Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 55

— Вот по речениям вашим — муж многомудр, многоопытен, испытан. Такому самое место в синклите или рядом с василевсом.

— Так, княже.

— А его, если смотреть из Царьграда, отправляют к диким скифам, — при этих словах мои собеседники поморщились. — Во всяком случае, на далекую и бедную окраину, будто в ссылку. Почто так?

Клирики переглянулись и Никула, с горечью в голосе, объяснил:

— Василевс энозиса, сиречь единства с латинянами желает и о грядущем соборе попечение имеет. И многоученых иноков да игуменов в митрополиты не по накупу поставил, а дабы на соборе праведным глаголом могли латинян убедить.

Мечты, мечты. Но, по крайней мере, понятно отчего такой кадр к нам залетел — тут собор на носу, вход открыт епископам, простого монаха не пошлешь. А все кафедры заняты либо по блату, либо прямо за деньги, либо такими стариками, что до Феррары не доедут. Вот и пришлось в пожарном порядке распихивать на должности относительно молодых и толковых, на кого и возложили задачу привести католиков в истинную веру.

Причем греки поголовно уверены в успехе — ну как же, православие очевидным же образом правильней! Плюс западная церковь интеллектуально только-только выползала из пеленок, посылая своих богословов учиться в… Константинополь. Или к удравшим от турок в Италию и другие страны византийским философам. Похоже, гуманизм с Ренессансом не на пустом месте возникли — не наподдай османы ромеям, так бы и сидели европы в грязном Средневековье.

Исидор, кстати, убеждение в грядущем торжестве православия полностью разделял. В нескольких коротких наших встречах он так и говорил:

— Василевс и патриарх не искаха да купить союз с западна церква ценой жертвы православной. Духовенство грецкое суть твердо верит, что истина православия ще блести над латинскато упорство. И тако отидоха на собор с полна надежда, иже обратити латынь в православную веру.

Вот так вот. «Мы идем выпрашивать помощь, но убеждены, что нас признают за главных» — как это не вызвало никаких сомнений у не самых глупых людей, я не понимал.

Мы с Димой над этой невероятной самоуверенностью тихо поржали за закрытыми дверями, особенно, когда Феофан принес историю об Иосифе Вриенние, знаменитом богослове и проповеднике византийском. Дескать, знал он некие правильные слова, стоит только их произнести перед латинянами, как обе церкви, восточная и западная, сольются в экстазе. Да вот жаль, помер Иосиф о прошлом годе, а так бы ого-го! Так и побежали наперегонки папа с кардиналами целовать патриарху туфлю, или что там положено? Воистину, кого бог хочет наказать, того первым делом лишает разума.

Поржать-то мы поржали, а что делать? Теоретически, единая церковь это здорово, отпадет куча совершенно ненужных человечеству проблем. Но практически же это невозможно! Мы-то знаем, что уния закончилась если не пшиком, то ожидаемого выхлопа и близко не принесла, так, решила парочку частных задач ценой новых проблем.

Дима, к тому же, несколько расширил мои знания по истории религий — католики как раз сейчас входят в самый свой проблемный период, перед которым померкнет и папа-пират. Будут и папы-отравители, и папы-развратники и черт знает что еще, а в начале XVI века один монах[27] приколотит списочек претензий к двери церкви и здравствуй, столетие религиозных войн. Сколько там Германия народу потеряла, половину или две трети, оно нам надо?

Ныне же вместо идеологии вера, и люди за нее крепко держатся. Диме без Ипатия в Литве ой как трудно пришлось бы, а тут своими руками развалить основу национального согласия, да еще в такое непростое время? Вот мы и порешили — нафиг. Хочет император под папу лечь — его проблемы, нас не касаются.

Так что месяца через три Исидор через Новгород отправился голосовать за унию. Проводили его без особой помпы, бабла, как он просил, ему не дали, самим нужно, но с митрополичьих владений набрал он и кормов и, в особенности, пушнины. Товар ценный, в Европе при деньгах будет.

И вместе с послом василевса, сопровождающими и кипой верительных грамот укатил. Но кое-что я даже с него урвать сумел — в обмен на двух говорящих на немецком чехов и пятерых сынов боярских в Москве остался десяток ученых греков, переводить да учить. Плюс книжек из библиотеки Исидоровой я вымутил. Что характерно — всяких богословских сочинений у него мало, а вот рукописей естественного и общегуманитарного содержания хватало, у меня прямо глаза разбегались. Еще среди своих дел успел Исидор составить полноценный каталог митрополичьей библиотеки, надо будет того же грека, что проект затащил, посадить за описание накопленного мной. И пора, пора делать большую библиотеку где подальше. Бумага уже получше выходит, можно начинать переписывать свитки.

Вести из новообретенных благодаря Шемяке Верховских княжеств приходили странные: тот самый Улу-Мухаммед стал лагерем под Белевом на зимовку, а сыновья его ходят вокруг в походы с целью добыть пропитания. Но что характерно, не на земли Московского княжества.

— Царь ордынский Махмуд, да с сыновьями с Мамутеком, с Ягупом, с Юсупом, с Мустафой да Касымом, со всей своей тьмой напротив Белева-города крепостицу поставил.

Тьмой? А, десять тысяч по старорусскому счету. Меня аж подбросило — сколько-сколько??? Десять тысяч воинов???

— Оружных по сказу белевского князя пол-шесть тысяч человек[28], прочие же чады и дети, числом втрое большим.

— Всей ордой откочевал?

— Так, княже.

— А почему под Белев?

Почему откочевал — понятно, спихнули с престола Кичи-Мухаммед и Сеид-Ахмат. Но почему именно Белев? Последние известия об Улу-Мухаммеде говорили, что он в Крыму обосновался. Там очередная пертурбация — померла очень авторитетная тетенька, Джанике-ханум, дочь Тохтамыша и жена Едигея. Топила она за Хаджи-Герая, того самого, что вписывался за княжество Феодоро в войне с генуэзцами, а как померла, Герая выперли в Литву, а на его место нарисовался Улу-Мухаммед.

— Мурзы ширинские, допрежь сторону Махмуда державшие, к Седи-Яхмату качнулись. Оный Седи-Яхмат крымские улусы под себя взял.

Ага, значит, благодетеля моего Улу-Мухаммеда на мороз выперли. Но судя по тому, что крымская династия именовалась Гераями, последнее слово еще не сказано. И нам еще предстоят долгие лета разборок со степной аристократией, с этой сворой сыновей, отцов, родных и двоюродных братьев, племянников, побратимов, выкормышей, с удальцами и багатурами, которые всегда знали только один закон: бей первым!

— Махмуд же Большой в литовской замятне держал сторону Жигмонта…

Так. Все ясно, мне все ясно.

На Волге сидит Кичи-Мухаммед, в Крыму и по Днепру Сеид-Ахмет, в Литве Улу-Мухаммеду тоже не рады. Куда в таких раскладах идти? Да только к нам и остается, уповая на то, что Великий князь московский не забыл, кто ему ярлык выдал.

— …из хвороста тын исплел, и снегом посыпал и водою полил, и смерзеся крепко. И с воинством своим хоте там зимовати.

Подарочек, блин. Представляю, как там белевский князь себя чувствует. Кстати, о князьях…

— Верховские князья докончание подписали?

— Руки не дошли, — развел ими Шемяка. — На словах все за нас заложились, но привыкли, вишь, на все стороны смотреть.

— При таком случае склонить дабы князя Московского в отца место признали, — пристукнул резным посохом Голтяй.

Широкая феодальная общественность в лице думных бояр и княжат программу поддержала. И вообще рвалась в бой с целью замочить недавнего благодетеля в сортире.

— Вы уже однажды требовали воевать, чем кончилось, напомнить?

— Княже, господин наш, когда зверь тонет, тогда и убить спешат, ибо если на берег выберется, то многих поразит и сокрушит, — выразил общую позицию ястреб Патрикеев. — И незнамо, убит ли будет или живым убежит.

— Зверя… Люди все же, хоть и басурмане, а люди.

Гуманистическая концепция отклика не вызвала, а вот Дима удивил:

— Войско собирать надо.

Мы переглянулись и коллега-попаданец объяснил: