Весь Карл Май в одном томе (СИ) - Май Карл Фридрих - Страница 117

— Как далеко отсюда до вашей стоянки?

— Мой белый брат будет ехать меньше половины того времени, какое вы называете часом.

— В таком случае мы попросим вождя, чтобы он пригласил нас к своему костру. Пусть мой брат отведет нас к нему.

Несколько минут спустя мы уже сидели в седлах и ехали вслед за индейцем мимо лип с ободранным лыком, где раньше встретили следы Виннету, а потом дальше вверх по реке.

Прошло полчаса, и перед нами вдруг как из-под земли выросло несколько темных теней. Это были караульные, расставленные вокруг лагеря. Наш проводник обменялся с ними несколькими словами и ушел, а мы остались ждать. Вскоре индеец вернулся и повел нас в глубь стоянки. Не было видно ни зги. Ни одна звезда не светилась на затянутом тучами небе. Я вглядывался в окружающую нас тьму, но не мог ничего рассмотреть. Проехав совсем немного, проводник остановился и обратился к нам:

— Пусть мои братья ждут здесь. Сыновья команчей не разводят огонь во время военных походов, но сейчас они уверены, что поблизости нет врагов, и разожгут костер для гостей.

Он скрылся в темноте. Спустя мгновение я увидел невдалеке красную точку величиной с булавочную головку.

— Это пункс, — просветил меня Олд Дэт.

— Пункс? А что это такое? — удивленно спросил я, притворяясь, будто не знаю, о чем идет речь.

— Своего рода первобытная спичка. Кусочек дерева и палочка. В деревяшке сделано небольшое углубление, которое заполняется пунксом, то есть сухой лиственной или древесной трухой. Это лучшее в мире огниво. Палочку вставляют в дыру и быстро вращают между ладонями. От трения труха нагревается, начинает тлеть и вспыхивает. Смотрите!

Пункс блеснул раз, другой — вспыхнул огонек. Когда он разгорелся, в него подбросили сухих листьев и веток, запылал костер. Однако индейцы поспешили потушить пламя, так как они не любят слишком ярких огней. Следует отметить, что костер, разведенный краснокожими, презанятная штука: сучья укладывают вокруг таким образом, что только один их конец находится в пламени. Придвигая их ближе или отодвигая дальше, можно уменьшать или увеличивать огонь.

В мерцающем свете костра мы рассмотрели, что стоим под сенью деревьев, окруженных воинами с оружием в руках. У некоторых я заметил ружья, остальные же были вооружены копьями, луками и томагавками — страшными в руках ловкого воина боевыми топорами.

Нам приказали спешиться. Мы подчинились, и сразу же наших лошадей отвели куда-то в сторону, так что мы оказались в плену у краснокожих, ибо пеший человек в тех краях не выживет и дня. Правда, нам оставили оружие, но пятеро против сотни — не лучшее соотношение сил.

Нам разрешили приблизиться к костру, у которого сидел лишь один краснокожий. Определить его возраст было невозможно из-за таких же, как у разведчика, черных и желтых полос, полностью скрывавших лицо. В волосах, стянутых узлом на затылке, торчало белое орлиное перо — знак вождя. У пояса висели два скальпа, на шее — мешочек с «лекарствами» и трубка мира. Он держал на коленях старое ружье, изготовленное лет двадцать, а то и тридцать тому назад. Индеец внимательно осмотрел нас.

— Он горд собой, — шепнул Олд Дэт, стараясь, чтобы краснокожие его не услышали. — Мы должны показать ему, что мы тоже не простые воины, а вожди. Садитесь и предоставьте право говорить мне.

Старик уселся к костру напротив вождя, а мы последовали его примеру. Только негр, зная, что сидеть — привилегия вождя, остался стоять.

— Уфф! — возмущенно воскликнул индеец и бросил еще несколько слов, смысл которых мы совершенно не поняли.

— Разве ты не умеешь говорить на языке бледнолицых? — спросил Олд Дэт.

— Умею, но не хочу. Мне не нравится язык бледнолицых, — прозвучал ответ вождя, который Олд Дэт немедленно перевел нам.

— И все же я прошу тебя говорить на нем, — настаивал вестмен.

— Почему?

— Потому что мои товарищи не понимают языка команчей, а они должны знать, о чем мы беседуем.

— Они пришли к команчам и пусть говорят на их языке. Так велит вежливость.

— Ты ошибаешься. Даже старой скво понятно, что человек не может говорить на языке, которого не знает. Кроме того, они гости команчей и вправе требовать от тебя вежливого обращения, как ты того требуешь от них. Ты сказал, что говоришь на языке бледнолицых. Докажи это на деле, иначе я подумаю, что ты лжец.

— Уфф! — воскликнул еще раз индеец и перешел на ломаный английский. — Я не солгал. Вы не верите моим словам и оскорбляете меня. За это я велю убить вас. По какому праву вы осмелились сесть рядом со мной?

— По праву вождей.

— Чей ты вождь?

— Я вождь белых вестменов.

— А вон тот бледнолицый?

— Он вождь кузнецов, которые делают оружие.

— А этот?

— Это его сын, он делает ножи и томагавки.

Кажется, индеец был удовлетворен таким ответом.

— Если он действительно умеет все это, то не зря назван вождем. А вот он? — указал краснокожий на меня.

— Этот славный белый муж прибыл к нам из далекой страны, он не убоялся переплыть Великую Воду, чтобы познакомиться с воинами команчей. Он обладает мудростью и знанием множества вещей и, когда вернется в свою страну, расскажет всем о славном племени команчей. Поэтому он удостоен звания вождя.

Такое объяснение выходило за рамки понимания индейца, он долго и озабоченно разглядывал меня, а потом заметил:

— Ты утверждаешь, что он принадлежит к числу мудрых и опытных воинов, однако волосы его еще не побелели.

— В той далекой стране рождаются сыновья мудрее наших стариков.

— Видно, Великий Дух очень любит эту страну. Но сыновьям команчей не нужна мудрость бледнолицых, они сами знают, как следует поступать. На этот раз, кажется, мудрость покинула бледнолицых, раз они осмелились перешагнуть нашу военную тропу. Воины команчей выкопали топор войны и не потерпят присутствия белых.

— Похоже, ты не знаешь, что сказали ваши послы в форте Индж. Они заверили всех, что идут в поход только на апачей и остаются добрыми друзьями белых мужей.

— Пусть послы сами отвечают за свои слова. Я же поступлю как знаю.

До сих пор Олд Дэт отвечал вежливо на враждебные выпады индейца, но сейчас он, по-видимому, решил, что наглеца пора поставить на место.

— А кто ты такой, что осмеливаешься так говорить с Коша-Певе? Почему ты не назвал мне свое имя? Или у тебя нет имени? Тогда назови мне имя твоего отца.

Вождь буквально остолбенел от дерзости старика, долго всматривался в лицо Олд Дэта и наконец воскликнул с угрозой в голосе:

— Берегись, бледнолицый! Стоит мне только приказать, и мои воины поставят тебя к столбу пыток.

— Я не боюсь тебя. Кто ты такой, чтобы угрожать мне?

— Я Ават-Вила, вождь команчей!

— Ават-Вила? Великий Медведь? Еще мальчишкой я убил моего первого медведя, а с тех пор их было столько, что я мог бы обвешать когтями все свое тело. Человек, убивший медведя, еще не герой.

— Тогда посмотри на скальпы у моего пояса.

— Если бы я снял скальпы со всех убитых мною врагов, то мог бы одарить ими всех твоих воинов. Скальпы не говорят о мужестве.

— Я сын великого вождя Ойо-Колсы.

— А вот это уже кое-что. Я выкурил с Белым Бобром трубку мира, мы поклялись друг другу в вечной дружбе и в том, что его друзья будут моими друзьями, а мои — его, и всегда мы держали данное слово. Я надеялся, что сын, так же как и отец, отнесется ко мне дружелюбно.

— Ты мне дерзишь! Неужели ты считаешь воинов команчей мышами, которые безропотно терпят лай собаки?

— Что ты сказал? Ты думаешь, что Коша-Певе собака, которую можно убить палкой? Я сейчас же отправлю тебя в Страну Вечной Охоты!

— Уфф! За мной стоят сто краснокожих воинов, — и он махнул рукой назад.

— Ну и что? — ответил Олд Дэт. — Здесь сидим мы, а это ровно столько, сколько все твои команчи, вместе взятые. Никто не успеет помешать мне всадить тебе пулю в живот, а потом мы еще посмотрим, на что годится сотня краснокожих. Гляди! У меня два револьвера, и в каждом по шесть патронов. У моих товарищей тоже найдется дюжина выстрелов, я уж не говорю о винтовках и ножах. Прежде чем твои воины до нас доберутся, половина из них умрет.