Семь жизней - Монро Нонна - Страница 94

Тишина нарушилась шепотом.

– Забери меня, пожалуйста. Забери меня к себе. Я больше не хочу. Не могу и не хочу.

Голос принадлежал Джейн. Она молила о своей смерти так громко и в тоже время тихо. Я ненароком вспоминала свои прошлые жизни и видела в ней себя. Ведь я точно также молилась о смерти. Точно также хотела, чтобы мое существование прекратилось. Впервые мне захотелось ее обнять. И я обняла, но будучи Норой.

Молитва перетекала из одного дня в другой. Она просыпалась и засыпала с одними и теми же словами на устах. Интересно, а после своей смерти Джейн согласилась взглянуть на свои жизни? Быть может, во всех этих жизнях она была моей матерью? Быть может, мы идем с ней рука об руку в шестой раз?

Ворох мыслей в голове отвлекал от главного. Наконец, воспоминание приняло привычный ритм. Для начала я проверила кухню и отметила, что Джейн сегодня одна. Она также пила и отрешенно смотрела в окно. Одна сигарета сменялась другой. Табачный дым полностью окутал кухню. Пошла проверять Нору. Та снова сидела в углу и играла с тряпичной куклой. Эммы нет.

Кашель Джейн заставил меня вернуться к ней. Первым делом заметила пустые бутылки под столом, после обратила внимание на белый налет на столе. Я не успела предположить, как тут же Джейн упала на пол и начала кашлять. На звук прибежала Нора и начала громко плакать. Я же стояла истуканом и понимала, что в очередной раз абсолютно бессильна.

– Мамочка! – Я смотрела на Элеонору и понимала, что ее губы не шевелились. Она все также рыдала, прижимая руки к груди.

– Пожалуйста, мамочка!

Джейн начала блевать. Она беспомощно махала руками, а я беспомощно стояла рядом. Меня сковал страх и не позволил сдвинуться с места. Я переводил взгляд с Элеоноры на Джейн и пыталась совладать с эмоциями. На глазах наворачивались слезы. На меня обрушились все чувства, что скопились за шесть жизней. Я рыдала в один голос с Норой и продолжала чувствовать себя бесполезной.

Джейн пыталась что-то сказать. Я не могла пересилить себя и подойти ближе. Все, чего мне хотело – это схватить Нору и отвести в комнату, лишь бы она не наблюдала за тем, как умирал человек.

Щелкнул замок. Эмма влетела в квартиру и прямо в обуви понеслась на кухню. Рывком она схватила Нору и отвела в комнату, попутно доставая телефон из кармана. Вернувшись на кухню, Эмма попыталась привести в чувства Джейн, но та лишь расслабленно улыбалась.

– Джейн! – завизжала Эмма.

– Он меня ждет, – Джейн слабо улыбнулась и закрыла глаза.

Стены сотряслись от крика. Это была Эмма. Она крепко прижимала к себе Джейн и рыдала. Аккуратно приглаживая ее волосы, Эмма медленно раскачивалась, словно убаюкивала.

– Мамочка! – Элеонора пронзительно завизжала. Она попыталась приблизиться, но Эмма не позволила.

– Нельзя, – дрожащим голосом произнесла она. – Нельзя.

И все завертелось. В доме оказались люди в белых халатах, следом зашли мужчины в полицейской форме. Они очень долго допрашивали Эмму, записывали показания. Никто в этой суете не обратил внимания на Элеонору, которая захлебывалась от собственных слез лежа в кровати. Что-то в ней оборвалось. Взгляд в мгновение стал взрослым и осознанным. Словно ей не пять лет, а тридцать. Словно ее детство оборвалось в одну секунду.

– Эмма! – я услышала женский голос и поспешила на него.

Наша соседка так спешила пробраться сквозь толпу, что даже натянула разные тапки, а поверх пижамы накинула мужскую куртку.

– Что происходит? – встревоженно спросила она.

– Джейн, – заикаясь ответила Эмма, с трудом вдыхая воздух.

– Боже! – соседка приложила руки к щекам и шумно выдохнула. – Эмма, не рушь психику ребенку. Вам нужно где-нибудь переночевать.

– Я не знаю, что делать.

– Ты успела переписать квартиру на Нору? – в глазах соседки блеснул огонек.

– Нет. Замоталась, забегалась, и руки так и не дошли.

– Эмма, квартиру нужно срочно продать, пока Нора маленькая. Ее память не сохранит все эти воспоминания, а новая обстановка отвлечет ее внимание.

– Даже не знаю, – растерянно пожала плечами Эмма, опустив голову.

– Я тебе помогу. Я все организую.

– Спасибо, Сюзи.

И Сюзи не соврала. Взяв все заботы в свои ловкие руки, она помогла Эмме в ту же ночь съехать из этой квартиры. Позже организовала и продажу и посодействовала в покупке нового дома. Меня все это смутило и неспроста: новыми жильцами стали родственники этой самой соседки. Эмма, убитая горем, не заметила подвоха. Она жадно впитывала помощь окружающих. Цеплялась за каждую протянутую руку. И совершила самую большую ошибку: не только она горевала.

С того дня Элеонора не смыкала глаз по ночам. Перед сном притворялась спящей, но, после того как засыпала Эмма, она распахивала глаза и беззвучно плакала. Я лежала напротив и смотрела в ее черные глаза.

– Мамочка! Моя милая мамочка!

Ее губы были плотно сжаты, но я отчетливо слышала голос.

– Мамочка, забери меня. Я не хочу с ней больше жить. Вернись и забери меня, мамочка.

С каждым словом слезы текли все сильнее и сильнее. Нора быстро смахивала их ладошками.

– Я скучаю, мамочка!

Это мысли! Черт возьми, я слышу ее мысли! Этого не может быть! Но я же вижу, что Нора молчит!

– Мамочка! – ее голос стал тише. Я пыталась заглушить собственные рассуждения, чтобы сконцентрироваться на ее мыслях.

Нора замолчала. Еще долго она не смыкала глаз. Причем так долго, что я засомневалась, нахожусь ли я в одном и том же воспоминании.

Разные.

Воспоминания разные, но все они выглядели одинаково. Глубокой ночью, когда выключался свет в соседних окнах, когда Эмма вымыла чашку, из которой пила чай, погасила свет во всех комнатах и ложилась спать, Нора открывала глаза. Мелкая дрожь била по телу, слезы ручьем текли по щекам, а мысли прозвучали вслух.

Сколько в ней ненависти. Сколько боли и обиды. Сколько сожаления и горечи. Чувство утраты играло с ней злую шутку. Она сосредоточилась на том, что приносило ей хоть какое-то облегчение – злость. Ведь всегда проще ненавидеть и искать виновного, чем отпустить и забыть. Я не могла снять ответственности с Эммы: переживая утрату сестры, она прекратила обращать внимания на Нору. Все ее движения машинальны и привычны: она знала, что утром нужно накормить, после уйти на работу, вечером поужинать. Эмма то ли игнорировала, то ли не замечала того, что происходило с Норой, а та буквально кричала ей об этом своими поступками.

Время шло – характер становился сквернее. Голос теперь не показывал совместные воспоминания с Эммой. Будто бы Нора намеренно их вычеркивала из жизни. Теперь я видела взаимодействия с другими детьми, а точнее полное игнорирование. Нора была очень закрытой. Она не контактировала, не играла. Словно внешний мир ей настолько неприятен, что ей даже лениво обращать на него внимание. Старания воспитателей и Эммы напрасны – она ни в какую не шла на уступки: тихо сидела отдельно от всех и подолгу смотрела в одну точку. И если с виду казалось, что Нора – спокойный и зажатый ребенок, то мысли в ее голове говорили об обратном.

– Ненавижу. Ненавижу этих кричащих идиотов, что не могут поделить между собой игрушку. Ненавижу Эмму, которая зачем-то привела меня сюда. Ненавижу.

И эти слова повторялись постоянно. Быть может, не столько она ненавидела всех вокруг, сколько пыталась себя накрутить. Сколько пыталась себе доказать, что ненависть подпитывает ее жизнь.

С началом школы все усложнилось. Эмма опомнилась, раз снова появилась в воспоминаниях. Она пыталась наверстать упущенное за два года и не понимала, почему Элеонора намеренно игнорировала ее поступки. Могла ли я понять Эмму? Могла. Обиженна ли я на нее?