие, которое необходимо немедленно уничтожить.