Против правил - Браун Сандра - Страница 4

Получив официальное увольнение из морской пехоты, он решил избавиться от короткой военной стрижки и отрастить волосы. Медсестру, приходившую брить его каждое утро, уговорил оставить ему усы. От глазного протеза Тревор отказался.

– Мне кажется, так будет… более стильно, – заявила одна из медсестер, столпившихся возле его постели, когда доктор надевал ему черную повязку на глаз. Половина женского медперсонала была влюблена в своего пациента, и многочисленные увечья не отпугнули их от его мускулистого тела. Медсестры горячо восхищались его грубоватым красивым лицом, длинными руками и ногами, широким торсом и узкими бедрами.

– Эта повязка сочетается с вашими вьющимися черными волосами.

– Когда выйдете отсюда, придется вам палкой от девушек отбиваться.

– Тростью, вы хотели сказать, – ответил Тревор, рассматривая повязку в маленьком зеркале, кем-то ему одолженном.

– Не сдавайтесь, – ободряюще произнес доктор, – мы ведь только начали.

О смене времен года он узнавал лишь по изменяющемуся пейзажу за окном госпиталя. Дни были похожи один на другой, как близнецы. Он держал на прикроватной тумбочке календарь и каждый день вычеркивал по одной цифре, отслеживая таким образом ход времени.

Однажды санитар, который время от времени приходил к Тревору после смены, чтобы сыграть с ним в покер, положил на стул рядом с кроватью вещевой мешок.

– Это еще что такое?

– Все вещи, которые смогли извлечь из твоей комнаты в посольстве в Каире, – пояснил санитар. – Твой отец решил, что ты захочешь взглянуть – вдруг сочтешь что-то достойным внимания?

Ничего стоящего в мешке не было, но одна вещица действительно привлекла внимание молодого человека.

– Передай мне ту металлическую коробку, пожалуйста.

Это была ничем не примечательная зеленая жестяная коробка с крышкой на шарнире и кодовым замком, состоящим всего из одной цифры. Каким-то чудом он вспомнил эту цифру и сумел открыть коробку.

– Что там? – поинтересовался санитар, с любопытством заглядывая Тревору через плечо. – Похоже на стопку писем.

Молодой человек почувствовал, как ему сдавило грудь. Он едва нашел в себе силы ответить:

– Да, так и есть.

Он совсем забыл о них, но сейчас события того далекого вечера всплыли в его памяти с кристальной ясностью.

– Привет, Ловелас!

– Здорово, Страуд! Чем могу быть полезен?

– Помнишь ту металлическую коробку, в которой ты хранишь деньги для игры в покер?

– Ну да, а что?

– Не станешь возражать, если я положу туда вот это для сохранности? – спросил Страуд, смущенно показывая ему стопку писем, перехваченных резинкой.

– Хмм. Это послания от жены, из-за которой ты ведешь монашеский образ жизни?

– Да, – подтвердил Страуд.

– Вот уж не думал, что она умеет писать.

– Что?

– Я всегда считал, что ангелы далеки от подобных мирских занятий, – поддразнил Тревор, награждая друга тычком под ребра.

– Тебя только не хватало! Парни и так подтрунивают надо мной за то, что храню письма, но мне нравится перечитывать их по нескольку раз.

– Сентиментальные небось? – В зеленых глазах Тревора плясали озорные искорки.

– Нет, просто личные. Так что насчет коробки?

– Да, конечно, пользуйся. Захочешь открыть ее – набери на кодовом замке цифру четыре.

– Четыре? Спасибо, Ловелас!

Он схватил Страуда, уже повернувшегося, чтобы уйти, за рукав.

– Точно не сентиментальные?

Ричард усмехнулся:

– Ну, если только самую малость.

Потом они пошли выпить пива, и Тревор начисто позабыл о письмах жены Страуда. И не вспоминал о них вплоть до нынешнего момента.

Он открыл крышку, чувствуя себя так же неловко, как если бы подсматривал в окно спальни, как его приятель занимается любовью с женой.

– Выброси все остальные вещи, – раздраженно произнес он.

– А коробку с письмами оставишь себе? – уточнил санитар.

– Именно.

Он не сумел бы объяснить, зачем поступает подобным образом. Возможно, из чувства вины за то, что он выжил, а Ричард погиб, поменявшись с ним койками. Проделывая привычные упражнения для развития мышц рук, Тревор в сотый раз говорил себе, что не станет вторгаться в личную жизнь умершего человека, читая письма от его жены.

Но когда на госпиталь опустилась ночь, ушли посетители, лекарства были приняты, а медсестры разошлись по своим постам, Тревор взял коробку с при кроватной тумбочки и поставил ее себе на грудь.

Было темно, он чувствовал себя очень одиноким и потерял счет ночам, проведенным без женщины. Для него было огромным облегчением убедиться, что его тело по-прежнему реагирует всякий раз, когда его приятелю санитару удавалось тайком принести ему свежий номер журнала «Плейбой» или «Пентхауз». Его мужское достоинство совсем не пострадало.

Тревор нуждался в женщине.

Дело было не в том, что он не мог заполучить ее. Стоило ему лишь послать некоторым из медсестер особый призывный взгляд, и они с радостью скрасили бы его выздоровление.

Но он уже пережил достаточно мелодрам в жизни. Больничные слухи моментально приписали бы ему романтические отношения, которые были нужны ему сейчас менее всего.

Тем не менее он жаждал женского прикосновения, хотел слышать нежный голосок. В отличие от прочих мужчин, ему не приносило радости удовлетворять самого себя по ночам, просматривая мужские журналы. Девушки, запечатленные в глянце, с чувст венными телами, роскошными волосами и завлекательными улыбками казались ему такими же плоскими, как и страницы, на которых они были напечатаны.

Написавшая письма женщина, напротив, существовала в действительности.

Металлическая крышка открылась бесшумно, а вот страницы громко зашуршали, когда он к ним прикоснулся. Тревор отдернул руку, но тут же, обругав себя последним идиотом, вытащил несколько конвертов, лежащих наверху пачки.

Всего посланий было двадцать семь. Он рассортировал их и разложил по датам. Когда подготовительная часть работы, призванная отсрочить момент того, что он считал чуть ли не смертельным грехом, была закончена, он вынул из первого конверта простой лист бумаги и углубился в чтение.

Глава 2

7 сентября

Мой дорогой Ричард.

С тех пор, как ты уехал, прошло всего несколько недель, а мне кажется – несколько лет. Тоска по тебе превратилась у меня в болезнь, прогрессирующую с каждым днем. Воображение играет со мной жестокие шутки. Мне часто кажется, что я вижу тебя, особенно в толпе, и сердце в предвкушении начинает биться быстрее, но потом я мучительно осознаю, что в очередной раз приняла кого-то другого за тебя…

15 сентября

Дорогой Ричард.

Прошлой ночью видела тебя во сне и проснулась в слезах…

16 сентября

Любимый,

прости мое вчерашнее письмо. Мною овладела хандра…

2 октября

Дорогой Ричард.

Сегодня я почувствовала, как малыш впервые пошевелился! Любимый, не могу описать словами, как это восхитительно. Сначала я ощутила лишь легкое трепетание и замерла на месте, задержав дыхание. Затем он (я точно знаю, что будет мальчик) снова стал двигаться, на этот раз более ощутимо. Я засмеялась и заплакала одновременно, и ко мне тут же примчались мама с папой. Они не смогли ничего почувствовать, но я уверена, что, будь ты рядом со мной, касайся моего живота, непременно ощутил бы, как он шевелится. Я люблю тебя. Очень сильно.

25 октября

…И твоя экскурсия к пирамидам показалась мне просто восхитительной. Завидую тебе! Мы с мамой вчера ездили в «Северный парк» за покупками. Движение на улицах Далласа становится все более плотным, поэтому, добравшись домой, я чувствовала такую усталость, что едва нашла в себе силы подняться в спальню, и папа принес мне ужин на подносе. Но день был потрачен не зря. Я накупила столько вещей для малыша, что ему лет до шести хватит!