Летчик. Фронтовая «Ведьма» (СИ) - Свадьбин Виталий - Страница 16

Вот тебе и здравствуй. Взял и оскорбил честную девственницу. Я понимаешь с мужиками ни-ни, а он меня грязными словами поливает, конь педальный. Я, постанывая наваливаюсь на эсэсовца, так чтобы его пистолет немного отвести от себя. Роске схватил меня свободной рукой за волосы и пытается оттянуть от себя. Больно так тянет, садист доморощенный. Перехватываю «люгер» и с трудом направляю в живот Роске. А он дурень палец на курке держит, а перед этим дослал патрон в патронник. Эх Роске, Роске, кто же так делает? Боевые Уставы надо учить, они «кровью» пишутся. И вообще оружие психам не игрушка. Бабах. И пуля где-то в животе не у меня, конечно, у эсэсовца. Бью для надёжности эсэсовца локтем в челюсть, мать вашу, локоть отбил. Нет всё-таки Евгения девушка нежная. Вырываю «люгер» из цепких лапок эсэсовца. А генерал ручками там что-то шарит, видимо свой пистолетик достать пытается. Я без затей и соблюдения конвенций, бью генерала по затылку, рукоятью «люгера». Он бедняга обмяк сразу. Наставляю пистолет на пилота. Пора вспомнить, что немецкий знаю вполне прилично.

— Не дёргайся, а то получишь пулю в голову. Как тебя зовут? — для надёжности тыкаю стволом в рожу пилота.

— Ганс Шранк, — а голосок у него дрожит, боится земляк Гёте и Бетховена.

Оно и понятно, он не вояка, служит на посылках, наверняка и на фронтовую полосу не летает.

— Не убивайте меня, у меня жена и двое детей, — просит Ганс.

— Будешь делать как я скажу не трону. Знаешь кто я?

— Да, сказали, что Ведьму поймали. Повезут в Берлин.

— Сиди и не рыпайся, а то прокляну, импотентом сделаю. Не получится твою фройляйн любить. Как собирался до Киева долететь?

— Возле Полтавы аэродром есть, бомбардировщики. Там должны дозаправиться.

— Разворачивай на восток. И помни я сама лётчик, попробуешь обмануть, выброшу за борт, — прорычал я прямо в ухо немцу.

Пока не очухались немцы, я их связал. Даже эсэсовцу под мундир тряпок напихал, чтобы кровью не залил здесь всё. Потом перетаскивал генерала. Намаялся, как раб на галерах. Тесновато здесь такими упражнениями заниматься. Опять же тело Женечки не приспособлено к таким упражнениям. Пилоту велел пересесть на пассажирское место, как мог и его связал.

— Ганс, будешь подсказывать, если что не пойму. А то за борт быстро отправлю, узнаешь, как быстро долететь до земли без парашюта, — пугаю его, вытаращив глаза и облизывая окровавленные руки.

Это я испачкался, когда Роске пытался кровь приостановить. Шранк совсем перепугался, аж глаза закатил. Ну точно не вояка, как бы не обосрался. Будет тут вонять, как в газовой камере. Оно мне надо? Мобилизовали видно немчика, вот он и перебивался на посылках. Оружие у Шранка я тоже изъял. Тот же «Браунинг НР». А вот у генерала оказалось два пистолета «Браунинг НР» калибр 9 мм, на 13 патронов, ещё один карманный «Браунинг М1906» калибр 6,35 мм, патронов к нему всего шесть штук. Ну вот и ладно, глядишь разжился оружием. При обыске я у них денег нашёл, часы швейцарские, это от генерала подарок мне любимому или любимой. Девушкам положены подарки, даже от генералов. Тем более я девочка ладненькая и нежная. Кожа у меня бархатистая. Сразу видно росла в хорошей семье Женька, родители холили и лелеяли. У эсэсовца часы простые, точнее немецкие. Два портсигара, серебряные. Подарю кому-нибудь. У Роске в кармане нашёл серьги золотые с красным камешком, рубин, наверное. Сам буду носить или подарю. Хотел кресты содрать с генерала, а потом подумал, что с крестами его предъявить, солидней будет. А хабар себе заберу. Что с боя взято, то свято. Хотя я местных правил не знаю. Получилось два пистолета Браунинг и один карманный. Да один «люгер». К Браунингам по запасной обойме. Ну что же летим к своим, порадую отца-командира.

Время близилось к вечеру, когда я подлетал к линии фронта. По пути видел «худых» они сделали запрос. Я ответил, а что сказать подсказал Ганс Шранк. Истребители отстали. Интересный самолёт Шторх, скорость маленькая, на крейсерской всего 150 километров в час выдаёт. Зато планирует хорошо. Линию фронта я пересекал в темноте. Мне повезло, что не встретил наших истребителей, а то бы сбили по запарке. Зато на посадку шёл к своим как в комедии. По рации сделал вызов.

— «Роща», говорит «Ведьма», запрашиваю посадку.

И так несколько раз, пока мне ответили. Видимо они не ожидали, да и ночью не видно, что за самолёт. Наконец решились, когда я уже в пятый раз запросил вызов.

— «Ведьма», кто тебе подарил гитару?

— Кто-кто, тыловик наш! Какие недоверчивые, — возмущаюсь слегка.

Замолчали, а я уже на третий круг пошёл. Вдруг слышу голос Гладышева.

— «Ведьма», какую песню пару дней назад пела?

— «Роща», может вам спеть? «Тёмную ночь» пела.

— 'Ведьма, посадку разрешаю, — смотрю внизу загорелись прожектора, которые освещают полосу посадки.

— «Роща», говорит «Ведьма». Я на другом аппарате. Смотрите не стрельните случайно.

— «Ведьма», что значит на другом?

— «Роща», махнула не глядя. Немецкий «Шторх» с крестами. Вы там действительно не пальните случайно. А то обидно будет, от своих пулю словить.

— «Ведьма», какой ещё Шторх?

— «Роща», самолётик такой, ну надо же мне было на чем-то домой добираться. Моего «яшку» поломали гадские немцы. Вот я и попросила настоятельно у ихнего генерала, до дома долететь, — и тут слышу в рацию хохот.

А через пять минут меня встречали наши. Нет не так, меня встречали НАШИ! Шторх ещё не остановился, а к самолёту бежали люди. Прожектора погасили. А потом меня тискали, кружили. Первый Гладышев, я думал он меня задушит в объятиях. Прибежали многие лётчики и ребята и девушки. А у Коли Смирнова даже глаза блестели от влаги, он только и повторял: «Женька, Женька…». Расстроился парень, представляю каково ему было оставить девушку на растерзание «мессерам». Он наверно никогда девушек не бросал. Меня было потащили в столовую, так как я заявил, что зверски хочу жрать. Но кто-то заглянул в кабину самолёта и воскликнул «Братцы, да здесь немецкий генерал!». Появилась пауза.

— Черти, затискали меня, вот я и забыла. Иван Васильевич, я вам тут генерала привезла, ну и ещё пару фашистиков. Эсэсовец ранен, если не сдох совсем. Но вы так обнимали крепко, что я замечталась. Не каждый день настоящий полковник обнимает, — выдал я это, в стиле «блонди», девочка такая проказница.

Вы слышали когда-нибудь, как стучат челюсти падая на землю? Мне показалось, что я услышал. Народ стоял, раскрыв рты. А потом кто-то хихикнул, а может даже хрюкнул и выдал «Вот как есть Ведьма». Немцев заперли на гауптвахте. Радировали в дивизию. А меня потащили в столовую. Где батя потребовал рассказать о моих похождениях. А моя подруга Лида плакала то ли от радости, то ли от горя. Я узнал, что в прошедшем бою наши потеряли двенадцать человек. Среди них погибли мои однокашники из лётной школы Татьяна Сомова, Галина Титова и Андрей Левин. Радость моя утихла, жалко ребят. Погибли и опытные лётчики, но их я знал плохо. Налили водки, выпили. Меня отправили спать, а комполка сказал, что завтра будем допрашивать немцев. Эсэсовец Роске к утру скончался. Утром меня вызвали в штаб. Генерал-майор Фриц фон Шутман говорить отказался, сказавшись больным. Хорошо я его приложил, до сотрясения мозга. А вот пилот Ганс Шранк говорил охотно. Гладышев только успевал отмечать на карте аэродромы и укрепления. По всей вероятности, Шранк много летал по разным аэродромам. Ещё меня допросил наш особист, я ему рассказал, как всё было. Написали протокол и меня отправили снова в штаб. Я даже устал переводить за немцем. Вскоре приехали две машины из дивизии и взвод охраны НКВД, немцев у нас забрали. Гладышев, когда проводили пленных с охраной, заявил.

— Сверли, Женя, дырочку на кителе под орден.

Самолёта у меня не было, потому я грустил. «Шторх» Гладышев решил оставить в полку. Его немного перекрасили, нарисовав вместо крестов звёзды, а камуфляж закрасили простой зелёной краской. Два пистолета я подарил. «Браунинг НР» отдал Ивану Васильевичу, а «люгер» пошёл как ответный подарок начальнику ТЭЧ, капитану Дубову. Отдарился, так сказать, гитару он мне отдал действительно хорошую. Себе оставил оба браунинга. Пусть будут. Карманный я точно таскать буду. В обед меня заполонили девочки, я рассказывал, как провёл воздушный бой. Как минимум то, что запомнил. Жизнь в полку пошла своим чередом. Так как у меня не было пока своего самолёта, я проводил занятия с новичками в «учебном классе» по теории манёвров воздушного боя. Летал на У-2 или на «Шторхе». Из Свердловской школы прибыли неплохие ребята, учебный самолёт не калечили. Взлёт, посадка и коробочка делали удовлетворительно. Остальному научатся. По вечерам играл песни на гитаре, развлекал однополчан, выучил песни этого времени.