Сила Зверя - Ермаков Александр - Страница 2

А как настало лето сего года…".

Сумрачный ходил Сигмонд по палатам новоотстроенного замка, думу думал. Наконец сказал: — Знаешь, Гильда, нехорошо получается, лордствуем мы тут вроде бы как самозвано. Надо съездить хоть к королю, хоть к герцогу, чтоб весь протокол соблюсти.

— А как другие, без всяких герцогов, лордствуют?

— Нам другие не указ.

Не так уж и хотелось Гильде опять доставать дорожные одежды, надежно в сундуки сложенные, грибом-мухогубом от моли переложенные, но… Прав лорд Сигмонд. Надо собираться в путь-дорогу.

Собираться сенешалевне не долго. Все в походе надобное на своем месте хранится, все в исправности, все в достатке. Старая Мунгрена повозка заново отремонтирована, колеса обильно жирным дегтем смазаны, заместо изношенного, дождями да ветрами побитого, новый, свежей, крепкой материи, тент натянут — любые ливни ему нипочем. Упряжь починена, поменяна, кони сытые, крепкие в безделии застоялись, копытами бьют, трясут гривами, просятся в путь. Кузнец, мастер умелый, старательно подковал, на совесть сработал, не охромеют, на каменистых дорогах ноги не собьют.

Да, вот, как хозяйство без присмотра покинуть? Не та она, голоногая, простоволосая девчонка с разбитыми коленками, что на ременном поводке брела, спотыкалась по задичалым тропинкам Блудного Бора, оплеухами кормилась, затрещинами лакомилась. Нынче не-е-е. Нынче она владетельная леди Гильда, два клана ей подвластны и еще много другого люда, за хозяйку ее привечают.

Спору нет, хорошо было дома под родительским кровом. Только, по правде сказать, скудна родительская вотчина, тесна крепостенка, малолюдна. Бедна стояла осторонь путей торных, торговых. Глухомань захолустная. Земли скудно, а угодий, вовсе пустяк, все больше неудобья, яры да овраги, приют зверя дикого. Поселяне, пахали мало, все больше по пустошам коз пасли, в лесах бортничали, да лыко драли. В нужде жили, впроголодь.

Да и что ждало ее дальше? Не так высокороден ее отец, не так богат, чтоб выдать дочь за владетельного сеньора. Вот и уготован ей удел мужней жены кого-нибудь из младших сынов малопоместного лорда. Суждено было быть довеку в подчинении старшей заловки. И что тогда проку в ее, Гильдиных, знаниях, умениях? Один вред, одно горе. Худо ученная хозяйка, завидущая да толстомясая, только б тиранила младшую родственницу, только б держала в черном теле, чтоб знала, чтоб помнила та, кто в поместье барыня. Чтоб неповадно было, даже в помыслах ночных, видеть себя хозяйкой.

А отчий дом… еще прейдет пора, еще отстроим. — Думала Гильда.

А нынешние владения хороши. Обширен феод, просторен. Нивы плодородны, земли тучны, сенокосы обильны. Леса — боры да дубравы, в строительстве деревья необходимые, многополезные, в большом достатке произрастают.

Без крови отвоевали замок. Стоял в нем малый гарнизон Скореновский, во главе с наказным сенешалем. При виде наступающего войска ворота скоро заперли, у бойниц ратники в бронях, с копьями да луками выстроились. Под флагом клана сам сенешаль стоит, в руках меч держит. Да только нет куражу у наймитов. Войско оружием грозится, но не уверенно как-то, с робостью. Не так других пугая, как себя раззадоривая.

Оставили Волки жен и детей позади, с ними немощных и больных, подступили к стенам. Сигмонд, в своих сверкающих, волшебных доспехах, выехал вперед войска. Бесстрашно, на рысях подскакал к самим запертым воротам.

— Я — лорд Сигмонд, витязь Небесного Кролика объявляю вам свою волю. Дабы избегнуть ненужного кровопролития и всех вас не загубить, велю открыть ворота и сдать замок его истинным хозяевам, коварством Скореновским отнятого. Разрешаю выехать с оружием и знаменами, забрать с собой, все свои вещи, которые увезти сможете. Уйдете невредимыми, в том вам мое слово. Сроку даю, — воткнул Сигмонд в землю страшный свой меч Даесворду, — пока тень не коснется ворот. Тогда штурмом возьму, пленных не будет. И в том мое слово.

Задумался крепко наказной сенешаль. Ранее, когда были живы оба Скорены и дядька и племянник, боронил бы замок против самих бесов подземного мира, не так они страшны, как гнев лордовский. А сейчас другие времена наступили, карать нынче некому. Лорды мертвы, их погубитель против ворот стоит и сила за ним. Наследника прямого нет, претенденты промеж собой грызутся, спорят, скоро до резни дело дойдет, его измену не заметят нынче, не припомнят позже, днесь иные у них докуки, чем замок Волчий, чем феод дальний, непокорный.

Смутные времена. Нету резону жизнь ложить, смерть принимать. А что смерть, в том сомнения нету. Вон, она, у самых ворот стоит, латами сверкает, булатом звенит. С тенью меча войдет в замок, никого не минет, не помилует. В том слово витязя, слово крепкое, слово заветное. Лорд Сигмонд, шутки не шутит, сказки не сказывает — головы с плеч долой рубит. Два раза не бьет — богатырской руке одного довольно. Куда ж супротив такого ратиборщика простоять, как продержаться, какой силою замок отстоять? Вон скольких молодцев в чистом поле, у дороги меж холмами побил, скольких удальцов смерти предал. Все на сыру землю полегли. А были те молодцы — гридни лордовские, бойцы знатные, рубаки отменные, не чета сенешалевым бражникам.

Дружина замковая — служилый люд, зело ненадежна, кланщиков нет, одни псы войны, наймиты ратные. Да и тем давно не плачено. По оброк, по недоимками в село прискакать, на то еще кое как горазды, а вот в жаркой сече, в смертном бою им веры не имать. Предадут, одного покинут, сами в убег пойдут, животы спасаючи.

Да и великодушен Кроличья Лапа, спору нет, условил сдачу почетно, не зазорно сенешалю крепость оставить, чести воинской без урону. Уж перед кем, а пред Сигмондом склониться, покориться неубиенному ратоборцу, в том бесславья нету, от того сраму не имать.

Надо повиноваться.

Так и оставил наемный гарнизон замок, сдал без бою. Выехал за ворота, ускакал прочь из пределов Волчьих. Только пыль на дороге от Скореновцев осталась, да и та опадает, ветром уносится.

Ликуя вошли вчерашние изгнанники, прошлые изгои в свою, по праву принадлежащую, цитадель. Домой вернулись. И радостно Волкам и грустно видеть разруху и запустение в некогда богатом замке. Временщики о сохранности строений не радели, хозяйничали кое как, абы только не под небом дождливым ночевать. Крытые галереи, в три этажа опоясывающие обширный внутренний двор, грязны, завалены ломаным, пройти не везде можно. Сам двор замусорен, захламлен, загажен тощими козами да курами с дурным пером, в сарае голодные свиньи верещат. Хозяйские помещения, да многие мастерские порушены, попорчены, инструмент растащен, переломан. Везде горькие следы пожара, обгорелые балки торчат, крыша провалена, черепица посыпалась. В палаты и не зайти, грязь да смрад, битая посуда, покрушеная мебель, рваные гобелены.

Дружно принялись порядок наводить. Под Гильдиной командой скучать не случалось. Весь мусор выгребли, крыши поправили, стены укрепили. Вот и незаметны следы былого пожара, уютно становится в обживаемом замке.

А люду все прибывало. Блюдя традицию, пришлые в кланы не принимались, потому те сочли неприличным в замке толкаться. Которые из поселян, затосковали по крестьянскому труду, захотелось своим хозяйством обзавестись. Сигмонд вовсе не перечил, отпустил, по Гильдиному совету, на издольщину.

В феоде не мало располагалось, ранее богатых, многолюдных, а теперь порядком обнищавших сел. А в округе замка и вовсе запустение наблюдалось. Стоят покинутые хаты, стены покосились, мхом крыши позарастали, того гляди, провалятся вскоре, зиму не продержатся. На подворьях лисы тявкают, на чердаках совы угнездились. Пашни лихотравьем позарастали, повсюду сорные кусты торчат, дурная осина покосы теснит. Вот туда, чтоб устоявшийся уклад старожилов не нарушать, не заводить новой смуты, и перебрались Сигмондовы люди.

Зазвенели топоры, завизжали пилы да рубанки, молотки застучали. Строились мужики. А там и в поле вышли, залежалые земли подымать, кусты да молодую древесную поросль выкорчевывать. Пахали под зябь, сеяли озимые. Весело, споро шли работы.