Талисман цесаревича (СИ) - Ежов Сергей - Страница 8

— М-м-м Анечка, я не ошибся?

— Не ошиблись, Юрий. С чего бы вам ошибаться?

— Видите ли, Анечка, вчера меня крепко приложили по голове, и часть имён выскользнули из неё.

— Бедненький! Генрих, тебе тоже жалко Юру?

— Конечно, жалко. Но ещё я хочу сделать причёску как у него.

— А мама тебя не заругает? — беспокоится девушка, но парень небрежно отмахивается:

— Ерунда. Если что, я всегда могу надеть парик. Юрка, быстро признавайся, где тебя оболванили?

— Вот здесь, в цирюльне.

— Тогда посторожи Аньку, я поскакал.

И молодой человек нырнул в цирюльню.

— Юра, ты не обиделся на Генриха?

— А что, он повёл себя не как всегда? — осторожно интересуюсь я. Чёрт его знает, в каких мы отношениях, может мне следовало вызвать Генриха на дуэль, правда, непонятно за что. Отношение Генриха ко мне, конечно же, свободное, но вполне укладывается в стиль поведения близких друзей.

— В том-то и дело что как всегда, но ты же пострадавший, к тебе надо относиться более внимательно.

Мысленно расслабляюсь:

— Наоборот, Анечка, Вы, а Генрих в особенности, подаёте мне руку помощи, показывая, что судьба поставила мне подножку, но вы остаётесь моими друзьями.

— Правда? И ты совсем не боишься идти служить вместе с грубыми мужиками?

— Милая Анечка! Сегодня я закажу своим мужикам мундиры, построят их за два-три дня, и после того приходи, посмотреть, как грубые мужики выполняют команды изящного меня.

— Ах, Юрий, ты как всегда остроумен.

Поболтали о том, о сём, и наконец, дождались Генриха.

— Юрка, а чего ты не сказал, что причёску придумал ты сам? И как ты её надумал поименовать?

— Пусть называется Анненская, в честь нашей Анечки. Аня, не возражаешь?

— Не возражаю. Так, когда нам приходить смотреть твоих рекрутов?

— Через три дня. Впрочем, я всех извещу заранее. Придёте?

— Непременно. А теперь извини, нам надо выполнить срочное папенькино поручение.

— Юра, ещё раз спасибо за причёску, рад был тебя видеть, ну я побежал за Анькой. — протарахтел Генрих, пожал мне руку и помчался за удаляющейся сестрой.

Я посмотрел им вслед, покивал головой, и неторопливым шагом отправился обратно. Успел как раз вовремя: у ворот из коляски в этот момент выходил предводитель уездного дворянства. Должность важного дородного мужчины я вспомнил, а вот имя как-то не всплывает. Мужчина тем временем, без всяких прелиминариев, обращается ко мне:

— Юра, услышал я, какой афронт произвела с тобой судьба, но Сильвестр Гордеевич уверяет, что ты не сломался, не оробел и намерен заслужить себе дворянство посредством военной службы, это так?

— Это правда.

— Нужна ли моя помощь? Может, ты всё-таки хочешь не поступать на военную службу, в сем случае я помогу тебе двинуться по статской стезе.

Тут я вспомнил имя-отчество предводителя дворянства, аж полегчало на душе:

— Помилуйте, Модест Павлович, молодость нужно посвятить военной службе, помнится, вы сами так говорили.

Предводитель довольно заулыбался. Ещё бы! Его высказывания тут цитируют чуть ли не страницами.

— Да-с, говорил. И послужил в молодые годы, как же. Но чем тебе в таком случае помочь?

— Если возможно, Модест Павлович, посодействуйте, чтобы поручик Ливин выполнил своё задание с наилучшим результатом, и чтобы он каким-то образом узнал, что выполнением урока он обязан моей просьбе.

— Ну, ты интриган! — шутливо погрозил пальцем предводитель и открыто улыбнулся — Просьбу твою выполнить нетрудно, мне таковая забота ничего не будет стоить, а тебе и впрямь должно помочь. Я бы на месте полковых офицеров такую помощь и таковое рвение оценил.

Предводитель укатил, зато явились портной и сапожник. Мастера видно по ухватке, вот портной и сапожник показали класс: за какой-то час они обмеряли всех рекрутов, впрочем, большую часть времени, уделив многоуважаемому мне.

— Так что барич, всех мы обошьём через три дни, готовьте оплату.

— Сколько ваша работа с материалами будут стоить?

— Ровно восемьдесят пять рублей вместе с сапогами, треуголками, париками, епанчами и снаряжением.

— Не продешевили ли вы, мастера?

— То барич не ваша забота, а наши с его высокоблагородием господином исправником дела.

— В таком случае прошу построить по два мундира на каждого рекрута. Амуниция пусть будет в одном комплекте.

— Зачем же два мундира?

— Один будет повседневным, а другой станет парадным, скажем на присягу, на парад, на большой праздник.

— Мудро. — согласился портной — Только это обойдётся вам ещё в полсотни целковых.

— Дело важнее денег. — вздохнул я.

«Любопытно — подумалось мне — Каким образом исправник оптимизировал издержки на пошив формы рекрутам? Наверняка, он пустил на это дело сукно и кожу, из числа захваченных у контрабандистов. А в сущности-то, какая мне разница? Любезность есть любезность, а помощь, как ни суди, всё же немалая. Огромная помощь, что там говорить». Потом пошли дни занятые непрерывной учёбой, которая моим парням не казалась тяжёлой: нагрузки для крестьянских ребят оказались вовсе даже не запредельными. Обучение грамоте и счёту — да, тяжелы, но опять же не запредельно.

Потом, наконец, очнулся поручик и потребовал разговора со мной. Разговор сложился удачным, поручик проникся, а к вечеру к месту проживания привезли свежепостроенные мундиры. Мундиры и вправду оказались из весьма качественного сукна, что подтвердил и портной:

— Ты зацени, барич, весь матерьял и приклад наивысшего сорту, австрийской выделки.

Сапожник, как и в прошлый раз, не проронил ни слова, только лишь кивал, подтверждая слова портного.

— Ещё раз благодарю за отлично и быстро сделанную работу. — пожал я руку мастерам.

Я переоделся сам, проконтролировал правильность одевания других рекрутов, выгнал их на двор строиться, строиться, а сам пошел на доклад.

— Господин поручик, команда рекрут обмундирована и построена для смотра. Докладывает рекрут Булгаков.

— Добро! Докладываешь ты не вполне правильно, видимо батюшка тебя по-старому артикулу обучал. Но то не беда, переучишься по-новому. Помоги-ка мне выйти на крыльцо.

На крыльца поручик устроился на лавке и махнул рукой:

— Показывай, чему вы тут научились

Под моей командой рекруты промаршировали без оружия, потом показали строевые приёмы с деревянными ружьями, после показали приёмы владения оружием в строю, разбились на пары и продемонстрировали штыковой бой и завершили всё демонстрацией подхода к начальнику.

— Молодцы! — похвалил нас Ливин — Выучка, показанная вами обычно достигается через несколько месяцев, как бы не через полгода, но вы превзошли все возможные нормативы. Думаю, что всех вас ждёт успех на службе. А что в выучке ещё видны огрехи, то не страшно. Со временем научитесь. Выражаю своё удовольствие за старание и прилежание. Нынче все свободны, можете отдыхать. А ты, Булгаков, останься.

Я подошел к крыльцу, поручик кивнул в сторону лавки:

— Присаживайся вон на ту лавку, Юра, побеседуем.

— Слушаю, Павел Павлович.

— Без тебя заходил ко мне предводитель местного дворянства, просил за тебя. Более того: помощь оказал, и помощь немалую: рекрут уезд даёт без задолженностей[5], больше того: все рекруты отборные, вроде твоих. Правда я опасаюсь, что по прибытию в полк об этом станет известно, и большую часть из пополнения разберут себе гвардейцы, но то ладно. Тут главное, что и мне даётся возможность проявить себя. Ты сам-то хочешь в гвардию, Юра?

— Откровенно говоря, нет.

— Отчего же? В гвардии возможностей для карьера больше.

— Хотя я имею кое-какое состояние, но это состояние ограниченно, поступлений ждать неоткуда. Промотать всё что есть на пирушки, блестки и перья считаю бессмысленным м глупым. Да и нравы в гвардии, откровенно скажу, на мой взгляд, отвратительные.

— Чем тебе не угодили гвардейские нравы? — поднял бровь поручик.