Летчик. Фронтовая «Ведьма» (СИ) - Свадьбин Виталий - Страница 12

Июнь, 1943 год. Южный фронт. Евгения Красько

В начале месяца получил письмо от матери Евгении Красько. Мария Николаевна писала, что «у неё всё хорошо, она работает на курсах переводчиков, готовит кадры для фронта. Отец Евгении жив, но в командировке. Валя закончила учебный год в школе, ходит на собрания комсомольцев. Сокрушалась, что старшая дочь не пишет. Может что-то случилось?». Стоп! Какая Валя? Старшая дочь? А есть ещё и младшая? Вот засада. А я ни сном ни духом. Надо отписать матери девушки, ибо мать — это святое. Не откладывая в долгий ящик, написал, что уже в звании лейтенанта, награждена орденом, летаю на истребителе. Немного написал о подружках и прочее. Никаких ужастиков. Про питание отметил отдельно. Запечатал в конверт и отдал полковому писарю. К слову сказать, за сбитых немцев мне заплатили премию в пять тысяч рублей. Для этого времени — это большие деньги. Недолго думая четыре тысячи, я переправил матери Евгении. В Москве наверняка с продуктами непросто, а на базаре можно многое купить, пусть даже дороже.

К ефрейтору Васнецову у меня была ещё одна просьба, сделать рисунок на листовках. Для этого дела я заказал за бутылку конька Зеленину бумаги, привезли ребята из Ростова. Накупил бумаги, и Васнецов нарисовал шарж на Гитлера. Рисунок не сложный. Гитлер стоит раком, простите на четырёх костях, а ножки и ручки тоненькие. А изо рта Гитлера вылетает визг «ой-ой-ой». Наш красноармеец даёт хорошего пендаля Гитлеру под зад. И надпись «Мы скоро будем в Берлине. Это тебе говорю я, Ведьма», вместо подписи голова ведьмы. Ефрейтор крапал над шедевром искусства несколько дней. Получилось просто замечательно. Типографии нет, пришлось однофамильцу художника нарисовать аж пятьсот штук листовок, но этого было мало. От Зеленина, когда выпрашивал Васнецова, в очередной раз узнал, что в Ростове есть типография, которая делает любые копии. Раскрывать секрет я не стал, для какой надобности мне всё это. А вскоре выдался случай. На У-2 полетел в Ростов с пакетами полка. Там нашёл типографского работника, заплатил ему деньги, он халтурно пообещал сделать несколько тысяч копий. А если заплачу за доставку, то и доставить в полк. Что и произошло через два дня. Но когда водитель выгружал листовки у меня глаза полезли на лоб, листовок было пятьдесят пачек по тысяче штук. Пачки я припрятал в лесочке завернув их в брезент. Решил, что на каждом вылете буду сбрасывать с самолёта.

С камуфляжем было продолжение, я полетал низко над лесом, а Гладышев надо мной. Его видимо не впечатлило. Так как перекрашивать все самолёты он приказа не дал, но и мне не велел закрасить кривизну линий. Может с командованием посоветоваться хочет? В начале июня начались ежедневные полёты. Летали недалеко за линию фронта, осматривая позиции и переправы противника. Я уже два раза по несколько пачек листовок, разбрасывал над окопами немцев и у них в тылу. Почти половину истратил. Но в один из дней меня вызвал Гладышев в штаб.

— Товарищ гвардии полковник, гвардии лейтенант по вашему приказанию прибыла, — как положено руку вскидываю в приветствии, стою по стойке смирно и «ем» глазами начальство.

— Скажи мне, Красько, это что такое? — и комполка суёт мне листовку с карикатурой на Гитлера.

Беру у него листовку, рассматриваю и кладу обратно на стол.

— Картинка, товарищ гвардии полковник. Правда красиво нарисовано, Иван Васильевич? — отвечая, включаю тон девичьей овцы.

В штабе всё наше начальство, только замполита нет. Даже капитана Носова пригласили.

— Красиво? Картинка? Я спрашиваю, что там написано? — похоже командир возбудился.

Я снова беру листовку, рассматриваю и обратно на стол.

— А разве мы не будем скоро в Берлине? Думаю, недолго осталось, — во взоре девицы-патриотки стараюсь показать веру в победу.

— Глазками она тут стреляет. Овечкой невинной прикинулась. Как ты умудряешься их разбрасывать?

— Низенько так опускаюсь и бросаю, пусть осознают и поторопятся капитуляцию подписать и в плен сдаться, — показываю рукой и ладошкой насколько низко опускаю самолёт.

Гладышев походил передо мной туда-сюда, остановился перед Носовым.

— А ты, капитан, мать твою, куда смотришь? Распустил эскадрилью. А завтра она что исполнит? Молчишь? Может мне тебя на гауптвахту отправить? — полковник уставился на Носова, а тот стоит не жив не мёртв.

Полковник снова походил туда-сюда. Волнуется наверно.

— Нас с Зузиным в полит отдел фронта вызывали. Капитан то бледнел, то зеленел. Он до сих пор наверно заикается. Эта, мать её, картинка на стол Сталину попала. Есть доброжелатели. Что ты ещё исполнишь, Красько?

— Могу ещё чего-нибудь нарисовать, — пропищал я.

— Что-о-о? Вон! Пошла вон!! — взревел батя, ну точно расстроился.

Я выскочил из штабной землянки. Полковник походил, а потом уселся на своё место. Произошёл дальнейший разговор, который мне пересказал по секрету Сергей.

— Откуда известно, что Сталину на стол листовку подали? — спросил особист майор Гарин.

— Мне знакомый полковник госбезопасности рассказал, он присутствовал при этом, — уже спокойно сообщил комполка.

— А Сталин что, ругался? — тихо спросил Носов.

— Что Сталин, что Сталин? Улыбался говорят и сказал: «Если есть такая уверенность у младшего комсостава, значит действительно скоро будем в Берлине». А листовку оставил у себя и записал данные нашей Ведьмы.

Когда Сергей Носов вышел из штаба, я подошёл к нему. Он глубоко выдохнул и произнёс: «Пронесло», махнул на меня рукой, сплюнул через левое плечо три раза, и пошёл в сторону ТЭЧ. Ну и ладно, значит гроза миновала. В один из дней была солнечная погода, но мы не летали из-за дефицита бензина. Пошли с девчонками поваляться на травке, подстелив плащ-палатки. У меня настроение «зашибись». Лежу на спине и мурлыкою песню.

— Не думай о секундах свысока, наступит время сам поймёшь наверное…

— Какая песня хорошая, а голос у тебя Женя как у артистки, — заявила Ольга Петрова.

— Мне знакомая говорила, что Женька до войны стихи сочиняла и песни. На гитаре хорошо играет, только в школе не стала играть, — вставила новость Лида Карпова.

Вот это да! Что я ещё не знаю о Евгении Красько? Да похоже много чего не знаю. Девочки стали приставать, чтобы я спел. Отговорился, что без гитары делать этого не буду. Опять я подставился, разомлел на солнышке.

Наши разведывательные полёты продолжались. Командованию Советского Союза надо было закрепиться и стабилизировать ситуацию в свою пользу. Шла реорганизация армий по всему фронту. Я по-прежнему летал в паре, с Антоном Козловым. За два дня разведки оба раза нарывались на «худых». Сбили двоих, одного я, другого Антон. На борту моего «яшки» красовались шесть звёздочек. Три дня шёл дождь, и погода была нелётная. Мы маялись от безделья. Ребята, кто охоч до женщин, бегали в ближайшую деревню. Девчонки занимались шитьем или вязанием, Тигран притащил шерстяных ниток, и Ольга с Лидой вязали нам носки для зимы, в том числе и Тиграну. Я же заказал у механиков ножи для метания. Мне сделали два из рессор разбитых автомобилей. Один нож нормальных размеров, эскизы я рисовал для мастеров. А второй мне сделали маленький с колечком вместо ручки, размер длины клинка получился в ширину ладони. Я сделал потайной карманчик в поясе шаровар и прятал его туда. Нормальный метательный нож носил в голенище сапога, карман там сделал боец из охраны, он был сапожником до войны. Пригодится, как говорят «запас карман не тянет». А напарника по спаррингу я всё же нашёл. Заниматься со мной согласился Тигран. Так что мы с ним совершенствовали единоборства. Политический оратор Зузин ко мне больше не приставал, с вступлением в члены КПСС. Видимо понял, что со мной проблем будет больше, чем плюсов. Здорово его напугали в полит отделе фронта. Это произошло после того, как их с командиром вызывали к начальству.

Погода настроилась в тот день, когда прибыло новое пополнение. Из Свердловской лётной школы по распределению приехали десять ребят, возраст от двадцати до двадцати трёх лет. Ожидали и поступления новых машин в первой декаде июня. Механикам часто приходилось готовить машины к полётам, собирая буквально по запчастям. Полк продолжал жить своей жизнью. Антон Козлов повредил ногу, что-то там у вдовушки в деревне на крыше ремонтировал и свалился. Добегался по бабам, кобель. В результате я лишился ведущего и, по всей вероятности, надолго. На второй день ясной погоды меня вызвали в штаб. Здесь уже был капитан Носов.