Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 19

Вот так. Никаких ресторанов, отелей, клинеров и прочего аутсорса, сперва бы до управляющих дорасти, чтобы сбросить на них часть вопросов, забыть и спрашивать только за результат. А пока хочешь, чтобы сделали хорошо — если не сам делай, то сам вникай до последней мелочи. И как у земледельца лень и огрехи покажут себя осенью, в урожае, так у князя его каждодневные дела и заботы проявятся потом, позже, иногда через несколько десятилетий или даже веков.

С Никулиных умствований меня тоже пробило, и до холодного ужаса в сердце я осознал, насколько мои деяния могут поднять или угробить страну. И что вот эта общая жизнь — основа единства, которое и помогало русским выстоять во всех невзгодах, прежде чем выросло сильное государство.

Даже слишком сильное — всегда у нас был перекос в сторону единоначалия против общественной жизни, чересчур велик уклон в военно-феодальную сторону, слишком «люди государевы» выше «презренных коммерсов»… Возможно, таков путь, избранный московскими князьями, но я попробую малость повернуть, нельзя государству без предприимчивых людей и без различных мнений — а идейный и экономический базис только так и родится, приказом сверху не насадишь. Думать разно, но при тревогах собираться заедино и действовать совокупно, как-то так. Пока же вся элита мыслит в категориях войны и сопряженного с ней грабежа, а нужно, чтобы и о развитии заботились. Не просто свел мужиков у конкурента и у себя поселил, а со своей вотчины сумел добиться большего. А то так и будем воевать сами с собой, попусту тратя силы.

Вон, как сейчас Литва воюет.

— …шляхта луцкая, допрежь крулю верная, ожесточилась и за Свидригайлу ополчилась, — «докладчиком по литовскому вопросу» выступал, естественно, Патрикеев, как самый знающий тамошние расклады. — Князь-Федор Несвицкой ко Берестью придя, стоял три дни, Бересть взяв и сжег. Пришел следом Жигмонт и також от Свидригайловых наместников город взял, от Берестья ныне одни развалины еси.

Да уж, гражданская война во всей красе. И брат на брата — король Ягайло послов своего родного брата Свидригайлы схватил и выдал двоюродному брату Сигизмунду. А тот их велел утопить — с дипломатической неприкосновенностью тут покамест очень трудно, не укоренилось еще такое понятие.

— Свидригайло же в отместку послов Жигмонтовых утопив, так друг друга и не признав.

Весело Гедиминовичи живут, не соскучишься. Не дай бог нам так же.

— Людишки же литовские толпами к Свидригайле бегут, он же Троки и Ковну[15] в четыре дни приступом взял и також сжег, ополонившись, а многих людишек и посекоша. Вильну страх обуял, Жигмонт ежечасно изменного умышления опасается, и кого отступником посчитает, того немедля казнит.

Хм. Вот даже родную историю не помню, чего уж говорить о Литве — но судя по всему там православная партия сейчас сильна и может унию разорвать. Как бы ей помочь? Войско не пошлешь, это прямая война с Польшей, опять же, хан Улу-Мухаммед союзник Сигизмунда, стоит войско отослать — жди татарского набега, а нам только такого счастья и не хватает. Думай, голова, думай.

— Юрий Патрикеевич, а что князья Можайские, докончание подписали?

— Так, княже, только не прогневайся, но веры Ивану Андреевичу нет, переметнется коль выгоду себе увидит.

Это да, кузен мой производит впечатление человечка скользкого, ненадежного, думающего только о себе. Такие идут рядом, пока у меня сила, а стоит чуть ослабнуть, вильнут и поминай, как звали. Ни нашим, ни вашим, а только о своем кармане, как Волк говорит — такой в церкви за полушку пернет. А если в Свидригайловы разборки с Жигмонтом влезать, то Можайское княжество, как самое западное и граничащее напрямую с Литвой, ох как важно становится.

Думай, голова, думай.

Ну, положим, против Улу-Мухаммеда встанет его давний соперник Сид-Ахмат, внук Тохтамышев, союзник как раз Свидригайлы. Но чтобы мне руки развязать, он должен напасть на Мухаммеда первым, а как этого добиться?

Почти весь урожай, по докладам даньщиков и волостелей, успели убрать до того, как пошли затяжные дожди. Дороги мгновенно раскисли и наши выезды на Кучково поле каждый раз становились все короче — и кони уставали месить грязь, и мы быстро промокали до нитки. Вот и в этот раз не угадали, просвет между тучами затянуло едва мы покинули посад, а стоило лишь пару раз сойтись-разойтись, как снова полило. Епанчи[16] мгновенно отяжелели от влаги, напиталась сбруя, промокли гривы лошадей… Мы повернули обратно, миновали сады и Златоустинский монастырь и уже свернули в Дмитриевскую улицу, когда хлынуло уже серьезно. Одно счастье, такой потоп ненадолго и мы всей кучей приткнулись под ближайший навес у корчмы на самом краю города.

Внутрь не полезли — там и без нас хватало спасавшихся от дождя, хотя, судя по звукам рожка и бубна, народец мог привалить и раньше, послушать песни.

Под дождь выскочил мужик и, заворачивая подол рубахи, пробежал за угол, а из распахнутой на мгновение двери донеслись еще и припевки-потешки:

— …а как у барина-боярина…

Ага, скоморохи людей веселят, не иначе.

Хляби небесные мало-помалу иссякли, с Дмитриевской, настороженно нас оглядев, к корчме свернули три угрюмых и промокших всадника.

— Владычные, — как о само собой разумеющемся, сообщил Волк.

Теперь уже и я понял, что одеты молодцы, так сказать, более строго, с преобладанием черного цвета — такие кафтанцы носили митрополичьи дворяне и сыны боярские. В ратную пору они воевали отдельным полком, а мирное время служили владыке даньщиками, волостелями, охраняли палаты и дворы митрополита или вот ездили по разного рода поручениям.

Верховые спешились, двое кинули поводья третьему и полезли внутрь. Песни и музыка мгновенно оборвались и через минуту один владычный выволок за шкирку мелкого мужичка с растрепанной бороденкой, второй следом нес бубен, рожок и маленькие, в локоть, гусельки.

— Ко владычному двору, на правеж… — не то чтобы осуждающе, скорее, с сожалением протянул у меня за спиной один из молодших.

Не любит церковь скоморохов, считает бесовщиной, и в церковной ограде хоронить запрещает. А других развлечений разве что хороводы и кулачный бой. Но как ни старались клирики, как не давили, все равно скоморошество выжило. А раз не можешь предотвратить, значит, надо возглавить.

— Эй, ну-ка, осади, — крикнул я владычным, уже потянувшим ременные веревки с седел, чтобы вязать скомороха.

Первый из них, видно, старший, недобро оглядел нас, заляпанных грязью с ног до головы на таких же грязных конях:

— Ступай се мимо.

— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — на автомате вырвалось у меня.

— Отвали, — уже злее сказал первый и положил лапищу на рукоять сабли.

Гридни немедля сдвинулись вперед, закрывая меня.

— Шапки долой! — рявкнул Волк. — С князем говоришь!

Злой взгляд сменился ошарашенным, потом в нем мелькнуло узнавание, оторопь, страх… Трое немедля обнажили и склонили головы, но скомороха не выпустили.

— Этого я забираю. Гусли тож давай сюда.

До Фроловских ворот мы добрались как только ослаб дождь. Один из молодших держал под епанчой бубен, другой гусли, третий засунул рожок себе за пояс, скоморох, назвавшийся Ремезом, бежал, держась за стремя Волка и оскальзываясь в лужах. Стоило нам перекреститься на надвратную икону Спаса, как сзади по бревнам моста прогрохотали копыта и взмыленный посыльный прокричал:

— Расступись!

Но в воротах расступаться некуда и он неволей остановил запаленного коня, увидел меня, сорвал шапку и, поклонившись до конской гривы, тяжело произнес:

— Юрьевичи Кострому изгоном взяли!

Глава 8

Экономика должна быть

Ох некстати, ох некстати…

Да когда война кстати, блин?

Только начал обратно свои проекты налаживать, как на тебе, скачи, руби и, главное, кого — своих же! Но пока распутица, воевать смысла нет, больше войско измотаем, да и бояре по свои вотчины разъехались, сейчас самое горячее время — оброки и корма принимать, припасы на год закладывать, так что малость времени есть.