Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Владимир Высоцкий

Высоцкий Владимир Семенович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Владимир Высоцкий - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 12

Изменить размер шрифта:

1966

* * *

Один музыкант объяснил

мне пространно,

Что будто гитара свой век отжила, —

Заменят гитару электроорганы.

Электророяль и электропила…

Гитара опять

Не хочет молчать —

Поет ночами лунными,

Как в юность мою.

Своими семью

Серебряными струнами!..

Я слышал вчера — кто-то пел на бульваре:

Был голос уверен, был голос красив. —

Но кажется мне — надоело гитаре

Звенеть под его залихватский мотив.

И все же опять

Не хочет молчать —

Поет ночами лунными.

Как в юность мою,

Своими семью

Серебряными струнами!..

Электророяль мне, конечно, не пара —

Другие появятся с песней другой, —

Но кажется мне — не уйдем мы с гитарой

В заслуженный и нежеланный покой.

Гитара опять

Не хочет молчать —

Поет ночами лунными,

Как в юность мою,

Своими семью

Серебряными струнами!..

1966

* * *

А люди всё роптали и роптали

А люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им объяснили, чтобы не ругаться:

«Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им снова объяснил администратор:

«Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят…»

1966

Скалолазка

Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? —

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —

Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…»

Рассмеялась ты — и взяла с собой.

И с тех пор ты стала близкая и ласковая.

Альпинистка моя, скалолазка моя, —

Первый раз меня из трещины вытаскивая.

Улыбалась ты, скалолазка моя!

А потом за эти проклятые трещины.

Когда ужин твой я нахваливал.

Получил я две короткие затрещины —

Но не обиделся, а приговаривал:

«Ох, какая же ты близкая и ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!..»

Каждый раз меня по трещинам выискивая,

Ты бранила меня, альпинистка моя!

А потом на каждом нашем восхождении —

Ну почему ты ко мне недоверчивая?! —

Страховала ты меня с наслаждением.

Альпинистка моя гуттаперчевая!

Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая,

Альпинистка моя, скалолазка моя!

Каждый раз меня из пропасти вытаскивая.

Ты ругала меня, скалолазка моя.

За тобой тянулся из последней силы я —

До тебя уже мне рукой подать, —

Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»

Туг сорвался вниз, но успел сказать:

«Ох, какая же ты близкая и ласковая.

Альпинистка моя скалоласковая!..»

Мы теперь с тобою одной веревкой

связаны —

Стали оба мы скалолазами!

1966

* * *

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Свои обиды каждый человек —

Проходит время — и забывает.

А моя печаль — как вечный снег:

Не тает, не тает.

Не тает она и летом

В полуденный зной, —

И знаю я: печаль-тоску мне эту

Век носить с собой.

1966

Она была в Париже

Наверно я погиб: глаза закрою — вижу.

Наверно, я погиб: робею, а потом —

Куда мне до нее — она была в Париже,

И я вчера узнал — не только в ем одном!

Какие песни пел я ей про Север дальний! —

Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на «ты», —

Но я напрасно пел о полосе нейтральной —

Ей глубоко плевать, какие там цветы.

Я спел тогда еще — я думал, это ближе —

«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»…

Но что ей до меня — она была в Париже, —

Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!

Я бросил свой завод — хоть, в общем, был не

вправе, —

Засел за словари на совесть и на страх…

Но что ей от того — она уже в Варшаве, —

Мы снова говорим на разных языках…

Приедет — я скажу по-польски: «Прошу, пани.

Прими таким как есть, не буду больше петь…»

Но что ей до меня — она уже в Иране, —

Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!

Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —

Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..

Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, —

Пусть пробуют они — я лучше пережду!