Охотники за космояйцами (СИ) - Кривецкая Татьяна - Страница 20

Готовиться было особо некогда. Посейдонов переоделся в чистую рубашку и облачился в свой единственный костюм, а потрёпанные, но очень удобные мокасины, в которых ездил во все командировки, сменил на ещё вполне приличные ботинки, на которых недавно поменяли подмётки. Купив букет для Петунии, в семь вечера он был на вилле Шульцев. Филипп, как всегда, встречал гостя у входа. В глазах его была нескрываемая благодарность.

— Спасибо вам огромное, что не выдали меня! — полушёпотом повторял он, чуть ли не приседая перед Посейдоновым. — Хозяин так и не понял, как Эльза оказалась на месте андроида, думает, что она сама проникла в дом во время вечеринки.

— Теперь это не имеет значения, — успокоил дворецкого Лёва. — Убийца и заказчик разоблачены, оба арестованы, дело будет рассматривать суд.

— Значит, это тот марсианин! Ах, как хорошо, что вы его взяли! Надеюсь, он получит по заслугам! Зло должно быть наказано! Бедная, бедная девочка! — Филипп снова пустил слезу.

Утешать дворецкого не входило в планы Посейдонова, тем более что по освещённой парящими в воздухе фонарями дорожке навстречу ему шла Петуния. На ней было лёгкое, всё переливающееся в неоновых лучах, воздушное платье, и вся она была такая лёгкая, воздушная, к поцелуям зовущая!

Петуния приняла букет и, оценивающе оглядев Лёву с головы до ног, вздохнула.

— Костюмчик-то пора бы обновить! Но ничего, не тушуйся, дело наживное. Главное, держись увереннее! Папа любит перспективных, а ты как раз такой, не то, что мой братец Альберт. Тот по своей инициативе пока ни одной удачной сделки не совершил.

Она проводила Посейдонова в кабинет старшего Шульца и, подтолкнув, ещё раз прошептала ему, чтобы тот был посмелее, а сама осталась за дверью.

Франц Людвигович сидел в своём кабинете за массивным дубовым столом, очевидно, антикварным и очень дорогим.

— Здравствуйте! — сказал Лёва, пытаясь унять неожиданно возникшую дрожь в коленях.

— А, вот и вы, молодой человек! Рад видеть! Проходите, присаживайтесь!

Посейдонов присел с противоположной стороны стола, не зная, куда девать руки: то ли положить на стол, то ли на колени под столом. Взгляд Шульца был суровым и пронизывающим, смотреть ему в глаза было как-то неприлично и неловко. Лёва поморгал немного и зафиксировал взгляд на объёмном живом портрете Петунии, который стоял в рамке рядом с такими же портретами жены и детей Франца Людвиговича. Ему стало немного легче, появилось ощущение, что он не один в этом огромном, заставленном дорогой мебелью кабинете. Петуния улыбалась ему с портрета. Белокурые волосы развевал лёгкий ветерок, и девушка то и дело поправляла головной убор — соломенную шляпку, всю в цветах и лентах. Какое-то странное чувство охватило на мгновение Лёву, словно он забыл что-то или сделал что-то не так.

— Итак, юноша, вы, наверное, догадываетесь, по какому поводу я вас пригласил? — сверля Посейдонова глазами-буравчиками, спросил отец Петунии.

— Боюсь ошибиться, — робко кашлянув, ответил Лёва.

Шульц усмехнулся:

— Да вы не бойтесь! Я слишком люблю свою дочь, чтобы чем-либо огорчить её. Петуния рассказала мне о ваших отношениях, и я намерен сделать всё для её блага. Ответьте только на один вопрос: вы её любите?

— О да! — воскликнул Посейдонов с такой горячностью, что в искренности его вряд ли можно было усомниться.

— Надеюсь, это не корыстные планы? — задал дополнительный вопрос Шульц. На лице Лёвы отразилась такая степень обиды, что и здесь всякие сомнения должны были отпасть.

— Да вы не обижайтесь! — произнес Франц Людвигович более мягким тоном. — В молодости мы все склонны к импульсивным решениям, нам кажется, что вот это самое чувство — оно навсегда, что впереди — только радостные моменты, мы пребываем в радужных мечтах, а жизнь — она вносит свои коррективы. Жизнь — она долгая и переменчивая, с возрастом всё начинает выглядеть иначе, чем в юные годы. Сможете ли вы с Петунией сохранить те чувства, которые переполняют вас сейчас?

Лёва не знал, что ответить. О будущем он как-то не думал. Совсем.

— Я постараюсь, — стараясь придать голосу твёрдость, сказал он. — Постараюсь сделать всё, чтобы Петуния была счастлива.

Шульц вздохнул:

— Что ж, молодой человек, я вижу, вы полны энергии и готовы на подвиги. Со своей стороны я, конечно, окажу посильную поддержку вашей новой семье, благо мои финансовые возможности это позволяют.

— Я буду много работать, — вставил Лёва. — Петуния не будет ни в чём нуждаться.

— Ну, вряд ли вы сможете обеспечить моей дочери такой уровень достатка, к которому она привыкла! — несколько презрительно заметил Шульц. — Во всяком случае, на первых порах. Но я уже сказал, что помогу. И я вижу в вас потенциал. То, как быстро вы раскрыли это дело с убийством, внушает оптимизм. Надеюсь на ваш быстрый рост по карьерной лестнице. Итак, нам остаётся лишь соблюсти формальности. Я так понимаю, молодой человек, что вы просите руки моей дочери?

— Да, — сказал Лёва, холодея от волнения. — Прошу!

Что, если Шульц просто решил поиздеваться над ним и сейчас выгонит вон? Всё случилось как-то неожиданно быстро и оттого казалось нереальным, как будто происходящим не с ним, а с каким-то другим Посейдоновым.

— Петуния! — позвал Франц Людвигович. — Иди сюда! Я знаю, ты под дверью подслушиваешь!

Петуния вошла, улыбаясь, глаза её радостно блестели.

— Вот, дочка, — показывая на Лёву, сообщил Шульц — старший. — Этот достойный юноша просит твоей руки! Что мы ему ответим?

— Я согласна! — протягивая Посейдонову руку, весело сказала она. Лёва прильнул губами к нежным пальчикам.

— Ну что ж, — констатировал Франц Людвигович. — Раз вы так решили, мне остаётся только благословить этот брак. Будьте счастливы, дети мои!

Петуния бросилась на шею к отцу:

— Папочка, папочка, ты самый лучший! — верещала она, целуя Шульца в щёки и в лоб. — У меня будет самая грандиозная свадьба, правда, папочка? Самое красивое свадебное платье! Самый вкусный, самый большой свадебный торт!

Лёва стоял в стороне, всё ещё не осознавая, что именно он будет женихом на этой свадьбе. Ему было слегка не по себе, но отступать было уже некуда.

Сыграть свадьбу решили через месяц, не откладывая дело в долгий ящик. Посейдонов съездил к матери и бабушке и сообщил им о своей женитьбе. Они, конечно, были рады и обещали приехать, бабушка начала принимать привезённый с Марса лизардий, чтобы быть на свадьбе внука во всеоружии. В подарок невесте было приготовлено фамильное кольцо с аквамарином, которое носила ещё Лёвина прапрабабушка, скромное, но из-за его древности довольно ценное.

— Жаль, что отец не дожил до этого счастливого дня! — всплакнула мать. — Вот бы порадовался! А эти Шульцы действительно так богаты? Наконец-то ты выбьешься из нищеты!

— Перестань, мама! Я вовсе не бедствую, жалованье полицейского вполне приличное! — возразил Лёва. — Со временем повысят в звании, всё будет хорошо!

— Вот в моё время на богатство никто не смотрел, женились исключительно по любви! — проворчала бабушка. — Мой Моисей Федотыч был гол как сокол, только и было капиталу, что кудрявая шевелюра да наглые глаза! За глаза я его и полюбила.

— Модест Кузьмич, мама!

— А я что говорю? — обиделась бабушка. — Модест Кузьмич, я помню, как композитор Даргомыжский.

По возвращении Лёва всецело занялся приготовлениями к свадьбе. Коллеги тепло поздравили его. Майор Пискун, правда, слегка засомневался:

— Не слишком ли рано ты надеваешь себе на шею хомут? — хмуря по привычке брови, спросил он. — Это ведь какая ответственность! Там, глядишь, и дети пойдут — всех одень, обуй, накорми! Я знаю, о чём говорю, у меня их трое, да ещё тёща в придачу!

— Одно дело — тёща, а другое — богатый тесть! — возразил Сырников.

— То-то и оно, что богатый! — продолжал гнуть свою линию майор. — Зависеть от чужого богатства — что же тут хорошего? Придётся всю жизнь на задних лапках скакать перед этим Шульцем!

— Да что вы отговариваете его, товарищ майор! — возмутился Сырников. — Раз решил жениться — пусть женится! Может, это любовь? И что значит — всю жизнь? По-вашему, Шульц вечно будет жить?