Каратели (СИ) - Хард Леона - Страница 56

Потом появилась темная макушка, а под конец знакомый взгляд, который избегаю. Он завораживает и на невидимой леске тянет к себе. Как впервые в институтском парке встретились, так Гектор протянул невидимую связующую ниточку, а мне всегда хотелось ее перерезать. Знала, что хорошего от этого знакомства не будет.

Мужское колено в джинсах продавило весом край кровати, а я зажмурилась, чтобы проснуться. Понимала -- это сон.

Не хотела видеть Гектора даже во сне! Молила и молила себя проснуться.

Но рядом с бедром пальцы раздраженно-медленно, будто играючи в кошки-мышки погладили простынь. Опасно близко. Кончики пальцев поднялись по ляжке и невесомо вспорхнули по бедру, прикрытому легкой простыней. По животу. Заставили мышцы пресса туго сжаться от невольного спазма. Мужская рука потрогала ямку пупка и направилась вверх, где с силой обхватила левую грудь, заставив сердце затрепыхаться. До того больно сдавил, что сосок закололо невидимыми иголками.

Я лишь успела вдохнуть глоток воздуха и беззвучно закричать, тогда же рука прекратила владеть грудью и сдавила горло. Не сильно, но опасно, заставив вены с кровью запульсировать от угрозы удушения.

Несколько напряженных секунд не открывала глаза, только беззвучно пыталась закричать, тогда же хватка ослабла. А угроза приобрела другой оттенок, не убийства, а скорее, соблазнения. Рука Гектора по-другому двумя пальцами нарисовали дорожку между грудями опять в ямочку пупка и ниже нагло к центру между ног.

Но я сжала бедра, чтобы не смел касаться. Трогать.

Поначалу кажется, что это убийство, палач пришел судить виновного, а сейчас, когда пальцы, пытались пролезть между плотно прижатыми друг к другу ногами и найти вход, не понятен замысел. Проник двумя пальцам вдоль складок туда-сюда, но не забирался внутрь меня. Мешала ткань. Прохладная простыня вместе с его пальцами терлась и остужала вспыхнувший внутри огонь. А теплое мужское дыхание согревало лицо и шею.

И теперь совсем не понимала: палач хотел убить или соблазнить? И прежде, чем узнала ответ, проснулась в учительской на диване, голова на подлокотнике, ноги свешены на пол. Сердце сильно забилось под ребрами, побило грубыми ударами в грудную клетку, долго не желало успокаиваться. Шея, скрытая теплым свитером, сильно вспотела.

Я потрясла головой, прогоняя картину из сна, и пошла к подоконнику, где приоткрыла створку окна, чтобы остудить голову и рой мыслей.

Один день. Завтра один день на вылазку. А послезавтра Артем обещал проводить в Питер к папе. Никогда не думала, что настолько сильно захочу оказаться рядом с папой. Что произнесу эти слова. Я хочу к папе!!!

Хочу вздохнуть спокойно и не бояться Гектора, Приама и Карателей, хоть немного глотнуть спокойствия. Срочно необходимо успокоительное, иначе я не знала, что делать. Нервы не справлялись и во сне подкладывали главного палача, чей кнут давно навис над головой и не отпускал. Грозил ударить.

Артем сегодня за охранника патрулировал школу каждые десять минут, сейчас зашел со стаканом холодной воды; видел, что мне не спится и снятся кошмары. Я с благодарностью глотнула воды и возвратилась к тому же занятию, на котором остановилась -- наблюдению за фонарями, выстроенными одной шеренгой за пределами школьного забора.

Артем помассировал мое колено, как имеющий право это делать. Пусть. Его прикосновения не беспокоили. Перекинул руку мне через шею и смотрел, изучал подтянув мою голову к себе поближе. А улыбка и глаза улыбчивые, чуть узковатые как у хитрого зверя, возможно кошки. Уголки губ довольные подняты вверх, словно Клеймённый владел тайной мира. Но похоже, это видимость. Никакая это не хитрость, это радость.

Артем наклонился с явной целью поцеловать, но я отвернулась и прислонилась ухом к его плечу, чтобы не дотянулся до губ. Сделала вид, что не поняла его намерения и продолжила наблюдение за окном. Не представляла, сколько удастся обманывать друга с поцелуями и с крепкими, слишком продолжительными объятиями.

Мы долго стояли той ночью. Он, обняв за шею, а я, прислонившись ухом к его плечу, пока Артем не начинал очередной осмотр школы. Вновь возвращался, говорил о каких-то глупостях, а я тихо слушала спокойный голос и смотрела сквозь окно на темную улицу. Не понимала, о чем говорил Артем или не хотела слышать, а в голове сотни мыслей бились, не получая ответы на вопросы.

Гектор ищет меня? Как отреагировал на побег? Злится? Наверное, зол. Мелкая соплячка обманула, задела непомерное эго. А он привык выигрывать…

***

Проснулась, уткнувшись лбом в холодное стекло, все-таки сон сморил и, слава святой земле, Гектор не пришел вновь в другой реальности. Протерла сонные глаза; колени, затекшие в одной позе. Потянулась, разминая длинное тело. Кости хрустнули, дав силу для новых движений.

Всего один день вытерпеть и завтра Артем проведет к отцу. Пусть ему важно это противостояние -- восстание Клеймённых, но мне необходимо быть как можно дальше отсюда. Хотя бы первое время, а потом, может, вернусь, когда успокоюсь, приведу ум в порядок, подавлю воспоминания о Гекторе, его след во мне. Сейчас главная цель – пережить полтора дня и оказаться в Питере.

Я, приговоренная к казни через восемь дней, не боялась, а смиренно ждала точки Х, тревога отпустила, сердце билось привычно-спокойно, отбивало размеренный такт. Я не знала, что произойдет, но это неизбежно, как подсказала Рада, поэтому не видела смысла сидеть переживать, тревожно плакать и испуганно бегать из одного конца учительской в другой. Решила насладиться оставшимися днями спокойной жизни. Плакать не буду, бояться не буду, еще есть время порадоваться жизни. Так умирали старики Клеймённые: знали о скорейшей гибели, но стойко переносили неизбежный конец, не плакали, а наслаждались минутами, поглядывая за подрастающими детьми. Когда подходило время, старики возвращались на святую землю нашего острова. Где рождены, там и умирали. Засыхание длилось от одной недели до четырех. Шнырь, как шепнул Артем, еще молод, но к сожалению, у него обнаружилось генетическое отклонение. Раннее старение – засыхание, что сопровождало дикие, болезненные муки. Клеймённый заглушал боли сильными наркотиками.

Так же и я спокойно улыбалась, готовясь к походу.

Изображая радостную улыбку, взяла с собой рюкзак и направилась по делам Артема. Снег призывно сверкал под ногами и покорно проминался под тяжелыми шагами.

Наша цель – добраться до жилого дома, где по слухам замечено небольшое скопление Клеймённых. Успокоить, доказать, что мы такие же и уговорить пойти в школу. Место предполагаемых Клеймённых находилось не очень далеко, около двадцати минут ходьбы быстрым шагом, но ситуация ухудшалась пустотой на улицах. Слишком мало людей и Карателей, поэтому мы, как на ладони.

Одна «влюбленная» пара – Алина и Шнырь весело гоготали, держась за руки, я с неизвестным парнем на другой стороне дороги, Артем с Элей позади нас на приличном расстоянии.

Цепляясь за локоть парня и поглядывая из-под черного капюшона на дорогу, старалась смотреть вниз и никуда больше.

Бывают черные дни. Сегодня полностью черный день. Я слишком расслабилась -- думала, восемь дней будут спокойными.

- Смотри, - шепнул спутник на ухо. Через дорогу Алина со Шнырем, а по встречному движению три девушки. У одной -- малиновые волосы, разбросанные по бело-серой шубе.

Алина обняла Люду за шею, но та не обнимала в ответ, руки плетьми свесила вдоль тела. Кого-кого, а ее я меньше всего ожидала здесь увидеть. Она нас ждала через неделю возле границы? Может обиделась из-за нашего отсутствия?

Мы с Клеймённым и Артем с Элей стремительно рванули через пустую дорогу к той стороне.

Шнырь смеялся и прыгал вдоль троих девушек, как истинный ребенок. Баловался и что-то глупо рассказывал. Сердце подгоняло вперед с подсказкой, что Клеймённые опять залезли в гору дерьма и надо лопатой их срочно вынимать.

- Ах, какая вкусняшка! – причитал Шнырь и подпрыгивал на месте.

- Алина?! – поинтересовалась Люда. Но не двигалась, позволяла себя обнимать. Равнодушно смотрела сквозь объятие и через плечо Алины. Я улыбнулась подруге, а она в ответ -- нет. Более того, ни слова не сказала. Пальцами одной руки постучала по плечу Алины, чтобы та перестала обнимать, а ее вторая рука незаметно спряталась в карман шубы.