Последний проблеск света (ЛП) - Кент Клэр - Страница 10

Он был просто мужчиной, который чинит мою машину. Ничуть не примечательнее мясника в местном продуктовом магазине или парней, которые вывозили мусор.

Маленький кабинет у мастерской всегда пребывал в бардаке, стол завален бумагами, казалось, многолетней давности. У него всегда был термос с кофе. И футболка с эмблемой политехнического университета Вирджинии. Я помню фото новорожденного младенца в рамке рядом с этой кепкой.

Наверное, его дочка, Грейс.

Однажды, когда я пришла забрать машину, он разговаривал по телефону. Он показал извиняющийся жест, заканчивая разговор.

Не знаю, почему я запомнила, что он говорил звонившему. Тогда меня это вовсе не интересовало. Но сидя на камне, посреди леса, рядом со спящим Трэвисом, я вспоминаю большую часть слов.

«Мне надо идти, Шэрил… Да… Да. Я знаю… Можем поговорить об этом сегодня вечером… я же сказал, что сожалею… я знаю, но это же ты недовольна… я ничего не могу поделать».

Он повернулся ко мне спиной, заканчивая разговор, и прошел в дальний угол кабинета. Однако я все равно слышала его.

«Это неправда… я никогда ничего такого не делал… Шэрил, прекрати. Я не могу сейчас все это обсуждать. У меня клиент пришел».

После этого он повесил трубку. Я передала ему чек, который дедушка дал мне для оплаты, а затем уехала в своей машине. Я никогда не задумывалась о том разговоре.

Даже в самых бурных своих фантазиях я не думала, что буду сидеть так близко к этому мужчине. Что буду слушать, как он спит. Что буду гадать насчет его нижнего белья.

Что он будет всем, что осталось у меня в этом мире.

Теперь я понимаю, что в тот день он наверняка ругался с женой по телефону. Ее звали Шэрил. Он упомянул это вчера. Я по-прежнему ничего о ней не знаю, но он явно до сих пор любит ее.

Его страх за ее безопасность — единственная настоящая эмоция, которую я замечала за ним… помимо потери его дочки.

Пару часов я сижу на камне, не шевелясь и допивая бутылку воды, начатую Трэвисом. В итоге мне приходится встать, чтобы пописать.

Когда я возвращаюсь, Трэвис все еще спит, но слегка ворочается, будто бессознательно ощутил, что что-то изменилось.

Я снова сажусь на камень, и он протягивает одну руку к моей ноге. Его пальцы легонько обхватывают мою лодыжку.

Я кошусь на его лицо, но он все еще спит.

Я не убираю ногу. Остаток ночи он держится за мою лодыжку.

***

Следующие два дня проходят в дымке дискомфортной монотонности. Нам удается съехать с тропы и вернуться на дорогу, но потом мы остаток дня ищем бензин.

В итоге мы находим пару галлонов топлива в старом пикапе, припаркованном рядом с уединенной хижиной, и в итоге проводим там ночь. Мы по очереди спим на маленькой кушетке, поскольку Трэвис не считает, что в хижине достаточно безопасно.

На следующий день мы натыкаемся на более охраняемые города, так что снова вынуждены съехать с дороги. Той ночью мы разбиваем лагерь, но ночевка получается не такой компанейской, как в первый раз.

Трэвис снова вернулся к хмыканью и безмолвным взглядам. Это ощущается как та первая ночь на одноместных кроватях. А не как тот долгий вечер у ручья.

Он снова крепко отгородился.

Это нелепо, но я скучаю по нему.

Утром пятого дня мы наконец-то добираемся до Кентукки.

Поскольку бензина опять мало, мы сверяемся с картой и направляемся в маленький городок недалеко от дороги. К нашему облегчению, он заброшен. Главная улица основательно разграблена, но мы обыскиваем районы на окраинах, где дома в более хорошем состоянии.

Мы находим тот, что не выглядит так, будто в него вламывались, и заглядываем в гараж, где видим машину.

— Да! — я улыбаюсь, отходя на шаг. — Уверена, в баке есть бензин.

— Будем надеяться.

Трэвис пинком открывает боковую дверь. В машине есть бензин. Мы наполняем джип и находим на полке в гараже канистру для бензина, так что наполняем и ее, чтобы взять с собой.

— Можно и дом проверить, раз уж мы здесь, — говорю я, и Трэвис кивает в знак согласия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он пинком ломает заднюю дверь. Внутри все опрятно. Нет разбитых окон.

Я задерживаю дыхание, пока мы стоим бок о бок на кухне и открываем дверцы шкафчиков.

Полки полны еды.

Многое давно испортилось — хлеб, крекеры, батончики гранолы, печенье — но тут есть консервы.

Целые полки консервов.

— О боже! — выдыхаю я, доставая две банки стручковой фасоли и обнаруживая за ней консервированные супы. — Господи, ты посмотри на это!

Трэвис хмыкает.

Не знаю, почему я ожидала другой реакции.

В шкафчике под раковиной я нахожу скомканные пакеты и начинаю складывать в них консервные банки. Трэвис берет другой пакет и кладет туда соль, перец, острый соус, а также консервированную ветчину и тунца, найденные в соседнем шкафчике.

Я улыбаюсь как идиотка, когда мы ставим пакеты у двери и начинаем обыскивать остальной дом.

Я нахожу маленькие бутылочки шампуня и кондиционера — такие, которые обычно дают в отелях. Трэвис находит сейф с оружием. Ему не удается вскрыть сейф, но рядом ящик с патронами, и некоторые подходят к нашему оружию. В подвале обнаруживаются четыре большие бутыли питьевой воды.

А в хозяйской спальне комод и шкаф с одеждой.

Я хихикаю, копаясь в ящике с нижним бельем, и нахожу несколько пар относительно новых хлопковых трусиков, которые могут подойти мне по размеру. Я проверяю лифчики, но они слишком маленькие, да и мне все равно не хочется их носить.

Они никогда не были особо удобными.

В соседнем ящике — мужское нижнее белье. Я достаю серые боксеры и расправляю их, чтобы оценить размер.

Трэвис стоит на четвереньках в шкафу и роется в обуви.

— Похоже, эти тебе подойдут, — говорю я. — Хочешь прихватить парочку?

Трэвис выпрямляется и оборачивается. Может, я воображаю это, но кажется, будто его лицо слегка краснеет.

— Конечно, — мямлит он, опуская взгляд обратно к обуви. — Похоже, женская обувь будет тебе велика, а мужская мне мала.

— Естественно. Но хотя бы мы нашли одежду. Тут есть мужские футболки, и мне тоже кое-что подойдет.

— Не бери слишком много. У нас нет места для всего, — его голос слегка приглушается шкафом.

— Не буду. Женские джинсы все равно слишком длинные для меня, но хотя бы у меня будет пара запасных футболок, — в нижнем ящике комода я нахожу спортивные штаны и пижамы. Я беру серые штаны для Трэвиса и плотные черные леггинсы для себя.

Здорово будет переодеться во что-нибудь на ночь или на то время, что мы стираем джинсы.

Я поглаживаю красивую сорочку из красного шелка и вдруг чувствую, что Трэвис стоит позади меня.

— Ты же не собираешься взять ее, нет?

— Нет, — я вздыхаю и встаю, чтобы собрать свои находки.

Я хочу эту сорочку. Хочу так сильно, что слюнки выступают.

Но в моей жизни нет места для красивого белья.

Мы тащим все к джипу, и у нас уходит почти полчаса, чтобы навести порядок в багажном отделении и уместить все, что мы нашли.

Я так рада всему, что мы прибавили к нашим припасам, что хлопаю в ладоши, когда Трэвис ставит на место последнюю бутылку воды.

Мне нравится выражение его лица, когда он поворачивается ко мне. Он не улыбается. Он никогда не улыбается. Но его лицо расслаблено, и блеск в глазах подсказывает, что он чувствует то же самое.

Не подумав, я кидаюсь на него, обнимая.

Он не обнимает в ответ. Во всяком случае, сразу же. Он напряженно стоит, пока мои руки обхватывают его. И потом его ладони медленно поднимаются, чтобы легонько лечь на мою спину в районе ребер.

Я буквально на минутку утыкаюсь лицом в его футболку, затем отстраняюсь.

Трэвис смотрит на меня, и его глаза выглядят очень голубыми. А уголки его рта капельку приподнялись.

Я ахаю.

— Ты улыбаешься?

— Что?

— Ты реально улыбаешься?

— Нет, конечно, — но его губы снова подергиваются, почти неуловимо.