Проводник - Михайлов Алексей - Страница 3

Короче, бушлат я решил с собой не брать. До зимы далеко. Еще сто раз сюда вернусь. В свой вещмешок я засунул мыльно-рыльные принадлежности, пару носок, трусы, футболку, тельник, шорты из старых джинсов и тапки. Кстати, армейские. Ещё рыбки сушенной прихватил. В газету завернул с десяток. Под пиво. Не зря же рыбачил, а потом сушил. Вот и все. Остальное — на мне. Матушка сказала, что полотенца и постельное белье брать не нужно, там все есть. Я бы в принципе, так и поехал, но матушка в какой-то момент решила взять мои сборы в свои руки и набила вещмешок едой.

В итоге к моим вещам прибавилась банка варенья, шмат сала, домашняя вяленая колбаса, пакет с луком, пакет с иван-чаем и килограмма три картошки. Вещмешок раздулся, стал неудобным и похожим на шар. Я, как его закинул на спину, сразу вспомнил курс молодого бойца, когда сержант засовывал к нам в вещмешки кирпичи, чтобы, как он говорил, изнурительными физическими нагрузками исправлять умственные недостатки. А падать от вспышек слева, справа и с фронта, а потом еще ползти по-пластунски двести метров, с таким вещмешком очень неудобно.

— Ничего-ничего, — говорила матушка. Кушать-то что-то надо. Макаронами одними сыт не будешь! Потом как находка будет!

Ну я, в общем, прикинул и возражать не стал. Жрать-то действительно что-то надо. Тут хоть картошечки поварю и с сальцом поужинаю. Красота!!! А вещмешок, если надо, за полсекунды скину.

Батя выдал мне денег. Немного. Пятьсот рублей. Да откуда больше? Мы ведь очень бедно жили. Я даже думаю, что родители где-то в глубине души радовались, что я от них съезжаю. Я ведь толком и не работал. А ел за троих! Это дело я вообще люблю. Особенно домашнюю кухню. До армейки еще кочевряжился, выбирал. А в учебке прямо прозрел. Стал есть все подряд. Кроме перловки — мы ей поросят кормили, и я так и не смог себя пересилить. От одного вида воротило. Еще капусту тушеную не ел. Запах не переношу. С такими пунктиками я, бывало, в неделю два-три раза полноценный прием пищи пропускал. Перебивался супом, хлебом и чаем.

Пятьсот рублей я распределил так: двести рублей — это на дорогу (туда и обратно), триста — на еду и прочие траты. По пятьдесят рублей в день. Ну или около того. С таким подходом, можно неделю протянуть. Ну а что: куплю консервов рыбных банку. Супчик себе сварю. Картошка и лук есть. Морковка копейки стоит. Вот тебе и обед на несколько дней. Еще пакет гречки и десяток яиц. Гречку можно поварить и потом с яйцами и луком пожарить. Вот тебе и завтрак. Пару раз гречку, пару — картошку поварю. С салом и колбаской домашней отличный выйдет ужин. Что еще? Молока пару пакетов, пару батонов и буханку черного. Где-то рыбкой сушеной можно червячка заморить. Чай есть, варенье тоже.

В общем, неделю как-нибудь протяну. А там, у меня ветеранские придут. Их, конечно, немного, но, если прижаться и сразу же работу где-нибудь найти, то до зарплаты дожить можно. Без курева, конечно. И без выпивки. А, если все пойдет наперекосяк, всегда будет стольник, чтоб вернуться обратно за дарами с огорода.

Присели мы на дорожку, родители меня обняли, мама перекрестила, и я поехал.

До Владимира шел автобус. По законам жанра из этой глуши в новую жизнь меня должен был бы увозить какой-нибудь блестящий двухэтажный монстр. Но не в этот раз. В этот раз был Пазик. Почти полный. Но сидячее местечко для меня все же нашлось. Правда пришлось повозиться с вещмешком, который некуда было пристроить, и в итоге я оставил его на коленях, обняв руками. Со стороны, наверное, довольно жалкое зрелище.

Плюс ко всему, как только мы тронулись, начался дождь. Мелкий, почти незаметный. Но стекла моментально покрылись сеткой стекающих капель. Точно такой же дождь был, когда нас с призывного пункта в учебку везли. На меня сразу же нахлынули воспоминания. И такая тоска охватила. Хоть плачь вместе с этим дождем. Я и так перемены не очень люблю. А тут еще моя жизнь вообще полностью обнуляется. Уезжаю из родительского дома. По всей видимости, навсегда…

Короче, не вышло у меня радостного отъезда с вдохновляющими мыслями. Все это скорее напоминало, как будто меня выперли из собственного дома со словами: «Пора бы тебе уже научиться ответственности». Так я и уснул, а проснулся уже во Владимире. Как раз перед нужной остановкой. Началась суета. Люди устремились к выходу, бесцеремонно толкаясь. Эта толчея меня и разбудила. Я подскочил и, испугавшись, что могу не успеть к выходу, вырвался из узкого проема между сидениями и тут же был подхвачен вместе с вещмешком толпой целеустремленных пассажиров. Спустя пару секунд усталый Пазик выплюнул меня на улицу.

Первое, что я осознанно ощутил, так это жуткую вонь выхлопных газов и жженой резины. Я еще подумал, что Владимир отвратительно воняет. Правда, обоняние очень скоро адаптировалось. А может быть, я просто подальше отошел от проезжей части. Оказавшись один, я собрался с мыслями и был готов к дальнейшим действиям. Дождя не было, что, в общем-то, в некоторой степени вдохновляло. Призывной пункт находился совсем рядом и я, дойдя до него, сразу же вспомнил, в каком направлении находится теткин дом.

По пути мне попался супермаркет. И тут же захотелось пива. Больше всего на свете. Я зашел. Купил полторашку лакинского. И еще пельменей. И спустил почти две трети средств, отложенных мной на проживание. Ничего. Обойдусь без молока и яиц. Консервы куплю подешевле. Кильку в томате. А из пельменей тоже можно супчик сварганить. Так и решил. А как иначе? За новоселье выпить надо! Да и тетку помянуть тоже. Я ведь и отцу это обещал.

Конечно, в вещмешок все это добро не влезло. Пришлось покупать пакет. Выйдя на улицу, я первым делом открыл бутылку и сделал несколько больших глотков. Пиво было холодное. Уходило как в песок. Очень пить хотелось. На последнем глотке я вдруг поймал себя на мысли, что редкие прохожие косятся на меня с неодобрением. Похоже, здесь так не принято. Глупая деревенщина! Засунув пиво в пакет, я поспешил по направлению к теткиному дому.

Жокей, опившийся бурбона

Стоит сказать, квартира у тетки — что надо. О такой я мог только мечтать! Она выигрывала во всех отношениях. Во-первых, месторасположение. Вроде бы — центр города. Буквально за углом машины сплошным потоком несутся, люди толпами бродят. Асфальт, брусчатка, кирпичные дома, водосточные трубы, фонарные столбы, канализационные люки. Все как в большом городе. Метров триста — троллейбусная остановка. Через пятнадцать-двадцать минут ты в любом конце города. Хотя и поблизости есть все, что нужно для нормальной полноценной жизни. Никуда ехать не надо. И торговый центр с продуктовым супермаркетом, и кафешки всякие, и театр, и ночные клубы, и областная библиотека, и парк, и даже монастырь. Может, наконец, сподоблюсь хотя бы на праздники в церковь заглядывать… Короче, жизнь вокруг движется полным ходом!

А стоит зайти под арку, там совсем всё по-другому. Травка во дворе пушистая, как какой-то сказочный ковер, раскидистый куст черной смородины с пузатыми ягодами, которые, похоже, никто не собирается обрывать, клумба с какими-то разноцветными цветочками и неказистыми кустами мяты. А над всем этим возвышается огромная липа, высаженная, наверное, еще до революции. Благодать! А самое главное, что почему-то не сразу замечаешь, — тишина.

Как будто арка — это портал в другой мир. Словно нет за углом города со всей его суетой, шумом и вонью выхлопных газов. Сюда лишь изредка донесется откуда-то далекий автомобильный гудок. А так — только шелест листьев на ветру, крик залетной вороны, да редкий скрип старых ржавых качелей. Точно в Судогде опять оказался. Оттого мне так нравилась эта квартира — центр большого города, но, в то же время, все родное, деревенское.

Еще одно несомненное достоинство моего нового жилища — его расположение в доме. У теткиной квартиры свой собственный, отдельный вход с улицы! У остальных квартир в доме вход через общий подъезд. По две квартиры на этаже. Как по мне, так это уже не то. Все-таки уже не свое. Общее. Тут каждый — хозяин. И каждый норовит что-то от себя в обстановку внести: кто цветы пластмассовые повесит, кто картину с котятами, кто стены в розовый цвет покрасит. Дежурства опять же. И, хотя в подъезде всегда образцовый порядок, не хватает какого-то уюта. Слишком светло, слишком опрятно, слишком публично. А у тетки дверь где-то сбоку. За кустом смородины.