Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза - Страница 70

— Я хочу ребёнка, Стас.

Выражение его лица принимает хмурый, слегка беспокойный вид. Прикусывая нижнюю губу, я собираюсь продолжить, я должна продолжить, чтобы он точно понял, о чём я его прошу.

— И ты думаешь, что я откажу тебе в этой просьбе, малыш? — большой палец его гладит мою щёку.

— Нет, но это не всё.

— Что ещё? Я слушаю.

Наверное, я и сама не до конца понимаю всю ответственность своей просьбы и решения, которое мы в итоге примем, но я не могу по-другому.

Мой муж. Моя опора.

— Любимый, я хочу, чтобы мы взяли ребёнка из детского дома, — на одном дыхании произношу я, после чего выдыхаю. — Тебе даже не нужно ничего говорить, чтобы я поняла, насколько сильно ты против. Я знаю, что ты этого не хочешь и думаешь, что это глупо. И я не могу тебя заставить думать по-другому или сделать это, но просто… Этот малыш не выходит у меня из головы. Я не могу жить так, словно ничего не было, словно его не использовали как ненужную вещь.

Стас внимательно слушает меня, не перебивая, не показывая своего недовольства и отрицательного ответа, и смотря прямо мне в глаза — от его пристального, изучающего взгляда душу выворачивает наизнанку. Но я и сама раскрываю ему свою душу. За дверью его кабинета кто-то шумит, разговаривает, но все эти звуки теряются на фоне моих мыслей.

— Если она его вернула в детский дом, я хочу забрать его. И даже если она его не вернула… Он ей не нужен, она не будет заботиться о нём, она не подарит ему любви.

В уголках моих глаз скапливаются слёзы, с которыми я борюсь от самого дома. Большими пальцами он смахивает их с моего лица.

— Даже если он не родной тебе, — подвожу итог я, утыкаясь в его чёрную рубашку, ткань которой становится немного влажной. — Я хочу, чтобы мы стали родителями этому малышу. Уверена, это не будет легко, но я смогу всё, если ты будешь со мной рядом.

Мой муж. Моя опора. Моя любовь.

И отец наших будущих детей. Родных по крови или нет.

40. Хрупкое сердце

В мои планы никогда не входило брать чужого ребёнка. Чёрт возьми, я уже собирался избавиться от этого ребёнка в случае, если бы он оказался моим. Я собирался сделать так, чтобы Полина никогда не чувствовала, словно делит меня с кем-то, словно наши будущие дети должны соперничать с этим ребёнком. Собирался обеспечить его на всю дальнейшую жизнь и отослать куда подальше вместе со своей изворотливой бывшей женой, которая прикинулась его матерью.

Нам совершенно точно не нужен чужой ребёнок, но я понимаю, почему моя девочка захотела забрать его.

Точнее, почему она вбила себе в голову, что хочет забрать его.

Она сама была максимально травмированным ребёнком. Она буквально выживала в одном доме с сукой, которую не повернётся язык назвать матерью. И вся ситуация с никому не нужным ребёнком засела в её голове. Зная, насколько у неё доброе и открытое сердце, насколько она могла перенести эту ситуацию через себя, я даже не должен удивляться, что она изъявила такое желание.

Возможно, она считает, что чем-то обязана этому ребёнку — и я не должен отвечать ей резко.

Только не сейчас, когда она смотрит на меня полными надежды глазами. И не в любое другое время.

Да, я хочу сказать, что это исключенно. Что этот ребёнок не просто не наш, но ещё и прямое напоминание о том, что пришлось пережить ей в своей душе, когда она закрылась от меня. Пускай это были недолгие два дня, но они были. Они чуть не разрушили её спокойствие и чуть не подорвали её доверие ко мне.

Я хочу сказать, что мы не возьмём этого ребёнка, но не могу. Не могу, пока она смотрит на меня глазами, полными тоски. Будто своим отрицательным решением я могу собственноручно забить все гвозди её могилы. Я, который всегда намеревался сделать её жизнь счастливой.

Блядь, что она делает со мной? Её власть надо мной безгранична.

— Да, я знаю, что ты против, — продолжает она, прижимаясь головой к моей груди. — Прости, я не права, что вываливаю на тебя это и ставлю тебя перед фактом.

— Ты всё правильно делаешь, Полина. Ты должна говорить со мной обо всём, что ты хочешь и что тебя тревожит. Я твой муж и сделаю для тебя всё, ты знаешь это.

— И сейчас пользуюсь этим… — обречённо вздыхает она, думая, что пользуется своей властью надо мной.

На самом деле, так оно и происходит, и я позволяю ей пользоваться мною в любых смыслах. Я определённо мог стать её рабом, которым сочтёт за божью милость исполнять её приказы.

Даже такие нелепые.

— Принцесса, я могу понять твоё импульсивное желание, но я знаю, что оно может пройти уже к завтрашнему дню.

— Стас, я не… — она прочищает горло, очевидно, не в состоянии ответить.

Я обнимаю её одной рукой, другой поглаживаю по волосам, отчётливо ощущая запах персиков в воздухе. Её гель для душа, которому я завидую, ведь она так часто наносит его себе на тело. Мне хочется стать всем, что как-либо касается её. Мне хочется стать всем, что имеет для неё значение — любой мелочью и каждой важной вещью. Мне хочется взять её на руки, отвезти куда-то в глубокую глушь или на необитаемый остров и держать. Просто держать там, чтобы я был единственным мужчиной, который попадался ей на глаза. Чтобы только у меня было право наслаждаться её присутствием. Каким же одержимым безумцем она меня делает. Блядь, мне пора лечится, только от этого нет препаратов, нет лекарств, нет советов.

Есть только одно — Полина, моя девочка, чьё тело и душа однажды могут не выдержать моего сумасшедшего натиска. А мой натиск действительно сумасшедший, потому что Полина — моя грёбанная зависимость.

— Я знаю, насколько ты добрая и насколько твоё желание помочь этому ребёнку искреннее. Но нам необязательно брать его себе, чтобы принять участие в его жизни, принцесса, ты понимаешь это?

— Наверное…

— Я могу подключить любые связи, любые благотворительные организации, которые помогут пристроить мальчика. Я могу обеспечить его приёмных родителей до скончания веков, открыть ему счёт в банке, распланировать его жизнь и дать ему лучшую жизнь. Я не хочу, чтобы ты жертвовала собой.

И это правда.

Я сам ещё не заделал ей ребёнка, потому что знаю, что она слишком юна. И кидать её в жизнь с чужим ребёнком — нет, я не собираюсь. Я мог бы даже договориться с самим собой, мог бы даже притвориться для неё, что люблю некровного сына, но она устанет. Она устанет и будет винить себя за то, что не сумела стать матерью в свои восемнадцать лет.

— Я не жертвую собой. И понимаю, что это не игрушка, а ребёнок, с появлением которого наша жизнь изменится. Просто я… Я действительно хочу, чтобы мы стали его родителями.

Меня переклинивает.

Одно только осознание того, что Полина готова и хочет растить со мной чужого ребёнка, наполняет меня диким удовлетворением. Я всё ещё считаю, что это импульсивное решение, основанное на её эмпатии и жалости, но чем бы оно ни было, она хочет, чтобы я был рядом вместе с ней.

Я не понимаю, что она со мной делает. Я никогда не думал, что смогу принять и полюбить чужого ребёнка. Я всё так же против этой идеи, но она заставляет меня задуматься. Потому что она хочет видеть меня в роли отца её ребёнка, родного или нет. Конечно, блядь, меня, потому что я её муж, единственный мужчина, который когда-либо будет у неё.

— Ты против, — подытоживает она, запрокидывая голову и смотря на меня своими изумрудами. Как же я люблю эти глаза, сколько же я готов отдать, чтобы они всегда были наполнены любовью по отношению ко мне.

— Я против, — подтверждаю я. — И я не в состоянии тебе отказать. Даже если знаю, что это не взвешенное решение.

— Оно взвешённое.

— Подумай, принцесса. Подумай, хочешь ли ты, чтобы я устроил его жизнь или ты хочешь, чтобы это сделали мы с тобой.

Я не могу выглядеть в её глазах бездушным и чёрствым ублюдком. Какой бы глупостью я ни считал её желание, я всегда собираюсь оставаться в её глазах тем самым мужчиной, который готов ради неё на всё.