Мой сталкер (СИ) - Лазаревская Лиза - Страница 37

Час. Два. Три.

А он лишь узнал вчера наши с отцом планы и пропал. Демонстративно или нет – понять сложно. Просто больше не заходит. И не читает мои вчерашние сообщения.

Четыре.

Наверное, хочет меня проучить. Показать, что если я не могу спорить с решением папы, не могу встретиться с ним сегодня, то и крошечного поздравления не достойна.

– Так, у нас столик на шесть часов заказан, сегодня я даже разрешаю тебе выпить.

– Морса?

Улыбается.

В детстве я частенько просила дать мне выпить – шампанское, вино, коньяк. Все просила. Родители покупали морс, говоря, что это алкоголь. И морс я не любила, противный вкус, но выпивать наравне со взрослыми было вопросом чести и принципа.

– Можешь даже что покрепче.

– Рано, два часа еще есть.

– Да, но ты иди собираться. Поедем через час.

Ресторан – это, скорее, для папы. Выход в свет с единственной дочерью.

Он любит праздники вне дома – ему так проще.

Я собираюсь. Проверяю телефон. Собираюсь.

Не пишет. И снова не пишет.

Пытаясь сдержаться, блокирую экран. Не смотрю на последнюю активность. Без того знаю – со вчерашнего вечера не заходил. А я скучаю так сильно, как умеют только герои в книгах, когда их разлучают, прикрываясь интригами, конфликтами, сюжетными поворотами. Скучаю как тот одинокий мамонтенок, плывущей за мамой на белом корабле. Я помню его песню. Когда мне было лет семь, папа утверждал, что детям нельзя такое показывать (хоть это и детский мультик). Тогда я слушала песенку бедного мамонтенка и плакала навзрыд. И если сейчас посмотрю, то реакция останется той же.

Интересно, он смотрел в детстве этот мультик? Плакал под него? Что ни увижу, о чем ни подумаю – постоянно гадаю, как он относится к этому. Как Асадов с грушей – а как ему эта груша?[4]

Нет, я все-таки напишу, хоть во мне и играет обида. Поделюсь с ним. Поблагодарю за «воспитательный момент».

Печатаю. Стираю. Обычный ритуал. Печатаю. Злюсь.

спасибо за то, что целый день не выходишь на связь

если причина тому – только то,

что мы не виделись 3 дня

и ты не можешь понять моего отца,

то очень некрасиво с твоей стороны

еще раз спасибо, волшебный день

И ничего.

Минута его молчания – вечность моего одиночества.

Самый грустный праздник.

Автор нашей истории явно издевается.

Я не верю, что он может меня проучить. Не написать ничего за целый день. Не позвонить. Пускай бы поссорились, повод всегда найдется. Повод и так есть. Но не нужно молчать.

Размазываю тушь по лицу. Не напишет в течение десяти минут – значит, разлюбил.

Не пишет.

Разлюбил.

если ты остыл, мог бы сказать прямо, а не игнорировать)

спасибо, Андрей

спасибо, что влюбил меня и растоптал

впрочем, для тебя это обычное дело

Растоптать. Уничтожить. Разучить дышать.

Какой вообще ресторан?

Хочется обнять подушку, испачкать мягкое облачко остатками туши, заткнуть уши наушниками и слушать, слушать, слушать.

Я мечтаю, чтобы он написал.

Если папа все-таки пригласил кого-то – а он может, – то настроение из плохого вот-вот превратится в кошмарное. Продолжаю вытирать тушь салфеткой. Некрасивая. Несчастная.

Открывается дверь.

Встаю, хочу посмотреть, к чему готовиться.

А у входной двери… Все-таки не могу дышать. Не знаю – радоваться или нервничать. Лучше бы он просто написал.

Вижу самоуверенного Андрея с цветами. Папа открыл дверь и смотрит на него.

– Так что, я пройду?

– Нет, ты не пройдешь, – твердо отвечает папа.

– Хорошо, я постою здесь.

Неожиданно папа закрывает – точнее только пытается – закрыть дверь прямо перед лицом Андрея, но тот не дает двери захлопнуться, подставляя ногу.

– Я так не думаю.

– Ты ошалел, щенок?!

– Я пришел к своей девушке и пока не поздравлю ее, не уйду отсюда.

Хочется закрыть уши и спрятаться головой в песке.

За всю сознательную жизнь впервые слышу, как кто-то дает отпор моему отцу, но на самом деле чувства смешанные.

Я не хочу видеть ссоры и оскорбления.

Чтобы не усугублять ситуацию, набираю воздух в легкие и подхожу к двери, взглядом умоляя папу дать нам время.

– Пап…

– Подожди у себя.

Пока мы с папой отвлекаемся друг на друга, Андрей силой открывает дверь и заходит в квартиру. Он встает перед папой, закрывая его наполовину.

– Подожди у себя в комнате, – сурово требует отец.

– Пап…

– Лиза.

Но я не могу позволить себе просто уйти, когда еще несколько минут назад мечтала хотя бы об одном его сообщении.

– Пап, ну пожалуйста!

Ничего не отвечает, но не уходит. Тогда Андрей просто отдает мне цветы – огромный букет светло-розовых кустовых роз – и пакетик. У них даже подарки идентичные.

– Открывай.

Дрожащими руками достаю небольшую черную бархатную коробочку. Открываю, а внутри огромное кольцо из белого золота с изумрудами и россыпью бриллиантов. Не могу из себя выдавить даже банальное «спасибо». Зато за испорченный день я поблагодарила его от души и несколько раз. Надеюсь, успею удалить прежде, чем он прочтет. А может он и читал, только не заходя в «Телеграм».

Я не сильно интересуюсь украшениями, но понимаю, что это кольцо очень дорогое. И одно дело, когда такие ценные подарки делает папа – просто потому что ты его дочь, – а другое, когда подобное дарит твой парень.

Даже папа не сводит глаз с украшения. Вижу краем глаза.

Какое-то мгновение втроем мы молчим, но папа – по старшинству ему позволено – начинает накалять обстановку:

– Теперь до скорого.

– Я бы так не спешил.

– Лиза, – вновь обращается отец ко мне с еще большей суровостью, – иди к себе.

– Пап…

– Я тебе сказал – иди к себе! Немедленно!

В глазах Андрея зарождается дикая, неконтролируемая ярость.

С букетом цветов убегаю к себе, кладу все подарки на кровать и закрываю дверь, но не до конца. Точнее, сначала сильно хлопаю, а потом тихо-тихо, без единого скрипа, открываю и слушаю, затаив дыхание.

– Если я тебя еще хоть раз увижу рядом со своей дочерью…

– Увидите, и не раз.

– Ты что себе позволяешь? Если хоть пальцем ее тронешь…

– То что? Разберетесь со мной? Так же, как разобрались с теми троими?

– Ты…

– Да, я. Я разобрался с ними. Но не вы. Поэтому не лезьте в наши отношения.

– Ты вообще страх потерял, щенок? Так я тебе его верну на раз-два. Из дома не выйдешь.

– Это ты из дома не выйдешь, если еще раз попробуешь запретить ей хоть что-то, связанное со мной.

Буря стихает, но не в моей душе.

Они замолчали. Оба.

Дверь резка открывается. Андрей видит меня возле нее. Подходит и смотрит внимательно мне в глаза. Гладит волосы и целует.

Впервые за все время наших отношений, за все четыре месяца, рядом с ним становится настолько страшно. Я так не боялась, даже когда видела, как он принуждает к насилию толпу парней.

– С днем рождения, малышка. Прости, что не писал сегодня. Мы обязательно отметим твой праздник.

Весь красный, в невменяемом состоянии в комнату влетает папа, но Андрей в это время уже гордо выходит, оставляя нас с отцом.

Я пытаюсь понять суть всех его слов. Но меня просто нет. Не сейчас. Не здесь.

Взгляд его был настолько холодным, что даже в теплой комнате не могу согреться.

Мне очень холодно, словно я в карцере.

Он меня туда посадил.

Глава 21

Чудовищный поступок

Я засыпаю, лежа головой на его коленях. Засыпаю, вспоминая каждое грубое слово, брошенное в его – значит, и мою – сторону. Засыпаю, пытаясь соединить слова воедино перед тем, как очнусь в новом дне.

Сколько было бессонных ночей? Сколько он вытерпел за меня и для меня? Как можно пренебречь отношениями с отцом ради человека, который… Который считает, что ты – его собственность и он вправе тобой распоряжаться.