Герой моих грез и кошмаров - Ежова Лана - Страница 18

– С туфлями вышла проблема: Хельц не отдаст свою реликвию, а похожих я не нашел. Верну, как отыщу.

Еще бы, я их покупала не здесь, а в столице… Так, минуточку! Почему моя обувь стала реликвией Хельца?.. Ох, и о чем я думаю? Нужно бежать, пока инспектор не вспомнил об Оливере и пансионе!

– Спасибо, – поспешно поблагодарила я и напряженно поинтересовалась: – Я свободна?

– Как птица, – подтвердил Аламейский, но отходить от моего стула не спешил.

Напряжение разлилось между нами ощутимой волной.

Я не поднимала глаз, боясь встретиться с ним взглядом. Почему он такой? Раз принес новые чулки, старые порвал, освобождаясь, но при этом молчит о вчерашнем, ничем не выдает свой гнев. Он ведь должен злиться! Должен…

Или я плохо знаю мужчин.

– Джемма, ты ничего не хочешь мне сказать? – Аламейский мягко опустил руку мне на плечо.

Момент, которого я ждала и так боялась.

Дверь резко распахнулась, в кабинет осенним резким ветром влетела госпожа Грэхем, жена градоначальника и мать Хлои. И не с пустыми руками – кроме ридикюля, на локте она несла шляпный кофр.

– Вот. – Содержимое круглой коробки со звоном вывалилось на стол. – Я слышала, вас интересуют древние артефакты.

Решительно пододвинув их ближе к инспектору и, соответственно, ко мне, госпожа Грэхем ошарашила заявлением:

– Пять предметов, изготовленных древними мастерами. Я отдам их в вашу коллекцию, если не станете обвинять мою семью в нападении на свою персону.

Личность эмиссара, как полномочного представителя короля, неприкосновенна. За малейшую обиду – спрос, а уж использование ему во вред древнего артефакта и принуждение к насилию над невинной магичкой ради заключения брака – и вовсе шокирующее преступление.

Госпожа Грэхем говорила что-то еще, бесстрашно, напористо, без оглядки на то, что совершает еще одно преступление: дачу взятки должностному лицу. Я почти все пропустила мимо ушей, меня манили предметы на столе.

Словно в трансе, я протянула руку – и древние артефакты отозвались.

Каждая вещь из церигия уникальна, их слышу я по-разному. Изящная статуэтка танцовщицы, вскинувшей вверх тонкие руки, звучала минорно; ажурный цветок на длинной цепочке шелестел весенней листвой; вычурная ракушка напоминала о морском прибое; зеркальце серебристо звенело, предлагая взять его в руки.

И только бокал, внушающий неудержимую страсть, из которого вчера пил Аламейский, молчал.

– А это подделка. – Слова вырвались прежде, чем я осознала, что обнаружила.

– Подлог? – требовательно уточнил Аламейский.

Раз начала откровенничать, пришлось подтвердить:

– Да, остальные настоящие, вдобавок полны сил и прослужат еще долго.

Госпожа Грэхем настолько удивилась моим словам, что не стала ничего отрицать. Только часто моргала и потрясенно смотрела на меня, словно видя в первый раз.

– Вам жаль расставаться с бокалом, госпожа Грэхем?

Женщина отмерла и испуганно затрясла головой.

– Н-нет, ваше чародейство! Я побоялась отдавать главное доказательство, то, что было использовано против вас. Но оно со мной, в ридикюле, – пробормотала она и упала на колени. – Простите нас! И примите эти артефакты в дар. Пусть мужа обвинят в мошенничестве, но не в нападении на эмиссара короля!

– А как быть с предыдущим случаем использования бокала? – справедливо поинтересовался инспектор. – Ваша старшая дочь вышла замуж за аристократа лишь благодаря чарам.

– Амалия ждет ребенка, не губите ее, умоляю! За год зять полюбил ее и так же нетерпеливо ждет наследника. Пожалуйста, пощадите его… И Хлоя тоже не виновата – я ее заставила. Я и должна понести наказание. Отпустите Хлою, пожалуйста.

– Поднимитесь. – Аламейский болезненно поморщился, как будто вид стоящей на коленях унижающейся женщины приносил ему нестерпимую физическую боль. – Я согласен на сделку. За пять – подчеркну, настоящих! – артефактов прощу нападение. И что супруг вашей старшей дочери ее принял окончательно и даже полюбил, мне известно. Однако Хлою я отдавать вам не намерен.

– Почему? Она в самом деле не виновата! – В глазах женщины застыл страх. – Мы ее заставили…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Не в этом дело. Я уже договорился с вдовствующей королевой, что привезу еще одну воспитанницу для ее школы благородных магичек.

Госпожа Грэхем не сдержала изумления, произнеся что-то невразумительное.

Я понимала ее потрясение: упомянутая школа – место, куда попасть сложно даже столичным аристократкам. Считается, что ее выпускницы – лучшие невесты королевства Церестан.

Меня покоробило, что Аламейский согласился снять обвинение в использовании артефакта зловредных чар. Впрочем, это он пострадал и вправе решать, миловать или карать. А вот то, что спас Хлою, вырвав ее из-под влияния беспринципной семьи, приятно удивило. Также неожиданными стали поступки госпожи Грэхем: если вчера она показалась отвратительной матерью, сейчас я могла поверить, что дочь она любит.

Не то что мои родные…

Привычно прогнав ранящие мысли, я тихо поинтересовалась у инспектора:

– Я могу идти?

Он о чем-то напряженно размышлял, хмуря брови, и просто кивнул.

– Джемма, ты в порядке? – встревожилась подруга, стоило мне выйти из кабинета.

– Не совсем. Пойдемте, надо спешить. – Повернувшись к жмущейся к стене Хлое, я сообщила: – Все хорошо, обвинения в нападении не будет, госпожа Грэхем договорилась. Правда, придется поехать с инспектором на учебу в школу магичек, которой покровительствует вдовствующая королева.

Хлоя едва сознание не потеряла от удивления и схлынувшего напряжения.

– Желаю удачи от всей души! – произнесла я, крепко обнимая девушку. – Может, когда-нибудь увидимся.

Попрощавшись торопливо, я подхватила расслабленную Айону под руку и потащила прочь из школы. Прекстон… то есть Стоун безропотно последовал за нами на некоторой дистанции – деликатно давал посплетничать.

– Куда ты несешься, Джемма? Что случилось?

– Инспектору известно, что Оливер чародей. Мы уезжаем из Подгорска.

Больше ничего объяснять не требовалось, Айона и без меня помнила: чародеи – достояние королевства, если эмиссар короля пожелает, он увезет моего ребенка силой.

Глава седьмая, в которой одни проявляют героизм, другие – занудство

По дороге, быстро шагая, я рассказала Айоне новости, которые она пропустила. Подруга охала, хваталась за сердце или горящие смущением щеки.

– Джемма, а может, инспектор прав и Оливера лучше отправить в пансион? – неожиданно выдала она.

– Нет! Я не предам своего ребенка, до последнего буду защищать его интересы. Повторяю, мы с Рутшером тщательно наводили справки: условия обучения ужасны, преподаватели чрезмерно строги, а старшие дети слишком жестоки. Представь своего будущего ребенка в возрасте Оливера. Ты бы его отправила в место, где ему будет плохо?

Подруга виновато покачала головой.

– Извини, не подумала.

– То-то же.

К моему приходу Лил развила бурную деятельность: собрала вещи и позвала господина Корса, которого я недавно бесплатно вылечила, договорившись, что по первому требованию, даже посреди ночи, он бросит все и вывезет мою семью из города. Да, я научилась искать пути отступления, всегда предполагая самое плохое развитие событий.

– Здравствуйте, госпожа Рутшер, – уважительно произнес пожилой мужчина, приподнимая шляпу.

– Добрый день, господин Корс. Спасибо, что помогаете нам.

– Вам спасибо за лечение моей ноги, – улыбнулся он и загрузил еще один сундук в багажный ящик.

Часть наших вещей пришлось разместить на крыше, и Прекстон-Стоун сейчас их проверял, нашептывая какое-то заклинание. Подозреваю, от кражи или дождя.

Лил суетливо металась от кареты в дом и обратно, неся все новые и новые кофры. Часть поместится под сиденьями, часть отправится все на ту же крышу. Все остальное, увы, придется оставить.

Оливер в сборах не участвовал, гладил пегую лошадку по бархатному носу. Торчащие во все стороны рыжевато-русые вихры, вздернутый нос и упрямо сжатые губы – вид у сына, как у разбуженного посреди дня иглокола, лучше не подходить, иначе будешь утыкан колючками. Время от времени он бросал возмущенные взгляды на Лил, которые та замечала, но делала вид, что слишком занята сборами.