Предрассветные миражи - Муратова Ника - Страница 14

— Какое у меня, к черту, преимущество! Захотят — полетит моя голова с плеч долой, нет — туча разразится грозой и пройдет. И ничего я тут не смогу сделать.

— Нет, сможешь. Найди эту дуру, поговори с ней, пусть напишет опровержение. Это будет самое лучшее, что ты сможешь сделать. Или найди другого журналиста, кто бы мог состряпать статью, опровергающую факты, приведенные Кристаллинской.

— Эта дура, как ты ее называешь, не один день собирала информацию, и собирала ее на месте событий. Никто здесь не сможет достойно опровергнуть ее данные. Тем более…

— Тем более что?

— Тем более она очень близка к истине, — пробормотал он.

— А вот это, дорогой мой, никого не интересует. Слушай, ты столько лет в политике и до сих пор не понял такие прописные истины? И не вздумай подобную чушь ляпнуть на работе! Близка к истине… Да кому нужна ее близорукая истина, когда на вещи надо смотреть шире! Тут поставлены на карту отношения целых государств, а она лезет со своими прописными истинами, о которых и так все знают, только вслух не говорят. Ну кому станет лучше от ее статьи? Кого она спасет? Как тратились деньги доноров, так и будут тратиться, как велись закулисные интриги, так и будут вестись. Зачем тыкать палкой в осиное гнездо? Кто ты такой, чтобы изменить мир?

Тогда в первый раз Кира заметила у мужа этот странный взгляд. Как будто он видел ее в первый раз. Он смотрел на нее с любопытством, несколько удивленно, как смотрят на интересный экспонат в музее, оценивая все детали невиданного существа. Киру передернуло от этого взгляда. Она осеклась, и весь ее запал куда-то мгновенно исчез.

— Ты чего, Андрей?

— А… — Он повел плечами, и странный взгляд исчез. — Так, задумался, дорогая. Ты, конечно, права. Надо продумать, что я скажу. Давай пойдем пройдемся, подышим свежим воздухом. А то я не усну сегодня со всей этой кутерьмой.

Кире никуда идти вовсе не хотелось. Ей хотелось поговорить с отцом, посоветоваться, что надо делать. Но отказать мужу в поддержке перед боем она не смогла. Ладно, прогуляться так прогуляться. На улице она и услышала главные опасения Андрея, которые подтвердились буквально на следующий день.

И понеслось, поехало. На Ладынина, как они и ожидали, обрушился весь гнев начальства. Его попросту решили сделать козлом отпущения. Австралийская сторона через неофициальные каналы выразила свое недовольство, Папуа — Новая Гвинея в своей прессе также высказала откровенное возмущение и даже послала ноту протеста россиянам. На свет вытащили какие-то грязные факты про автора статьи, про то, что она находилась под следствием в ПНГ и даже сидела в тюрьме, что нарушила не одну статью закона и теперь в отместку пишет всякую чушь про кристально честное правительство. Упомянули и о том, что за нее ходатайствовал представитель российских властей. Отсюда был сделан вывод, что этим самым оказывалось содействие преступнице с целью пособничества политическому скандалу.

— Ты что, не знал, о чем она собирается писать? — бушевал красный от гнева Зелотов. Его всегдашняя невозмутимость изменила ему. Валерия Марковича можно было понять. Он и сам выслушал от начальства немало «приятного» и получил указание разобраться в случившемся. А как разбираться? Не вызывать же на ковер Кристаллинскую. Демократия, чтоб ее. В нынешние времена так просто свободных журналистов не прищучишь. Не то что раньше. Раньше бы он мигом на нее управу нашел. А тут… Только Ладынин и оставался в качестве козла отпущения. Он и был виноват, что тут скажешь. Упустил. Не предусмотрел. Не предупредил начальство о готовящейся статье. Не сумел смягчить конфликт. Ошибки, недопустимые для дипломата его уровня.

— Столько времени прошло, Валерий Маркович, я и не думал, что она будет держать это за пазухой.

— Да какая разница, сколько прошло времени! Она словно выжидала более удобного момента. Как раз сейчас, когда мы находимся на таком важном этапе переговоров с Австралией, да что мне тебе объяснять! Ты и сам все знаешь. И главное, Ладынин, главное и худшее…

Зелотов остановил свой поток возмущений. Министр недвусмысленно объяснил ему, что именно больше всего возмутило верхи. Паршиво было говорить это в лицо Андрею, в которого он так верил, считал чуть ли не своим протеже, но что оставалось делать? Андрей выжидательно смотрел на шефа, нутром чуя, что сейчас услышит.

— Главное и самое паршивое, Ладынин, что произошла утечка информации. Ты понимаешь, насколько это серьезно? Переговоры об особом соглашении с австралийцами велись в режиме строгой секретности, об этом знали единицы, и из этих единиц с Кристаллинской контактировал только ты, понимаешь? И как мне прикажешь все это расхлебывать? Ко всему прочему, ты за нее ходатайствовал там, в ПНГ, перед властями. Нам даже припомнили, что ты вмешался в дело о нелегальном аборте, так хотел ее выгородить. Это еще что за чушь? Ты мне ничего не докладывал об этой истории.

— Да какой там аборт, Валерий Маркович! Ей тогда клеили все, что можно, лишь бы припугнуть тюрьмой. А то, что хлопотал за нее… Так меня ведь за этим туда и посылали.

Зелотов удивленно уставился на своего молодого подчиненного. Что-то он осмелел слишком. Молчал бы в такой ситуации, дал бы выговориться шефу, совета бы попросил, а он тут, видишь ли, оправдывается, да еще таким спокойным тоном, еще и его норовит записать в виновные.

— Значит, по-твоему, это я во всем виноват, а, Ладынин?

Андрей понял, что перегнул палку, и потупил взгляд, чтобы не выдать своего презрения ко всей сложившейся ситуации.

— Нет, я этого не говорил, Валерий Маркович.

Зелотов вздохнул. Тяжело навалился на стол всем своим грузным телом и задумался, постукивая карандашом по столу.

— Вот что, Ладынин… Бумаги о твоем назначении, как ты знаешь, все еще у министра. Тут я тебе ничем помочь не могу. У тебя есть несколько недель на то, чтобы что-нибудь придумать. В принципе, я должен был бы уволить тебя сегодня же, и не просто уволить, но и отдать тебя на растерзание тем, кто занимается утечкой информации. Ты понимаешь, о ком я говорю? Не хотелось бы называть вещи своими именами…

Ладынин побледнел.

— Но, Валерий Маркович, вы же знаете, что я бы никогда не сделал этого. Тем более что я не знал всей информации. Вы знаете, мой уровень не допускает меня до…

— Знаю, знаю, — с досадой махнул рукой Зелотов. — Именно это меня и смущает. Некоторые детали, указанные в статье, ты действительно не мог знать. По крайней мере, не должен был знать. Но так как только ты общался с этой журналисткой, других подозреваемых нет. Если не исправишь ситуацию, сам понимаешь… Конечно, никто не станет обвинять тебя без полного расследования, но… Все можно повернуть и так и эдак. Дал информацию или просто навел на нужных людей, пронырливость журналистки или прокол дипломата… Понимаешь?

Андрей кивнул. Чего уж тут не понять? Кого-то надо наказать, а в данный момент он самая подходящая кандидатура.

— Есть мысли какие-нибудь, что сможешь сделать?

Андрей пожал плечами.

— Думаю.

— Ну думай, думай. Для твоего сведения, эта твоя Кристаллинская сейчас в Москве. Со всей семьей.

— С семьей?

— Ну да — муж, ребенок. Все в сборе. Так что подумай… Возможно, есть смысл с ней встретиться… Ну так, неофициально, сам понимаешь. Чтобы потом она не написала в какую-нибудь западную газетенку, что мы на нее оказываем давление. Поговори с ней, по старой дружбе, так сказать, вытяни максимум информации. Ведь ты для нее немало сделал. Теперь ее очередь.

Андрей вновь поспешил опустить взгляд и прикусить язык. Немало сделал… Ну да. Особенно когда они приказали ему оставить ее там на растерзание властям и уехать. Она, возможно, вообще его видеть не захочет. И чего они от нее ожидают? Он зашел в свой кабинет и уселся перед компьютером. Расслабил узел галстука, расстегнул ворот белоснежной рубашки. Чего они от него все хотят? Что он может сделать? Докопаться, откуда Кристина узнала о тайных переговорах? Не пытать же ее. С какой стати она станет выдавать информатора? А с другой стороны, если этого не произойдет, будет испорчена не только его карьера, но и вся жизнь. Утечка информации никогда не прощалась. И наказание за это строгое. Посадить, конечно, не посадят, но шеф прав, повернуть смогут как угодно. Черт возьми! Все каким-то образом находят выход из ситуации, знают, что делать. Все, кроме него самого. Даже Кира говорит словами Зелотова. И ведь предлагала же она ему самому выступить с предложением встретиться с Кристиной. Шеф был бы доволен, может, не так бушевал бы. Но из какого-то чувства внутреннего противоречия Андрей не сделал этого. Да и не знал он, что сказать ей. Вымаливать защиты и помощи? Не мог. А может, просто его нежелание, страх увидеть вновь Кристину сильнее, чем все эти катаклизмы на работе?