Тихушник (СИ) - Бабин Александр - Страница 43

Глава 20

«Если вы имеете совесть, то вас имеют те, кто её не имеет», — так показывал мой жизненный опыт. Такие уж бессовестные времена настали — нужно поменять свой стиль работы, раз уж начальникам нет веры. Дело о краже документов из сейфа «одеколонного» бизнесмена, когда мои бывшие коллеги заподозрили меня в наводке жуликов на неё, я не забыл. Поэтому, не откладывая ситуацию в долгий ящик и уже имея оперативное дело на их «связующее звено» Махмуда, решил его реализовать. Мне нужен был не сам Махмуд, а его друзья из УВД, — особенно начальник службы безопасности. Если я был гражданским человеком, плюнул на это дело и забыл бы, как сон. Быть злопамятным человеком и жить с чувством мщения — значит, себя не уважать. Но я ношу на плечах офицерские погоны, а это уже совсем другое дело — нарушается закон презумпции невиновности. За собой я вины ну никак не чувствую, но, видимо, начальник безопасности думает иначе. Чтобы установить истину, я и взял под наблюдение Махмуда. И это было правильное решение в первоочередных оперативных мероприятиях, не заставившее долго ждать положительного результата. Были у меня к нему ещё кое-какие оперативные подходы — с помощью негласных сотрудников из числа его южных «братьев» — но веры и доверия к их информации не было. Доверять им — значит, себя не уважать: двурушничают своим и чужим, лишь бы выжить в нашем городе. Мне стало понятна и ясна картина образа жизни как его самого, так и моих бывших коллег. Утро у него начиналось со встреч с земляками, у которых имелась куча просьб в разрешении их проблем: нарушения паспортно-визового режима, незаконной торговле фруктами, овощами, жаркой шаурмы и шашлыков без полагающейся санитарной книжки, и многое другое. Кажется — мелочь, но под этим на первый взгляд безобидным видом торговли скрывается самое основное — распространение наркотиков. Приходилось вам видеть южного человека, приехавшего к нам с машиной лука на продажу, который бы тайком не провёз ещё и несколько килограммов «увеселительных гостинцев» для «золотой молодёжи»? Думаю, нет. Есть, конечно, среди них и законопослушные граждане, — но это исключение. По телевизору журналисты и правозащитники говорят про них красивые слова — но это же телевизор, и к реальной жизни он никакого отношения не имеет. Особенно к марихуане, сплошь и рядом скрывающейся в их карманах. В их тёплых странах она считается не вреднее простого табака, но у нас она — наркотическое средство, которое строго-настрого запрещено употреблять. Махмуд и его «друзья» это, конечно, знают, но в силу своего менталитета не могут осознать, что находятся уже не в своей стране, а в другой, где человеческие ценности и образ жизни отличаются от их культуры. Если в те далёкие времена, когда я пришёл работать в уголовный розыск, изъятая у наркомана марихуана в размере 0,03 грамма считалась чрезвычайным происшествием, и об этом шло спецсообщение в Москву. В перестроечный период об этих граммах уже и никто и не вспоминал. Марихуану, повезли к нам со всех тёплых стран наши «меньшие братья» и милиция стала изымать ее мешками. Имея ручных покровителей в органах правопорядка, они почти утратили страх ответственности перед законом, поэтому торговать наркотиками стало выгоднее, чем фруктами. Документов никаких для этого вида деятельности не требуется, так зачем же себя утруждать лишней бумажной волокитой. Покупателей на марихуану поначалу было немного, так как продукт для русского гражданина был новый, не-опробованный: в основном привыкли употреблять спиртные напитки. Но, убедившись, что утреннее похмелье у «табачка» легче, чем после спиртного, граждане (особенно молодое поколение, у которого сознание ещё ненамного отличается от обезьяны, которая всё новое для неё тянет в рот) стали привыкать к этому «зелью». Количество покупателей стало увеличиваться, поэтому для них постоянно была нужна подвозка «продукта» в наш город, — что и стало основным занятием у Махмуда и его земляков. Сложности в поимке сбытчиков наркотиков нет: жажда наживы при сбыте товара опережает их мысли, поэтому их задержание с поличным не представляет труда. Есть, конечно, у них и свои боссы, которые этот вид деятельности контролируют, — но они сидят так далеко и в таких высоких кабинетах, что вычислить их очень трудно. Такие люди сами наркотики не употребляют, а только руководят ими через подчинённых. Установить всю цепочку участвующих в процессе реализации наркотиков трудно — она так велика и первое основное руководящее звено так далеко от последнего, что и за всю жизнь не узнаешь, кто же у них «папа».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Конечно, в этом виде деятельности не обходится и не без участия наших бестолковых милицейских начальников. Торговцы их «используют в тёмную», как мы, оперá, любим говорить. Начальники, в силу своего непрофессионализма, и не догадываются, что их используют только ради одной цели — провезти товар через милицейские посты без досмотра транспорта. Простая «человеческая дружба». Часть этой выручки и предназначается для них, с последующим накрытием столов со спиртным и шашлыками. И такие застолья происходят у них ежедневно — судя по сводке наружного наблюдения. Жёны у начальников привыкли к такому образу жизни мужей, — ещё бы: у них такая «трудная» работа, что требуется расслабление организма, — вот и дают себе волю. У них нагрузка сравнима разве, что с работой шахтёра, а выдержать её может только человек со здоровьем, как у космонавта. Утром за ними заезжают персональные водители и довозят до места службы, — ведь ходить пешком им не положено по статусу, да и тяжело носить отвисшие животы, их нужно беречь для халявной еды. В обед свозят обратно домой — покушать борща, если не удастся за чужой счёт перекусить. А вот уже вечером дождутся начальники момента, когда отгуляют в своём любимом ресторане, — и рабочий день окончен, если даже гулянка продолжалась до утра. Только вот у одних рабочий день проходит в застольях с закусками и спиртным, после окончания ежедневных совещаний. Совещания проводят так, для проформы, — показать подчинённым, что они тоже работают, только толку от этого мало. Если милицейское начальство и нужно при раскрытии преступлений, так лишь чтобы пару документов подписать одними и теми же заезженными словами: «Согласен, не согласен, утверждаю, не утверждаю, рассмотреть, уволить». А вот другие — их водители, своих шефов возят пьяных по адресам. Всё по-честному, — кому вершки, а кому корешки, как в известной народной сказке. Ну, или в том анекдоте, где участковый инспектор не выходил на работу три дня, а начальство его потеряло, приехало к нему домой — а жена пояснила: муж, мол, уже три дня сидит в огороде, смотрит на муравейник и молчит. Участкового спросили, почему не выходит на работу, — накопилось столько заявлений от граждан, что они не знают, как с ними поступить. А он им: «Вот сижу три дня около муравейника, смотрю на муравьёв, — никаких у них нет совещаний и планёрок, а все работают».

Конечно, не всё однозначно в моем суждении, — начальство разное бывает. Бывает, что и без него не обойтись, особенно принимая серьёзные решения, — но что-то в последнее время я адекватных людей среди них не встречал. Чтобы установить справедливость, и было создано наше подразделение — управление по борьбе с организованной преступностью, чьи сотрудники обязаны выявлять таких нерадивых начальников и отправлять в лучшем случае на пенсию, в худшем — за решётку. Даже страшно подумать о таком, — всё-таки они наши коллеги, хотя и без мозгов.

Наружное наблюдение не заставило себя долго ждать. Первые пришедшие материалы на Махмуда свидетельствовали, что он после встречи с земляками направлялся к своим дружкам в УВД и здоровался с постовым, который даже не выписывал ему пропуск (ведь уже все милиционеры управления считали его своим). За целый день он мог зайти в здание и выйти несколько раз, а зря переводить бумагу им не хотелось. Тем более, выходил из здания он вместе с начальником безопасности и его дружками, беседуя на темы «строго для служебного пользования», о которых положено знать только сотрудникам милиции, — поэтому и стал для них своим. Оперá из УВД, как говорят у нас в народе, потеряли бдительность и также общались с ним, — а зря. Для сотрудников наружного наблюдения эти встречи на руку: все контакты с людьми они обязаны фиксировать и каждый день, вместе с фотографиями и видеосъёмкой, передавать мне на ознакомление. Конечно, как опер, я понимал: возможно, оперативные работники просто ведут с ним разведопрос, чтобы получить информацию, которой он обладает. Ведь Махмуд — человек в городе известный, да притом регулярно платит определённые суммы в воровской общак. Одно только «но»: не надо с ним пить водку у всех людей на глазах. Проблема у сотрудников областного управления одна — им нечем заняться, это же не служба в райотделе и не наше управление, где толпа граждан стоят в очередь и просят помочь, пока жулики у них последние трусы не забрали. А нам даже чаю спокойно попить, и то нет времени. На место преступления им выезжать не нужно, — разве только для проформы раз в месяц, чтобы попасть в суточную сводку, которая ляжет на стол генералу: мол, они тоже участвовали в раскрытии преступления. Вот поэтому от безделья и пьют водку со всеми подряд, при этом не забывая позаботиться, чтобы очередные звания им присваивались, — всё-таки это областной аппарат, а статус не позволяет носить маленькие звёзды на погонах.