Цена ошибки - Грибанов Роман Борисович - Страница 11

16:17, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия. Через 17 минут после начала конфликта

Майор Юстин Гюнтер сидел в кабине своего «старфайтера», рулившего по дорожке к началу взлетной полосы. В наушниках раздался голос руководителя полетов:

– Я вышка, всем пилотам, взлет по готовности, тройками. Камрады из первого полка РЛС контроля сообщили, что к нам летит куча «хрущевских сосисок»[14].

Майор выругался и вырулил на взлетную полосу, встав в центре. Справа и слева чуть позади от него встали самолеты первого звена, командир первого звена встал сзади, метрах в пятидесяти. Остальные «старфайтеры» первого штаффеля катились по рулежке, растянувшись от самых площадок подготовки вооружения, на которые техники уже начали закатывать самолеты второго штаффеля. «Слава богу, тут все машины гешвадера, нет только той шестерки, что в Аурихе», – подумал Гюнтер. Третий штаффель 71-й истребительно-бомбардировочной эскадры «Рихтгофен» был еще не доукомплектован. Шесть машин были на авиабазе Аурих, где пилоты переучивались на новые F-104G со стареньких «сейбров», времен Корейской войны. Там же были и почти все три десятка F-86, с которыми командование люфтваффе еще не решило, что делать. В эскадре упорно ходили слухи, что их просто отдадут, то ли туркам, то ли грекам. А девять F-104G гешвадер еще не получил от завода «Блом и Фосс» консорциума Arge Sud, занимавшегося производством «старфайтеров» в Европе.

Майор люфтваффе Юстин Гюнтер посмотрел на приборную доску. Так, все системы в норме, мельком бросил взгляд на часы, время было 16:19:15. Он отдал короткую команду, и первые F-104G, ревя двигателями на форсаже, пошли на взлет. Майор потянул ручку на себя, его «старфайтер» оторвался от полосы, готовясь взвиться в небо. И тут над всеми вспыхнуло новое солнце. И все закончилось – для майора, для пилотов, сидевших в самолетах на взлетной и рулежной полосах, для техников и прочего персонала авиабазы. Для всех как будто выключили свет. Навсегда.

18:19, московское время, 16:19, время местное. На северо-западе ГДР. Позиционный район третьего дивизиона 159-й ракетной бригады. Через 19 минут после начала конфликта

Как только рев ракетного двигателя начал стихать, Борис собрался вылезать из пусковой установки, но его остановил Георгий Негруца:

– Командир, не надо всем, я сейчас со своим расчетом выскочу, кабели забросить. А ты оставайся на связи с комбатом, мало ли чего.

И он заорал на своих второго и третьего номеров:

– Быстрее, носороги! Быстро, быстро, в темпе! Как забросим кабели, обратно в кабину не лезем, едем сразу наверху! А ты чего копаешься? В темпе шланг смотал, и в кабину, заводи и за нами!

«Это он уже водителю обмывщика», – сообразил Борис.

Кабели закинули за десяток секунд, дым от старта еще не рассеялся, как пятый номер толкнул фрикцион, и 2П19, урча дизелем, повернулась на месте и поехала за уже отъехавшим комбатом в кэшеэмке. БТР охраны уже месил грязь в полукилометре, подъезжая к опушке леса. Чуть отставая, за ними шли два бортовых ЗиЛ-157 и вторая пусковая со своим обмывщиком. Седьмой номер его стартового отделения, наконец-то смотавший шланги, тоже отъезжал с позиции. Борис запоздало дал команду, перекрикивая шум двигателя:

– Отбой газовой тревоги!

– Слава те, яйца, вроде успеваем смотаться! – проговорил первый номер, снимая противогаз и вытирая вспотевший лоб.

– Не кажи гоп, вот когда в лесу по просеке проедем хотя бы пару километров, да масксеть натянем, тогда славить будешь. Хоть бога, хоть свои причиндалы, – ответил ему Борис. Остальные номера расчета натужно засмеялись, нервы у всех давно были натянуты, как струны.

18:28, московское время, 16:28, время местное. Воздушное пространство на северо-западе ГДР. Через 28 минут после начала конфликта

Подполковник Эрих Альфред Хартманн, позывной Bubi[15], и не подумал «полетать где-нибудь», когда началась Третья мировая война. Ведь это война, а на его самолете есть шестиствольная пушка с полным боекомплектом. И он, набрав максимальную высоту, пошел вместе с ведомым в сторону границы с ГДР. Чем черт не шутит, может, сегодня ему удастся добавить еще пару сбитых к тем тремстам пятидесяти двум, которые у него на счету?

Подвесные топливные баки они сбрасывать не стали, летели на крейсерской скорости восемьсот пятьдесят километров в час. Эрих предупредил ведомого, чтобы тот опустил светофильтр пилотского шлема. Когда начали рваться первые советские ядерные ракеты, их пара была где-то над шоссе Е22, в десяти километрах к юго-западу от Любека. Он посмотрел назад, потом по сторонам, не веря своим глазам – с высоты семнадцати километров сзади, на западе, на северо- и юго-западе от него вставали грибы ядерных взрывов. Десятки, машину начало трясти, когда огромный ядерный гриб вырос над Гамбургом, над которым они пролетели буквально несколько минут назад. А на востоке, над территорией ГДР, не видно было ни одного! Он не знал, что американские «торы» и «юпитеры» с баз в Италии и Британии уже тоже встают ядерными грибами, но над городами и объектами ПВО в СССР. «Редстоуны» же американской сороковой ракетной группы полевой артиллерии, рассредоточенные в кризисный период в лесах на франко-германской границе, сейчас спешно занимают стартовые позиции, равно как «капралы» и «онест джоны» артиллерийских дивизионов, приданных корпусам армии США. Генералы НАТО не питали иллюзий насчет способности своих сухопутных войск остановить танковый кулак Восточного блока в «честном бою». Поэтому PGM-11 «Редстоун» сороковой ракетной группы армии и дивизионы MGR-1, MGM-5, вместе с атомной артиллерий и тактическими «лакроссами» и «литл джонами», будут пущены в ход, когда определятся места главных ударов красных. И не факт, что они будут стрелять уже не по территории ФРГ. А ГДР получит свою порцию атомного пирога – с авиабаз на западе ФРГ, в Голландии и Бельгии по тревоге уже успели подняться ударные самолеты НАТО с ядерными бомбами и сейчас летят на восток. Но Эрик об этом не задумывался, его просто трясло от злости, сквозь треск помех он бросил ведомому:

– Идем курсом восемьдесят с плавным снижением, по команде сбрасывай баки.

Подлетая ближе к границе, он ясно увидел места позиций, с которых были произведены пуски, от каждой в стратосферу, загибаясь к нему, на запад, стоял шлейф сероватого дыма. Как же их много! Он выбрал шесть столбов, стоявших возле Дамсхагена.

– Bubi, мы сейчас пересечем границу с Восточной Германией, – раздался в наушниках голос ведомого.

– К черту, это уже не граница. Это линия фронта, и мы на войне! Ты видишь что-нибудь на земле? – ответил Хартманн.

– Какие-то корпуса, как раз от них уходят два шлейфа. Мы летим слишком быстро, – ответил ведомый.

– Сбрасывай скорость. Противника в воздухе пока не видно. И баки тоже сбрасывай, они все равно уже почти пустые, – скомандовал Эрих.

– Вижу следы от техники на земле, они ведут во двор, к корпусам! И в зданиях большие ворота! – азартно крикнул ведомый.

– Пойдем дальше, здесь мы ничего не сможем сделать, у нас только пушки.

Внезапно в наушниках прорезался новый голос:

– Bubi, это дежурное звено, иду на форсаже, буду у вас через пять минут. У нас по шесть двухсотпятидесяток. И нашей базе, похоже, конец, мы видели над ней взрыв, и она не отвечает.

– С ходу накрывайте три корпуса на опушке, ориентир – Роггенсторф, сразу за лесом на опушке, возле дороги! – приказал Эрих.

– Bubi, я их вижу! Две цистерны, две гусеничных установки и еще машины! Эти еще стоят на стартовых позициях! – взволнованно заорал ведомый.

Командир третьей батареи третьего дивизиона сто пятьдесят девятой ракетной бригады допустил роковую ошибку. Он приказал поднимать столы у пусковых установок. Согласно инструкции. Ведь при транспортировке опущенный стол очень пачкается в грязи, он может зацепиться за кочку и даже прийти в негодность. Он был первый день на войне и не подумал, что его батарея может вся прийти в негодность, если замешкается на позиции. На стартовом агрегате 2П19 стол подымается вручную, с помощью механической лебедки, вдобавок стол очень тяжелый. Ведь ему надо выдерживать и вес ракеты, и яростное пламя ее двигателя на старте. По два человека на каждой пусковой спешно уже заканчивали крутить ручки лебедок, когда над батареей пронеслась ревущая смерть. Длинной очередью из пушки М61 «Bubi» Хартманн прошелся по батарее, расстреляв оба расчета и наделав дырок в пусковых установках. Его ведомый, увидев в последний момент машину с антеннами, чуть довернул и прострочил ее, всадив в машину не меньше полусотни снарядов, она загорелась и взорвалась.