Фантомные боли железных грифонов (СИ) - Орлова Анастасия - Страница 69

Освободившийся Горгона метнулся за Корнетом, а Унн-Уран неловко барахтался в воздухе, теряя высоту. Движения его стали медлительны и неуклюжи, он едва не упал, но всё-таки над самыми крышами выровнялся и полетел за противником, несуразно вздрагивая всем телом.

— Что с ним? — полушёпотом спросила Сталь.

Её начинало слепить поднимающееся солнце, и она сложила ладони козырьком.

— Удар мог повредить модуль памяти, — напряжённо отозвался Хидден.

Горгона догнал Корнета у самого силового поля. Догнал, вцепился ему в спину и с силой крутанул, отбрасывая назад. Корнет несколько раз перевернулся в воздухе, и, дезориентировавшись, полетел в обратную сторону.

— Не туда! — крикнул Хидден, и грифон, не сбавляя скорости, развернулся и врезался в настигающего его Горгону.

От неожиданного и сильного удара он разжал лапы и выпустил Сагу. Горгона рыбкой нырнул за ней и, подхватив, потащил в сторону оседающей Каланчи. Унн-Уран встретил его, налетев сверху, облепил лапами его морду и принялся долбить клювом в темя. Грифоны сцепились над крышей дома Хиддена; Унн-Уран наседал, Горгона терял высоту.

Подоспевший Корнет вцепился в спину противнику, попытался зажать ему крылья, и это у него почти получилось: Горгона начал падать, таща за собой впившихся в него Корнета и Унн-Урана. Он не мог защищаться с Сагой в лапах и выпустил её невысоко над крышей. Освободившимися лапами Горгона скинул с себя Унн-Урана и рывком высвободил крылья, спихнув с них Корнета, но тот удержался, намертво вцепившись всеми когтями ему в зад.

Отброшенный в сторону Унн-Уран заложил вираж, пытаясь выровнять неуклюжий полёт, и, вернувшись к крыше, схватил Сагу.

Тем временем Горгона безуспешно пытался избавиться от повисшего на нём Корнета, но тот держался настолько крепко, что Горгоне не помогали никакие кульбиты.

Унн-Уран с Сагой в лапах неотвратимо приближался к силовому полю. Он летел медленно и неловко — не летел даже, — ковылял, но Корнет давал ему хорошую фору, пусть и из последних сил. Горгона оглянулся на неумолимо удаляющегося противника и, резко сбросив высоту, устремился к крышам. Лихо лавируя, грифон с размаху сшибал углы домов вцепившимся в него Корнетом, пытаясь сбить его с себя. Визжало железо. Летели искры и куски бетона. Маховые перья Корнетовых крыльев не выдержали очередного мощного удара и покорёжились, но когтей он не разжал. Унн-Уран почти достиг цели…

Ещё один удар, и брызги камней, и лязг, и искры. Крылья Корнета окончательно смялись — словно были сделаны из фольги, и уже не могли поддерживать тело в воздухе. И Корнет камнем рухнул вниз, увлекая за собой отчаянно пытавшегося освободиться Горгону, крылья которого не могли удержать в полёте двоих.

— Уходим! — заорал Хидден.

Но они не успели.

Горгона сделал последний рывок, заложив немыслимую петлю, и на огромной скорости вылетел прямо на них. В страшном лязге и скрежете, в снопе искр сцепившиеся грифоны пропахали тротуар. Железо их тел корёжилось, перья — ломались, разлетаясь острыми осколками. Хиддена отшвырнуло в сторону. Сталь зацепило и проволокло под комом смятых грифоньих тел.

Спустя мгновение рухнула Каланча, а потом всё стихло.

…На окровавленной брусчатке, в золотисто-розовых лучах рассвета, под грудой исковерканного металлолома, виднелась белая-белая рука. Хидден подполз ближе, бережно накрыл её своей ладонью. Посмотрел на небо, и уголок его губ дёрнулся в подобии улыбки.

— У них получилось, Катриса. Уран унёс Сагу.

Пальцы Стали дрогнули, стиснули его руку и разжались.

Сверху послышался рокот: по периметру силового поля, в белом свете взошедшего солнца, летели три штурмовика.

«Минуты полторы осталось, не больше, — подумал Хидден. — Целая жизнь!»

Унн-Уран отнёс Сагу от Творецка на несколько километров и выронил невысоко над землёй, а следом упал сам. Он умер ещё в полёте — повреждённый модуль памяти окончательно вышел из строя.

Эпилог

«Логово», пропитанное запахом алкоголя и заполненное сигаретным дымом, подсвеченным сине-сиреневым неоном, пульсировало ритмичным техно. На танцполе, словно загипнотизированные змеи, извивались в причудливых танцах нечёткие из-за дыма человеческие силуэты. Бармен искоса глянул на красивую молодую женщину, которая сидела за барной стойкой спиной к танцполу, отрешённо уставившись в свой опустевший бокал. В последние недели она появлялась здесь частенько — всегда одна, такая же неразговорчивая и подавленная, как сейчас.

— Вам повторить? — спросил он.

Женщина подняла тёмные, почти чёрные глаза. «Бездонно-холодные, как две полыньи», — подумал бармен.

— Давай, — мрачно кивнула она, протянув пустой бокал.

— Довольно безысходненько, — обезоруживающе улыбнулся бармен, указывая глазами на её свежую татуировку на левом запястье — два слова, обвитые листьями чертополоха. — Нужен веский повод, чтобы набить такое.

Она посмотрела на него так, что бармен понял: повод есть. От её взгляда ему стало не по себе, и она это почувствовала.

— Это всего лишь название песни, — уронила она и отвела глаза.

Бармен натянуто улыбнулся в ответ.

Сага безучастно наблюдала за пузырьками в коктейле. Поднимаясь со дна, они сталкивались друг с дружкой, налетали на дольки лайма, путались в шершавых мятных листьях, замедлялись, цепляясь за кубики льда, но всё равно упорно всплывали на поверхность, что бы там ни было. Сага поторапливала их коктейльной соломинкой. «Выход есть всегда». Пузырьки упрямо прокладывали себе путь наверх, на свободу, и, достигнув своей цели, лопались. Разрывались, как разорвалось сердце Саги, когда она достигла своей…

— Это для вас, — вновь появившийся рядом бармен выдернул Сагу из раздумий, поставив перед ней бокал красного вина, — от мужчины с того конца стойки. И вот это. — Он положил рядом с бокалом сложенную салфетку, по-видимому — записку.

Сага досадливо закатила глаза, не притронувшись ни к тому, ни к другому.

— Вы лишите меня щедрых чаевых, если не прочтёте записку, — вкрадчиво улыбнулся бармен.

— Мне она неинтересна.

— Но вам же несложно. — Бармен умоляюще выгнул брови и придвинул записку чуть ближе к Саге. — Хотя бы просто сделайте вид, что читаете.

Сага хмуро на него посмотрела. Ещё раз вздохнула. И развернула салфетку.

«Я хочу потратить до хрена бабла и приятно провести вечер, — сообщали ей неровно нацарапанные буквы. — Составишь мне компанию, кисуня?»

Сага скривилась, глянула на другой конец стойки. Оттуда ей вальяжно махнул короткопалой рукой, унизанной золотыми печатками, автор записки — невысокий синтоловый качок с бритым черепом, расписанным пафосной татуировкой «под золото». Сага скривилась ещё сильней и демонстративно отвернулась, скомкав записку и бросив её в бокал вина.

— Ну так чё, кисуня, поломалась, теперь пошалим? — раздалось у неё над ухом спустя пару минут, и синтоловый качок грузно влез на соседний стул.

— Иди к чёрту, — негромко ответила Сага, не оборачиваясь.

— Слышь, ты, сучка! Ты это, берега-то не теряй! Я ж могу и неласково попросить.

— Я тоже. — Сага с вызывающей холодной злостью глянула через плечо в сальные глазки качка: этого — холёного, одышистого, неповоротливого — она уделает даже такой пьяной, как сейчас.

— А уж как я могу попросить, ты и сам знаешь, — раздался за их спинами до боли знакомый голос, и Хидден рывком за шиворот сдёрнул качка со стула, встряхнул, не дав тому упасть. — Так что давай, гонококк, дебагни отсюда, пока тебя опять выносить не пришлось. Или зубы лишние успели отрасти? — ухмыльнулся он.

Качок секунду вглядывался в его лицо, что-то припоминая, а потом разразился грязным матом, выдернул свой воротник из пальцев Хиддена и, продолжая материться, скрылся в подсвеченном неоном густом сигаретном дыму.