Весь Карл Май в одном томе (СИ) - Май Карл Фридрих - Страница 148

— Остановитесь! Вы идете навстречу собственной гибели. Им уже никто и ничто не поможет.

— Отпустите меня! Я не могу иметь ничего общего с трусливым койотом.

Он вырвал руку и бросился бежать, оставив в моей ладони какой-то небольшой предмет. Я поднес его к глазам. Это был перстень, соскользнувший с его пальца. Я побежал за ним, но мальчик уже исчез среди крутых скал. Я не обижался на него, он был еще очень молод, и страшная картина разгула стихии выбила его из колеи, лишила покоя и способности здраво рассуждать, поэтому мне не оставалось ничего другого, как устроиться на траве и дождаться рассвета, чтобы не сломать себе шею, спускаясь в темноте по скалам.

От усталости и пережитого меня била мелкая дрожь. Долина, где все еще бушевал нефтяной пожар, казалась мне преисподней, одежда, прихваченная огнем, расползалась на клочья при малейшем движении. Вытащив из притороченного к седлу мешка новый костюм, я натянул его.

Сволоу лежал рядом, тяжело дыша и не притрагиваясь к траве, которой там было сколько угодно. Но что случилось с жителями долины? Хотя я заранее знал ответ, я не мог уснуть, несмотря на то, что сон и отдых были так необходимы перед дальней дорогой.

Я всю ночь не сомкнул глаз, время от времени вставал и подходил к краю обрыва. Огонь немного утих, но от этого открывавшаяся передо мною картина не перестала напоминать Страшный суд. Из скважины бил фонтан огня высотой в тридцать футов, наверху он рассыпался на отдельные струи и на тысячи искр, пылающим водопадом устремлялся вниз, прямо в реку, превращая ее в поток пламени.

Так продолжалось до утра. Напор нефти несколько уменьшился, и уже можно было без особой опасности для жизни спуститься в долину, где земля и скалы были чернее ночи, огромная, покрытая сажей сковородка, содержимое которой обуглилось по вине невнимательного повара. Из всех бараков, складов и других строений уцелел только один небольшой домик, выстроенный на высоком скальном уступе.

Я направился к нему. У дверей стояло несколько человек, среди них я узнал Гарри. Отважный мальчик не побоялся спуститься туда ночью. Вдруг он взмахнул рукой, показывая на меня, и сразу же один из мужчин скрылся в доме, чтобы с ружьем в руке выйти мне навстречу.

— Стойте! — приказал он угрожающе. — Что вам еще здесь понадобилось? Убирайтесь отсюда, не то получите пулю в лоб.

— Я пришел предложить вам мою помощь, — миролюбиво ответил я.

— Знаем мы вашу помощь, — засмеялся он. Его голос не обещал ничего хорошего.

— Позвольте мне сказать несколько слов Гарри.

— Он не хочет вас видеть, поэтому я не пущу вас к нему.

— Но я хочу кое-что отдать ему.

— Не лгите! Какой подарок можете сделать вы Гарри? Вы трус и подонок, это вы подожгли нефть!

У меня перехватило дух от такого неожиданного и несправедливого обвинения. В замешательстве я не смог произнести ни слова в свое оправдание, и, по-видимому, мое молчание приняли за признание вины, потому что человек на берегу добавил:

— Вы испугались расплаты? Убирайтесь!

Он вскинул ружье, и я наконец обрел дар речи.

— Вы с ума сошли! Газ взорвался от ваших свечей. Несчастье случилось из-за вашей же беспечности.

— Не пытайтесь оправдаться! Вон отсюда!

— Разве стал бы я с риском для жизни спасать мальчишку, если бы поджег нефть сам?

— Если бы вы на самом деле хотели нам помочь и не сбежали, как последний трус, уцелели бы все. Идите и полюбуйтесь на обгорелые трупы. Это дело ваших рук! Примите же нашу благодарность.

Он выстрелил в меня. Возмущенный до глубины души несправедливым обвинением, я стоял как вкопанный и даже не дрогнул. Именно это обстоятельство и спасло мне жизнь, так как мужчина промахнулся, а пытаясь уклониться, я бы наверняка попал под пулю. Моя рука потянулась к револьверу, чтобы ответить обидчику верным выстрелом, но я сумел сдержаться. Повернувшись к нему спиной, я медленно побрел вверх по тропинке, вскочил на коня и уехал, унося в душе чувство обиды. Когда человека, рисковавшего жизнью ради спасения ближнего, обвиняют в преступлении, ему не остается ничего другого, как молча удалиться.

Несколько дней спустя я добрался до прерии Гревел, где мне целую неделю пришлось ждать Виннету. Я не испытывал недостатка в продовольствии, так как дичь там встречалась на каждом шагу, да и скучать было некогда: вокруг рыскали шайки индейцев сиу, и мне время от времени нужно было спасаться бегством, путать следы и скрываться. Когда мы наконец встретились с Виннету, он, услышав о том, что в прерии хозяйничают краснокожие враждебного племени, предложил мне покинуть негостеприимные края и навестить Олд Файерхэнда.

Я охотно принял приглашение, так как давно мечтал познакомиться с легендарным вестменом. Но путь к нему был небезопасным, в чем мы убедились на следующий же день, увидев следы индейца. Я внимательно осмотрел их. Конь краснокожего, по-видимому, был привязан к колышку, вбитому в землю, и выщипал вокруг всю траву. Его хозяин лежал рядом и играл колчаном со стрелами. Одна из стрел сломалась у него в руке, но он, вопреки обычаям краснокожих, не удосужился собрать обломки. Я поднял их и рассмотрел: стрела предназначалась не для охоты, а для войны.

— Краснокожий вышел на тропу войны, — сказал я, — но он молод и неопытен, иначе он позаботился бы о том, чтобы собрать все щепки и вытащить из земли колышек. К тому же следы его ног меньше следов взрослого мужчины.

Мы еще раз осмотрели отпечатки его ног. Они были четкие, с твердыми, еще не осыпавшимися краями, а примятая трава еще не успела распрямиться.

Мы шли по следу, пока тени не удлинились и не стало смеркаться. Въехав на один из холмов, я вытащил подзорную трубу и глянул в нее. Мне повезло — я сразу же увидел длинную прямую линию, тянущуюся с востока до самой отдаленной точки на западе. Обрадовавшись, я передал трубу Виннету и показал, куда надо смотреть.

— Мой брат знает, что это такое? Это похоже на тропу, но никакое стадо бизонов и ни один отряд краснокожих не оставит в прерии такой след.

Виннету оторвался от подзорной трубы и удивленно посмотрел на меня.

— Знаю, — ответил я. — Это тропа для огненного коня. Еще сегодня мы будем там.

Он снова поднес трубу к глазу, рассматривая приближенные оптикой рельсы. Внезапно он резко спрыгнул с лошади и быстро спустился вместе с конем с холма. Зная, что Виннету не делает ничего без серьезной на то причины, я, не задумываясь, последовал за ним в лощину.

— Там, у дороги, по которой бежит огненный конь, лежат краснокожие воины, — объяснил он мне, когда мы остановились. — Они укрылись за холмом, но я заметил их лошадей.

— Как думает мой брат: что хотят сделать краснокожие? — спросил я.

— Они собираются разрушить дорогу огненного коня.

Мы пришпорили лошадей и поскакали к ним, стараясь держаться в лощинах и не показываться на открытой местности. Предосторожность была явно нелишней: у краснокожих очень зоркий глаз, а кроме того, во время моих путешествий я не раз видел у индейцев подзорные трубы. Цивилизация наступала на примитивный быт коренных жителей Америки, оттесняла их в глушь, но и давала им более совершенные средства для борьбы с белыми. Ружья и револьверы уже не были редкостью, да и другие дьявольские выдумки белого человека все чаще попадали в руки краснокожих.

Приблизившись незамеченными к индейцам на достаточное расстояние, я попросил Виннету подождать меня, а сам, скрываясь в густой высокой траве, пополз на разведку. Мне удалось подобраться к ним так близко, что я смог сосчитать их: тридцать краснокожих в боевой раскраске притаились за холмом у самой железной дороги. Лошадей у них было значительно больше, из чего не составляло труда сделать вывод, что они собирались напасть на поезд и взять богатую добычу.

Внезапно за моей спиной послышалось чье-то тихое дыхание. Выхватив нож, я молниеносно повернулся, готовый схватить противника за горло и всадить клинок ему в сердце. За мной лежал Виннету — он не выносил бездействия и решил прийти мне на помощь.