Ведьма, пришедшая с холода (сборник) - Суэнвик Майкл - Страница 1

Эпизод 1

Макс Глэдстоун, Линдси Смит

Долгая холодная зима

Прага, Чехословацкая Социалистическая Республика

Январь, 1970 год

1.

Татьяна Михайловна Морозова лежала ничком на шиферной крыше и старалась не окоченеть. Ей требовалась подвижность, что бы ни случилось дальше — если это дальше наступит. Предыдущие несколько ночей прошли без толку, но она не позволяла себе терять бдительность. Она слушала, как стихает пражская ночная жизнь вокруг нее: далекое бормотание пьяниц, скрип тонких подошв по снегу, треск крепкого морозца в заледеневших ушах, — и пыталась различить сквозь этот шум звуки, которые могли бы принадлежать объекту.

Но уличный гул был самым обычным, и никто в нем не выделялся. Ее операция, столь скрупулезно продуманная, казалась тщетной.

Таня взяла с выступа крыши бинокль — КОМЗ[1], из прочного металла и с завидной оптикой, стандартное снаряжение разведчиков КГБ — и снова оглядела Староместскую площадь. Ее пересекал одинокий прохожий, разрывая туман на своем пути, но его хмурое лицо не было похоже на лицо объекта. Она перевела взгляд с затемненной площади на фонарь возле северо-восточного входа, где, опершись о столб, стояла женщина. Таня не могла слышать, как настойчиво чиркала зажигалка, как открывалась и захлопывалась ее крышка, но представила эти звуки: они слишком хорошо были ей знакомы. Надежда скучала так же сильно, как и сама Таня, — хотя, зная Надю, Таня понимала, что для той скука была еще невыносимее. Если объект скоро не объявится, это будет еще одна бесполезная ночь. Еще одна проигранная битва.

С растущим отчаянием Таня проверила каждый вход на площадь еще раз. Информаторы сообщали, что противник использовал новый, передовой метод разведки, и это была подходящая ночь для преследования. Весь анализ подтверждал, что время идеальное: погодные условия, расположение звезд, геомагнитная обстановка — совпали все те мелочи и тонкости, на которые агенты вроде нее редко обращают внимание. Для этого существуют бюрократы. Но если Таня упустит объект снова, слишком многим людям придется за это поплатиться.

Она уже лишилась нескольких источников и не могла себе позволить потерять еще хотя бы одного. У Тани больше шансов здесь, на границе «железного занавеса», однако то же можно сказать и о ее противнике. В Москве ей было нелегко добывать информацию, просиживая дни напролет в сырых подвалах на Лубянке и притворяясь, что она не слышит криков из камер для допросов. К тому же ее семья имела большие связи и лучше умела управлять древним механизмом сплетен, который существовал задолго до разделения Востока и Запада.

Сообщения, которые удавалось передать, были краткими, их протаскивали зашифрованными в газетные объявления или в короткие радиопередачи — на таких частотах, которые пробиваются сквозь глушилки цензуры. «Мы нашли одного в Бирме», — могло говориться в сообщении, или: «Одного у нас перехватили в Марракеше». Таня не знала, какая сторона ведет, но подозревала, что силы примерно равны, и это слишком неудобно для всех.

Что-то загрохотало на крыше позади нее.

Таня опустила бинокль и взглянула на набор устройств, выстроившихся на краю крыши. В действительности это были не столько устройства — самый большой прибор не больше рублевой монеты, — сколько амулеты. Талисманы. Один дергался, как протершийся электрический провод, другой гудел и едва различимо светился. Какой-то детектор медленно оживал.

Задержав дыхание, Таня собрала волю в кулак. Вот звук, едва различимый на слух: сухой и ритмичный, шарканье и скрежет. Такой ритмичный, будто его издает машина. Но достаточно близкий. Таня вновь поднесла бинокль к глазам, и, разумеется, Надя наконец-то выбила искру из зажигалки. Объект прибыл.

Надя зажгла сигарету, но держала ее кончиком вверх, в неопределенности. «Ну же, Надя. Покажи направление, мне нужно знать, с чем работать». Яркий огонек подпрыгивал, пока Надя оглядывала площадь.

Наконец она ткнула в сторону пышно украшенного здания, похожего на свадебный торт из камня.

Таня повернулась к зданию ратуши. Вот он, темный силуэт за завесой тумана. Хруст. Скрип. Каждый шаг в снежной каше дается с трудом. Объект ранен? Слаб? Не вооружен? Им не может так повезти.

Она отложила бинокль и направилась к пожарному выходу.

***

Драгомир был пьян. Но, в конце концов, так и было задумано.

Он наклонился над столом, обеими руками сжимая бокал с пивом.

— И тогда я понял, что у твоего друга Джошуа две пары, — я был в этом уверен, прочел это в его глазах, глубоких, как озера. Я отлично разбираюсь в людях.

— Я в этом уверен, Драгомир. — Гейб Причард поднял бокал. — За твой успех.

С наступлением темноты бар «Водолей» наполнялся дымом и звуками джаза, доносящимися из музыкального автомата. Свечи мерцали на столах. Лампы горели тускло, гул голосов создавал фон для музыки: чешский говор перемежался с немецким и французским. Когда открывалась дверь, она притягивала взгляды, как магнит — железные опилки, но не удерживала их надолго.

— Я остался, чтобы показать ему, что не испугался. Я мог бы вытянуть валета или шестерку, и тогда его пары обесценились бы моим стритом. Благодаря этому, как его...

— Терну[2].

Драгомир растянул губы в улыбке — как лошадь, которая готовится куснуть яблоко.

— Терну! Но ты не давал мне ни валета, ни шестерки. — Он хлопал по столу в ознаменование каждой потери. — И он, как это, переповысил. Так что я выложил в центр стола все свои денежки. Хотел его припугнуть. И тут последней картой я поднял валета, дружище! — Он рассмеялся и крепко ударил Гейба по больному плечу. Гейб продолжал сиять улыбкой и посмеиваться, хотя и не так уверенно. — Гэбриел! Покер полон таких странных слов. Есть ли в нем слово для обозначения чуда?

— Таких, как ты, называют речными крысами[3], Драгомир.

— Крысы, — заметил Драгомир, — удивительные животные. Они трудолюбивы и хорошо выживают в самых неприветливых уголках земли. Где бы ты ни оказался, посмотри себе под ноги и обнаружишь крысу.

Сам Гейб не был ни крысой, ни пьяницей, но неплохо разыгрывал из себя последнего. В течение всей игры у Джоша он постоянно подливал себе холодный чай из бутылки из-под виски, а после потащил победоносного Драгомира пить в «Водолей» и перешел на «джин с тоником». Джордан, хозяйка бара, была должницей Гейба и подыгрывала ему. Она знала, что когда он заказывает особый джин с тоником, то просит придержать джин.

Чистый тоник — идеальный напиток для такого дела: Гейб никогда не любил хинин и его передергивало от каждого глотка, будто в бокале и впрямь был алкоголь.

Но сейчас он дергался не только по этой причине.

Беседа о крысах и о том, как разбираться в людях, могла означать, что Драгомир на шаг или два опережает Гейба. Гейб любил планы, любил, чтобы беседы протекали так и тогда, как и когда он того хотел, в условиях, которые он контролировал. Он собирался напоить Драгомира и вскружить ему голову. Жертва Джоша за покерным столом и его собственная ловкость рук помогли Гейбу достичь этого с легкостью — но упоенный триумфом собеседник мог выпить чересчур много или оказаться слишком взбудораженным для тонкой работы.

Гейб ощутил острую головную боль, но понадеялся, что это лишь нервы. Он подался вперед и понизил голос.

— Я рад, что тебе понравилась игра, Драгомир.

Драгомир подхватил.

— Понравилась? Это было чудесно. Такие разговоры — чувствуешь, что играешь против настоящих мужчин. Сам-то я, знаешь, в основном по шахматам: там сидишь молча, наблюдаешь — не человек, а машина. Никогда не любил азартные игры, но тут!

— Эта игра в действительности про дружбу, — заявил Гейб. — Она учит понимать людей. Когда им можно доверять. А когда нет.