Проводник - Михайлов Алексей - Страница 40

На нем корявыми печатными буквами было написано: «Не забывай, твоя баба у нас!»

Вот это да! Вот о чем говорил дедок в камере! Вот значит, как мне решили подсобить! Нет, это точно не галлюцинации! И дед в изоляторе точно каким-то образом связан с Маришей.

— Не знаю, первый раз такой почерк вижу! — честно признался я. — Ну, теперь-то вы мне верите? Верите, что я не убивал Катю и не знаю, где она!

— Разберемся, — не теряя хладнокровия сказал следователь, — Понятые, прошу обратить внимание! Во время обыска был обнаружен вот этот лист бумаги, воткнутый в дверную щель. Олег, нужны еще понятые. Саша, надо снять отпечатки пальцев с перил. И с входной двери. И откатать бы пальчики у понятых и подозреваемого, сможешь?

Эксперт тяжело вздохнул. Олег переадресовал поручение участковому и тот спешно убыл. Следователь ключом аккуратно открыл дверь, и мы переместились в квартиру. Обыск продолжился.

Квартиру обыскивали гораздо дольше. Следователь и оперативник осматривали все очень обстоятельно. Практически сразу же были обнаружены все мои золотые червонцы.

— Чьи они? — требовательно спросил Малаш.

— Мои, — честно признался я.

— А откуда они у тебя?

— Тетка оставила. Вместе с квартирой.

— Да-да, тетя Шура таким образом деньги вкладывала. Банкам не доверяла и наличным тоже — инфляция ведь. Вот и покупала периодически золото, — вдруг вступила в разговор Вера Ивановна.

— А вы откуда знаете, — спросил следователь, глядя на нее с прищуром.

— Ну, мы все-таки дружили, как ни как. Шура моей крестной была, упокой Господь ее душу!

— Ясно, — кивнул удовлетворенно следователь, — монеты я изыму до выяснения. Не волнуйтесь, в протоколе все будет отражено, ничего не пропадет.

Обыск занял около полутора часов. Изучили все грязное белье из корзины. Эксперт все его опрыскал из своего баллончика и просветил ультрафиолетовой лампой. В камине также изъяли золу. В морозилке изъяли все мясо. Особое внимание уделили половой швабре. Её тоже опрыскали из баллончика и изучили под ультрафиолетом. Похоже, искали, кровь. Они все еще думали, что я убил Катю, и это меня ужасно пугало. Но обыск квартиры никаких видимых результатов не принес.

После этого минут пятнадцать обыскивали чердак, а потом еще с полчаса гараж. Тоже без видимых результатов.

— Все, — объявил следователь, — сейчас составлю протокол, и подозреваемого можно увозить. Олег, давай сюда понятых, оформим изъятие записки!

— Извините, — спросил я, — а можно мне кое-какие вещи с собой взять?

Следователь долго испытующе посмотрел на меня. Я уже было решил, что он меня сейчас пошлет, но он вдруг спросил: что тебе нужно?

— Тапки, зубную щетку, пасту, трусы…

— Можно? — уточнил следователь у конвойного, и, когда тот кивнул, сказал, — давай быстрее, пока я протокол составляю.

Хорошо, что протокол решили заполнять в квартире. На кухне. Я собрал все, что мне нужно, даже раньше того, как следователь закончил марать бумагу. Потом подписал протокол и поехал в свой новый дом — в изолятор временного содержания. Следственная группа осталась у меня в квартире.

Времени уже было около девяти вечера. За весь день я съел только пару яиц. Ну, еще стакан кофе выпил. Утром. Часов в семь-восемь. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. И, если в обед я, с внезапно обвалившимися проблемами и эмоциональными переживаниями, не чувствовал голода и даже не думал о еде, то сейчас, под ложечкой резко засосало. Жалко, что этого не случилось во время обыска, я бы тогда додумался что-нибудь подрезать в холодильнике.

Сейчас, стоя на приеме в дежурной части изолятора, я только и мог думать, что о еде. Со всеми этими следственными действиями я пропустил ужин, и теперь должен буду терпеть до завтрака. «Поскорее бы в камеру, думал я, — там, вроде бы, бак с водой был». Надо же, спохватился я, сам рвусь в тюрьму…

В камере уже сидел какой-то стремного вида мужик. В майке, трениках и тапках. Худой, с короткими темными волосами, старым морщинистым лицом, металлическими зубами и кучей татуировок по всему телу. Дедка видно не было. Я вошел в камеру, прошел к своему месту, уселся на него и сказал:

— Привет.

— Ты шо, фраер?[14] — отозвался мужик моложавым голосом, неожиданно выдающим, что его обладателю около тридцатника. Надо же, а выглядит за сорок.

— Что?

— Законов не знаешь? Зашел, представился, статью назвал. Потом, когда разрешат, заходишь! Первоход что ли?

— Ну да, — с неохотой ответил я.

— По какой статье?

— Сто пятая.

— Ууу, — уважительно промычал мужик, — хорошо, что тут паханов[15] нет, а то б тебя зачуханили[16] уже. Ничего, я тебя уму-разуму научу.

По интонации было видно, что он настроен доброжелательно. Назвался Саньком. Язык как помело. Начал учить меня всяким блатным премудростям, стращать зоной.

— Эта камера тебе раем покажется в СИЗО. А на зоне вообще своя жизнь, — деловито заявил он, — лучше туда не попадать, если есть возможность. Не известно, кем там будешь, как масть[17] твоя ляжет.

Можешь стать мужиком[18], а можешь — и петухом[19]. Так что, если есть возможность соскочить, ну там адвоката подмазать, следака или опера, лучше сейчас. Пока не поздно.

После этих слов я и вспомнил дедка. Что он там говорил? Кого-то ко мне подсадят. Чтоб лишнего не болтал. Ага. Принял к сведению! К тому же осторожность и правда не помешает.

В общем, я сделал вид, что не догадался, что Санек — подсаженный. Охотно отвечал на все его вопросы, и даже что-то сам рассказывал, но информацию скрупулезно фильтровал. Про обстоятельства задержания рассказал правду, а про исчезновение Кати — то же, что и следаку. Он воспринял все это без каких-либо эмоций.

Плюсом в этой нашей игре было то, что у моего соседа оказался чай, сахар и самодельный бальбулятор[20], так что я напился сладкого чая и уснул с полным желудком.

Песни вычерпывающих людей

Утро началось с бодрого удара по двери резиновой палкой и крика: «Подъем!». Я открыл глаза с мучительным осознанием того, что действительно нахожусь в изоляторе временного содержания. Несмотря на прекрасный сон о доме, где все хорошо, и мы с Катей слушаем музыку.

Санька в камере не было. Я снова остался один. Усевшись на кровать, я почесал затылок, силясь отыскать среди обрывков сновидения, воспоминание, как моего сокамерника просят на выход. И не нашел. Значит, он ушел по-тихому. Не обманул дедок. Точно стукачок. Подсадили ко мне шныря, чтобы выведал, как я Катю грохнул.

Нет, я ее, конечно, не убивал… Жутко хотелось кушать. Саня ничего не оставил, ни чая, ни сахара. Я напялил тапки, дошел до бачка с водой и выпил сразу две кружки. Лучше не стало. Точнее стало, но совсем чуть-чуть. По опыту казарменной жизни я знал, что основа существования в замкнутом пространстве — порядок. Внутренний и внешний.

По распорядку дня подъем здесь в шесть утра. Я взглянул в окно. Темно. Значит, разбудили вовремя. До завтрака у меня часа полтора. Вагон времени. Я быстренько сделал зарядку: отжался, поприседал, качнул пресс, выполнил несколько упражнений на растяжку. Потом заправил свою кровать. Меня еще в армейке научили дедушки, как быстро и правильно отбивать кантик на кровати. А пару раз сброшенная на пол постель, заметно повысила уровень усвоения материала.

Здесь, к сожалению, нужных приспособлений не было, но это не помешало мне туго натянуть простынь, пододеяльник и одеяло, отчего моя постель почти что приобрела нужные прямоугольные формы. В таком состоянии в случае необходимости она не выдаст, что ты на ней до отбоя лежал. Если, конечно, шибко не елозить. В этом, как мне однажды в тайне поведал наш командир отделения, основная задача фанатично отбитых кантиков. Офицеры таким образом пытаются предостеречь солдат от безделья, а солдаты, вопреки всему, незаметно поваляться на кровати, когда туго натянутая постель более-менее сохраняет свою форму, даже если на ней вздремнуть полчасика. Ну и, к тому же, красиво — четкие линии отбитых и выправленных по ниточке кроватей. Армейская эстетика.