Причина его одержимости (СИ) - Резник Юлия - Страница 2

– Тебе напомнить, какой срок дают за похищение? – бурчит Кинчев.

Нет. Не надо. По второму образованию, полученному уже после развода, я – юрист. И нормы закона знаю неплохо.

– А если я пообещаю Киру, что Ариша откажется от наследства?

– Анька, ты у меня спрашиваешь, я не пойму? Где на мне «Ванга» написано?

– Считаешь, будет лучше поговорить с Кириллом?

Кинчев стучит толстыми, как сосиски, пальцами по столу. Жует губу, задумчиво хмурит брови, выражая тем самым высшую степень обеспокоенности.

– Этот пацан – неизвестная переменная. Неплохо бы прояснить его намерения, прежде чем что-то думать на будущее. Только ты, Ань, не забывай, что мальчик у нас особенный. А то я тебя знаю! Обдумай все хорошенько, засунь обиду подальше. Мало ли, чего там у пацана в голове.

Я часто-часто киваю. Какая уж тут обида? Я Кириллу все на свете готова простить, только бы он не стал вмешиваться. Опять хватаюсь за сумочку.

– Поеду к дому. Может, удастся его выцепить.

– Будь помягче! – напутствует меня шеф. Отрывисто киваю и выскакиваю за дверь. Бегом спускаюсь по лестнице, ныряю в раскаленный салон машины. Запускаю двигатель, включаю кондиционер и невольно ловлю шальной взгляд в зеркале заднего вида. Выгляжу я не очень. Вот что бывает, когда пашешь без выходных, дерьмово питаешься и не имеешь лишних средств на салонные процедуры. Нет, я все еще красива – генетику никуда не денешь, но Ане Воржевой образца шестилетней давности я, конечно, проигрываю с оглушительным треском. Ну, и к лучшему.

Включаю радио. Кинчев не соврал. В новостях только и разговоров, что о трагической гибели моего бывшего мужа.

«У Виктора Воржева осталось двое детей – двадцатидвухлетний сын Кирилл от первого брака и семилетняя Арина от второго. Последние годы девочка проживала с отцом»…

А почему? Не хотите ли уточнить?! С психу вырубаю звук и в бессилии сжимаю на руле пальцы. Шесть лет прошло, а я по этой дороге знаю каждый кустик, каждый поворот. Удивительно, казалось бы, я еду туда, где остался мой воздух, но какого-то черта с каждым оставленным позади километром мне все тяжелее дышится. Пульс частит и гулко отдает в уши. Я трясу головой, чтобы ничего не отвлекало меня от дороги и прокручиваемых в голове раз за разом сценариев. Их много. Очень жаль, что я не могу предугадать, по какому из них все пойдет. С другой стороны, еще каких-то пару часов назад у меня не было шанса выторговать для себя и Ариши хоть что-то, а теперь он появился. Это вдохновляет и придает сил.

На подъезде к загородной резиденции Воржевых – не протолкнуться из-за слетевшихся, как стервятники, журналистов. Поправляю солнцезащитные очки, закрывающие добрую половину лица. Иду к домику охраны.

– Вам что, неясно сказано? Никаких комментариев!

– Я – Анна Воржева. Мама Ариши. Пропустите.

– Нет распоряжения.

– Свяжитесь с босом. То есть с Кириллом. Он же теперь ваш босс? Скажите, что я приехала с ним поговорить!

– Нет распоряжения беспокоить, – заладил мужик.

– Вы что, не в себе? Там, – тычу на ворота, – семилетняя девочка, папа которой погиб! Вы понимаете, что она нуждается в поддержке, или для вас это слишком сложные мыслительные конструкции? Немедленно звоните Кириллу, или я… – в отчаянии оглядываюсь на журналистов, – устрою такое шоу для прессы, какого вы еще не видели.

– Юр, давай позвоним Петровичу, спросим, как быть, – вклинивается в наш диалог напарник того, с кем я говорила. Петрович – бессменный начальник СБ Воржева. И мозгов у него явно побольше, чем у этих дебилов.

– Вот именно. Позвоните! – я всего лишь в бессилии сжимаю пальцы, но начинает казаться, будто это простое движение натягивает разом все нервы. Не особенно религиозная, я молюсь, чтобы мой визит сюда был не напрасным. Конечно, у меня есть и запасной план. Например, я могу вновь пройти через все положенные официальные процедуры, для того чтобы увидеть дочь, но на это уйдет куча времени, тогда как я нужна Арише прямо сейчас. Ведь нужна же?

Разговор с боссом затягивается. Я все больше нервничаю, меряя шагами пятачок перед домиком охраны. Вся в себе, я даже поначалу не обращаю внимания на притормозившую рядом машину. И тут меня окликают в приоткрывшуюся дверь:

– Аня? Мне сказали, ты хотела со мной поговорить?

Я медленно оборачиваюсь и впиваюсь взглядом в сидящую на заднем сиденье шикарного Майбаха фигуру. Картинка в моей голове никак не хочет складываться. Это не может быть Кир! В памяти он остался тощим сутулящимся подростком с колючим взглядом. Сейчас же передо мной – красивый, отлично собой владеющий мужчина. Не в силах поверить тому, что вижу, молчу как последняя дура. Поторапливая меня, Кир бесстрастно косится на часы. Ну же, Аня!

– Да. Хотела, – наконец, выдавливаю из себя.

– Тогда поторопись. У меня сложно со временем.

Он предлагает сесть в машину, едущую в дом, где сейчас находится моя дочь?! Вот так запросто? В этом точно есть какой-то подвох. Или нет? Обещаю себе разобраться по ходу и усаживаюсь рядом с Киром.

ГЛАВА 2

В машине гораздо прохладнее, чем на улице – включен климат-контроль. Хочется думать, именно от этого, а не по какой-то другой причине я, разморенная жарой, ежусь. Скрещиваю на груди руки, прохожусь ладонями по предплечьям, параллельно с тем судорожно вспоминая заготовленные слова, но на ум, как назло, ничего не приходит. Непонятно, какого черта меня так сильно сбивает с толку происходящее. Может, потому что Кир действительно до того изменился, что его теперь не узнать. Кажется, он даже пахнет иначе. Парфюм мальчишки такой же навязчивый, как и его внимание. Отвернувшись к окну, я чувствую на себе его прямой немигающий взгляд, от которого в затылке будто щекочет. С каждой секундой мне все сложней игнорировать циркулирующую в салоне авто дерзкую энергию молодости.

– Прими мои соболезнования.

– Еще скажи, что тебе жаль.

Резко оборачиваюсь и будто с разбега падаю в синь его глаз. Выходит, кое в чем Кир остался верен себе – он такой же адски прямолинейный, как и в нашу первую встречу. А я надеялась, что с возрастом это пройдет. Даже интересно, как ему с этим живется.

– Моя жалость не распространяется на твоего отца.

– Тогда кого ты жалеешь? Неужели меня?

От ворот до дома ехать всего ничего. Машина плавно останавливается. Сейчас, когда Кирилл превратился из подростка в мужчину, я совершенно не понимаю, как выстраивать наше общение дальше. Прежний формат здесь явно не прокатит, а новый я пока не подобрала.

– Не жалею. Сочувствую. Это разное.

– Я в порядке. Спасибо, Аня.

Удивительно, как в зависимости от обращенного к тебе взгляда меняется восприятие слов. В глазах Кира нет ни благодарности, ни теплоты. Его психолог утверждал, что у мальчика практически полностью отсутствует эмпатия и необходимость в привязанностях. Его «спасибо» ничего не значит. Он просто говорит то, что предписывают в данном случае социальные нормы, посредством которых эмоциональные инвалиды вроде Кирилла взаимодействуют с этим миром, вынужденно мимикрируя под нормальных.

Господи, как сложно-то!

– Это тебе спасибо за то, что позволил увидеться с Аришей.

– Она расстроена. Ей нужна мать. Тебе не за что меня благодарить. Пойдем.

Кир наклоняется через меня и открывает дверь, как будто я сама не смогла бы. Растерянно ступаю одной ногой на тротуарную плитку. Кир придерживает меня за предплечье.

– Только ничего ей не обещай касательно будущего.

– Почему? – напрягаюсь в момент.

– Потому что сперва нам нужно поговорить.

– О чем? Виктор мертв. Я хочу… – осекаюсь, услышав за спиной плаксивое:

– Кирилл!

Пулей вылетаю из машины навстречу Ари, но Кир умудряется меня опередить.

– Привет, мелкая, – подхватывает мою дочь на руки. – Как ты? Я приехал сразу, как только смог. Реветь будешь? Ну, ладно. Реви, если хочется.

Как зачарованная, кошусь на то, как Кир укачивает в руках Аришу. Кир… Укачивает мою дочь. Меня же та как будто даже не замечает. И это больно. Мучительно. Невыносимо. Нет, конечно, я понимала, что встреч раз в неделю совершенно недостаточно для того, чтобы сохранить нашу близость, но я старалась. Я делала для этого все. Однако теперь, видно, стоит признать – ни черта у меня не вышло. Если уж Кирилл Арише роднее матери, холодный, безэмоциональный Кирилл... Я провалила миссию.