Бритва Оккама в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 7

Я припер его к стенке, перехватив за горло и заорал:

— Держите его, хлопцы!

Два сотрудника из второй машины мигом налетели и принялись крутить любителя размахивать топором, еще двое — помчались на подмогу Соломину и участковому.

— Открывай подвал, гад! — кричал милиционер Вова.

Он явно был на грани срыва. За окнами уже верещала сирена скорой, наверное, на подходе была и опергруппа.

— Здесь она, — выдохнул Соломин, с грохотом откинув тяжелую деревянную крышку подпола. — Антонина! Вы живы?

Слабый стон был ему ответом.

Я уселся на какой-то сундук и откинулся, опершись спиной о стену. Сегодня получился очень, очень длинный день!

— Доктор сказал — ребра сломаны, легкое повреждено наверняка, ну и сотрясение, и переломы конечностей… Но жить будет, — Соломин мял в руках фуражку.

Горели фонари, ночные насекомые беспрестанно атакуя яркие лампочки. Мотыльки и мошки несли большие потери от электрического жара, но не сдавались.

— Ты вот что, Гера… Спасибо тебе, в общем. Ты меня извини, просто правда — я ж сюда перевелся потому, что спокойной жизни хотел, а тут… Чертовщина сплошная! А потом еще и ты… Ты и так парень со странностями — мягко говоря, а на фоне вот этого всего я что и думать не знаю! Но мы ведь человека спасли, так или иначе, верно? Это ведь — главное?

— Точно! — сказал я. — Это — главное. А про мое участие ты пока молчи. Проводили, скажешь, поисковые мероприятия. Наведывались к асоциальным элементам. Вот и обнаружили.

— Так мы и вправду — наведывались. Дом за домом обходили! Просто чаю попить в участок зашли, а тут — ты! Слушай, ты статью писать будешь?

— Нет, пока — нет. Я вообще не за этим сюда…

— Ой, да ладно! — Соломин нахлобучил на голову фуражку. — Ты остановиться где думал?

— У деда одного знакомого. Гумар его фамилия. Но он еще не знает, что я приехал.

— Так, давай я тебя в гостиницу завезу, утром к своему деду поедешь… А потом встретимся — побеседуем. Заходи завтра в участок, я с утра подъеду. Утро вечера мудренее!

— Зайду, почему не зайти? — пожал плечами я.

Меня начинали одолевать смутные сомнения по поводу книжки. Кажется, бравым сотрудникам ЧВК, храброму военкору и киберфутуризму придется подождать — тут явно сюжет наклевывался куда как более интересный!

Глава 4, в которой летит самолет и едва не случается приступ

— СА-МО-ЛЕТ! — кричали дети. — СА-МО-ЛЕТ!

Ярко светило солнце. Я пер мимо ограды детского садика с печатной машинкой в руках и с рюкзаком за плечами. На сгибе локтя у меня висела авоська, набитая продуктами из магазина, под ногами извивалась ледащая тощая псинка, которую весьма интересовало качество и количество колбасных изделий в моем багаже.

За металлическим заборчиком, выкрашенным свежей желтой краской замерли дети. Они стояли на лужайке, рядом с качельками, балансирами, деревянными грузовичками и песочницами задрав головы и глядя высоко в синее небо, по которому бежали редкие облачка.

— СА-МО-ЛЕТ!!!

Кукурузник пролетел низко, над крышами домов, и, достигнув невидимого отсюда колхозного поля, выпустил из себя струю химикатов.

— Уи-и-и-и-и-и!!! — заорали дети и захлопали в ладоши.

Я запнулся-таки о псинку, засмотревшись на самолетик, и едва не грохнулся, в последний момент удержавшись на ногах.

—…! — матерщина всё-таки удержалась на кончике языка, и я медленно выдохнул, выискивая удобную позицию, чтобы хорошенько пнуть повизгивающую псинку, которая аж подпрыгивала, вожделея батон «Докторской».

Но тоже удержался: не стоит детям показывать дурной пример и транслировать в мир насилие над животными.

— Собачка, собачка! — закричали детсадовцы.

Не так громко, как про самолет, но тоже — звонко и с чувством.

— Дети! А ну отошли от забора! — голос был звонкий и ни разу не рассерженый.

Скорее — профессиональный.

— Ну Гульзара Жайсынбековна-а-а-а… — заныли малыши и малышки, а я остановился и помотал головой ошарашенно.

Что они только что сказали? Мой взгляд сфокусировался на воспитательнице: молодой, симпатичной, усталой девушке с явно азиатскими чертами лица. Ага! Всё-таки расслышал я правильно! Это было имя и отчество, а не что-то там другое. Просто «Жайсынбековна» — не самое популярное слово в полесской глубинке, отсюда и проявился когнитивный диссонанс. Вот в Алма-Ате там, или в Термезе — это другой вопрос. Но у нас тут все ж таки процветал советский интернационализм, так что казахская воспитательница в на берегах Оресы в целом не была чем-то таким уж невероятным.

— Товарищ! Уберите свою собаку от забора, пожалуйста! — вежливо попросила Гульзара Жайсынбековна.

— А это не моя собака! — сказал я.

Псинка едва ли не обниматься лезла, терлась о ноги и смотрела умоляюще. Потому мои попытки оправдаться выглядели довольно жалко. Вот за это и не люблю собак: за подобострастие и навязчивость. У котов, по крайней мере, есть чувство собственного достоинства, хотя оно иногда и граничит с нарциссизмом.

По взгляду азиатской принцессы детского садика было ясно, что она мне ни разу не поверила.

— Дети! — сказала воспитательница. — Пойдемте играть в «кованые цепи» со второй группой!

И увела своих верноподданых прочь от незнакомого дядечки, который к тому же еще и не признается в порочащих его связях с ледащими псинками.

Перехватив поудобнее печатную машинку я зашагал дальше. Что мне Гекуба? Что я Гекубе? Борщ мне из нее не варить, детей тоже — не крестить… Мимо по дороге прогорхотал огромный колесный агрегат сельскохозяйственного назначения, поднимая столбы пыли и воняя соляркой.

— КАМ-БА-ЙН! — раздалось из-за заборчика детского сада. — КАМ-БА-ЙН!

Дом старого Гумара я нашел не без труда.

Улица Северная действительно располагалась вдоль заболоченного старого русла реки Оресы, и сейчас вода подступила к самой обочине, едва-едва не перехлестывая через дорожную насыпь: до конца половодья было еще далеко. Огромные тополя и липы нависали над головой, пышные гроздья сирени и каких-то маленьких белых цветочков источали сладкие ароматы, приманивая пчел и прочую жужжащую живность. Звенели комары в прибрежных кустах, деловито шлепали через дорогу гуси, мечтая добраться до свежих водорослей и всякой водяной живности. Из-за заборов и с лавочек у калиток на меня поглядывали местные бабули и дедули, в лужах плескались дети младшего школьного возраста, играя в вечную игру «найди бяку».

Кто-то из них, кажется, таки ее нашел и бежал с какой-то черно-зеленой жутью в руках, повизгивая от удовольствия и мечтая скорее показать ее деду или бабе. Остальные аборигены восторженно и наивно мчались за ним, даже не подозревая, что похвалы от неведомого абстрактного деда они не дождуться, скорее — получат в обмен на бяку хорошего леща. Деды — они не большие любители бяк. У них другие предпочтения.

— Здравствуйте! — говорил я всем и каждому. — Доброго утра.

Это по документам Талица — городской поселок. А по сути своей — деревня! А в деревне надо со всеми здороваться, потому как — по-людски это. Здесь априори нет чужих и незнакомых, кто-то где-то кому-то всегда кем-то приходится. Вот и я не просто так тут, а к деду практически сослуживца в гости направляюсь. Какой же из меня чужой человек, если у меня тут дед имеется? И не какой-то там абстрактный, а вполне конкретный — с фамилией, именем и отчеством.

Улица была необыкновенно живописная, но чертовски длинная, и, если честно, я уже пожалел, что не пошел в участок к Соломину сразу. Может, подвезли бы сердобольные сотрудники меня и мой багаж на служебной машине? Капитально задолбавшись с машинкой и авоськой, я, наконец, добрался до Гумарова дома: крепкой черной избы с жестяной крышей и двумя громадными деревьями, которые нависали над хатой и укрывали ее от солнечных лучей, создавая благодатную тень.

На столбиках забора торчали рогатые черепа. Кажется — козьи. Выглядела такая инсталляция откровенно пугающе.