Верь мне (СИ) - Тодорова Елена - Страница 82

Я увидел цели и ориентиры. Я включил свой мозг и задействовал ранее неиспользуемые его доли. Я выработал стратегию. Пропали сомнения. Я стал ориентироваться в том, чего, казалось, никогда не понимал. Я быстро принимал решения, просто потому что знал наперед, что должен делать.

Единственным, чего мне было мало, являлась Соня. Ее не хватало остро. Как кислорода. Но, как это ни парадоксально, теперь у меня были силы, чтобы терпеть эту жажду.

Я перескакиваю с события на событие. Хочу, как Бойка, увидеть финал своей жизни. Блядь… На самом деле единственное, что я хочу знать – есть ли рядом со мной Соня. Я зажмуриваюсь так сильно, что больно глазам. Но тот долбаный кинооператор, что работает сейчас со мной, туда не пускает. Так далеко перемотка не работает.

А может, там просто ничего нет? Только тьма, которая отбрасывает меня в последние часы моей реально прожитой жизни?

– Пиздец, мокруха раскручивается…

И я смиренно иду туда. Потому что понимаю, что перво-наперво должен понять, чем все закончилось там.

44

Секунды вечности…

© Александр Георгиев

Знаете, что бывает, когда один человек считает себя умнее других? Его крупно наебывают.

Так случилось с моим отцом. Так случилось с Машталером. И, как бы тяжело это ни было признавать, так случается со мной.

Никогда, запомните, никогда не относитесь к своему противнику как к деградирующему быдлу. В один острый момент обыграть может и такой. И это будет стоить вам или вашим близким будущего.

Прибывшие на пустырь машины тормозят, и из них выходит еще человек двадцать мужиков. Преимущество этой гребаной ОПГ над нами становится не просто критическим, а неоспоримым. У нас нет ни единого шанса забрать женщин и уйти отсюда живыми.

Но даже если допустить, что этот опущенный наемник реально несет единственную цель – всех нас порешить, я вижу один выход – тянуть время и ждать подмогу органов.

– Предлагаю не торопиться с действиями, – говорю я, глядя долбанутому психопату прямо в глаза. – Уверен, что у нас остались шансы договориться полюбовно. У каждой из сторон есть что предложить, чтобы заключить выгодное для всех перемирие. Возможно, даже сотрудничество.

Мой сухой ровный тон обставил бы даже полиграф. Но эти ублюдки не спешат с ответом. Въедливо всей своей гребаной сворой пялятся на меня и молчат.

В груди раскаленные угли горят, но я хладнокровно держу лицо. Неважно, каких усилий мне это стоит. Я просто не имею права сдаваться. Тут стоит отдать должное моему чертовому характеру – упорно доводить дело до конца, даже если в процессе потерял веру в успех. Иначе на хрена все это было? Нет, сейчас точно не время прогибаться.

– Введи нас на территорию завода, – выдвигает «водолаз» Антипов первое странное требование.

Выглядит все так, будто он тупо решил развлечься, перед тем как грохнуть нас.

Но я не спорю.

Время. Все, что мне нужно, это время. Неважно, какими странными действиями его придется забивать.

Звоню охране, прошу убрать из зоны «С» людей и открыть для нас задние ворота. Указания, если отмерять по часам, выполняются достаточно быстро. Но по ощущениям, конечно, тянутся эти минуты гребаную вечность. И всю эту вечность больше всего беспокоит то, что Соня так долго не приходит в себя. «Водолаз», когда она лишилась сознания, сваливает ее прямо на снег, а она не реагирует: ни на холод, ни на летающий над землей шум. Находится в глубокой отключке, словно после химического воздействия каких-то препаратов. Допускаю, конечно, плюсом здесь и нервное истощение. Но тревогу мою это не умаляет.

Стою и собираю все силы, чтобы не броситься к ней, наперекор всем стволам. Идея, конечно, рабочая на три секунды. Дойти ведь не успею. Но даже это осознание держит с трудом.

Наконец, ворота открываются. «Маска» требует, чтобы наша группа вошла первой. Мы с Тохой только переглядываемся и, разворачиваясь в сторону ворот, начинаем идти. Люди Титова молча следуют за нами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ублюдки ждут, пока мы не пересечем проходную. После этого всей толпой вваливаются на территорию завода.

Наблюдаю за тем, как Антипов дает указание увести Владу и унести все еще находящуюся без сознания Соню в ближайшее здание, которое, как и все остальные с этой стороны, является складом хранения готовой продукции. Я делаю вид, что меня это мало заботит, и веду всех остальных в здание напротив. Понимаю ведь, что будет облава. Нельзя допустить, чтобы Соня пострадала при перестрелке.

Переговоры с ублюдками не клеятся со старта. Что ожидаемо, ведь им непонятно что нужно.

– А что ты мне можешь предложить? – спрашивает Антипов и усмехается, будто его это, блядь, забавляет. – Сделаешь допэмиссию[1] и дашь мне весомый кусок в этой компании? Как ты хочешь со мной работать, а?

– Какой процент ты хочешь? – спокойно интересуюсь я.

«Водолаз» смеется. Я сжимаю челюсти и тяну ноздрями холодный воздух. Все остальные, кто окружает нас, продолжают хранить молчание. Даже Тоха, которому, как правило, трудно не встревать, если начинается какой-то конкретный замес. Но сейчас ведь умничать и тупо гонять понты не прокатит. А уж махать кулаками – и подавно.

– Раскрыть перед тобой все карты, Александр Игнатьевич? – паясничает «водолаз». – Сейчас уже все равно неинтересно скрывать.

Бух-бух–бух-бух-бух-бух-бух… Сердце люто качает. Без единой, сука, паузы.

– Раскрой, конечно, – проговариваю глухо.

– В этой игре изначально три команды сражались. Ты и «погоны». Я. И твои, как ты думал, главные противники – Игнатий Георгиев и Владимир Машталер. Теперь смотри дальше, я сотрудничал с тобой, сотрудничал с «погонами» и… сотрудничал с Володей, – выдав эту информацию, так широко ухмыляется, что я имею надежду на то, что у него треснет рожа. – Удивлен?

Не то, блядь, слово. Совсем не то. Я в ахуе.

Но на деле равнодушно пожимаю плечами, не выказывая никаких особых эмоций.

Бух-бух–бух-бух-бух-бух-бух…

– Что он знал?

– Только то, что ты вышел на меня и копаешь инфу по похищению своей брюнеточки.

Меня все-таки передергивает. Резко веду плечами назад, не в силах скрыть дрожь злости и омерзения из-за того, что эта тварь упоминает Соню и свою ебаную причастность к ее похищению в прошлом году.

– Когда я сдавал тебе материалы за бабло и защиту для семьи, он уже вышел на меня. И заплатил мне за молчание. Обещал, что шакалы Игнатия больше не тронут мою семью. «Погоны» обещали то же. И знаешь, что произошло через пару часов после того, как я получил деньги, а семья уехала в сопровождении твоих гребаных «погонов»?! – тут его тон резко меняется. Становится битым, горестным и агрессивным. Он даже плюется слюной, пока его напряженная и трясущаяся, словно у бульдога, рожа выпаливает следующее: – Микроавтобус, в котором они ехали в чертово безопасное место, расстреляли!! Мой девятилетний сын… Мой девятилетний сын погиб!! В сопровождении твоих долбаных полицейских он погиб! Что это за защита???

Я сглатываю и, не отрывая от Антипова взгляда, сжимаю челюсти.

– Мне об этом не сообщали, – информирую сдержанно.

Злюсь, конечно. Это ведь не херня какая-то. Я должен был об этом знать. Но «органы» не посчитали нужным. А теперь я здесь, блядь, и хуй знает, что с этим всем делать.

– А они всегда крайне избирательно работают! Что хотят – говорят, а что не хотят – нет! Не зря я их всю жизнь ненавидел! И сейчас не надо было заключать соглашение. Но я послушал тебя! Решил, что ты реально, как сын Георгиевых, все держишь на контроле. А ты… Просто сопля!

– Ты ни хрена обо мне не знаешь, – толкаю в ответ жестко. – Как и не знаешь всего расклада. Кто же тот микроавтобус расстреливал? Не мой ли отец? А? Может, Машталер? Кому это еще, сука, нужно!