Каратели (СИ) - Хард Леона - Страница 50

Какие мы обидчивые!

- Да ладно, ну прекрати! – пихнула его в спину слегка, чтобы не упал навзничь лицом в снег, но, чтобы свой горделивый нос опустил немного вниз. Зазнаваться нельзя!

– Не обижайся, ВО-ЖАК! – по слогам произнесла. И опять гнусно захихикала, глядя на мужскую спину. Давно я столько не смеялась. От морозного ветра глаза заслезились и вышибло пару слезинок на щеки.

Как же хорошо и спокойно, нет страха рядом с мужчиной, нет обиды, чужие руки не давят, не напирают. Руки Артема давали выбор и возможность вести себя, как того пожелаю.

В школу мы вошли без страха, не таясь, через главные ворота. У Артема имелся толстый железный ключ, отпирающий механизм. Ворота представляли собой черные пики-копья, указывающие острием в ночное небо с легкой проседью облаков. С внутренней стороны эти прозрачные раньше ворота, окружавшие школу, теперь заложены шифером с целью скрыться от любопытных глаз. Одинокий фонарь горел возле школьной площадки с качелями и небольшим футбольным полем, запорошенным снегом. Пусто и холодно.

Дети давно должны были начать новую четверть, официальные каникулы закончились, но на учебу никто не вышел. Округ вымер. Люди скоро превратятся в дикарей. А заводы? Еда, одежда? Округ разрушится. И почему этим никто не занимался? Карателям и Клеймённым важно помериться силами, а на людей наплевать.

Артем занимался тем, что собирал в школе оставшихся в Приаме Клеймённых. Набрал уже около сотни.

В школе темно, свет выключили службы за неоплату, а вот вода в душевых раздевалках имелась, правда до поры до времени. Как Каратели не отключили, оставалось загадкой. Поднявшись на четвертый этаж, продолжила путь за спиной Артема почти наощупь, наугад по черному нескончаемому коридору. Изредка то слева, то справа доносился храп.

- Они спят в кабинетах на полу? – тихо спросила, чтобы не разбудить.

- Да. Это мы с тобой на кровати в теплом доме. Неудобно, но что поделать. Вариантов немного либо умереть в округе, либо воспользоваться маленьким шансом на спасение.

Черный коридор не кончался, лишь извивался то влево, то вправо и когда показалось, что он вовсе не закончится, дверь впереди приоткрылась и явила несколько бодрствующих лиц.

И кого первой я увидела? Девушку с темными волосами, которая любила заплетать волосы в косу, но сейчас ночь, поэтому локоны небрежно разбросаны по плечам. Так по-домашнему. Так знакомо. Ее волосы можно часами расчесывать, они густые и длинные – зависть для любой девушки.

Я остановилась напротив нее.

А она – красивая, безмолвная статуя, сзади нее в кабинете горел небольшой свет. От этого она казалось святой в ореоле света, но лицо затемнено. Подруга склонила голову вниз, смотря на пустой пол между наши. Покорный раб, который не решался поднять взгляд. И ждала милостыни.

Когда я сломала ее любимую игрушку, подруга три дня со мной не разговаривала. Это был абсолютный максимум по продолжительности наших ссор. На этот раз мы побили рекорд – несколько месяцев не разговаривали, забрались в свои скорлупы, защитились друг от друга.

Время стерло из памяти жестокие слова, и я плохо помнила: она приказала то ли "сдохнуть", то ли "задохнуться". На протяжении последнего месяца столько раз чуть не сдохла, что какие-то резкие пожелания, сказанные в пылу ревности, казались глупостью, несчастной песчинкой в моем море невзгод.

- Ты не успела пройти в Питер? – единственное, что спросила. Я бы могла начать разбрасываться словами о прощении, говорить красивыми фразами. Как она дорога и что никакой Гектор не стоит наших ссор и слез, но не стала.

- Я… успела пробраться в Питер, - а дальше подруга замолчала, давала додумать, ради чего или кого променяла спокойный округ Питер, стенами защищающий Клеймённых от посягательств Карателей, на опасный Приам -- эпицентр бойни.

Я находилась в нескольких шагах от нее, когда Алина лбом врезалась в плечо, обняла за талию, сдавила в тиски с силой, пожалуй, способной переломать кости. От ее крепкого объятия воздух выбило из тела. А потом глупая подруга зарыдала на груди, а мне что оставалось сделать? Подбородок положить на ее макушку и успокаивающе погладить темные, жестковатые волосы, пока та заливала слезами куртку.

- Я думала ты из-за моих слов померла. Я очень жалею… - со сказанными словами подруга решила проверить живая я на самом деле или нет и сдавила еще сильнее мою талию.

- Поэтому решила самолично задушить!? – черный юмор получился, однако. – Ладно…ладно…я пошутила! – принялась успокаивать, когда «хнык» на груди стал чаще.

Поглаживая макушку подруги, увидела над ее головой в проеме приоткрытой двери Элю, которая не знающе пожала плечами на мой молчаливый вопрос: «Как долго Алина будет плакать?». Тетя помахала дружески рукой. А еще одно любопытное лицо не сразу узнала, только приглядевшись получше к темноте.

- Лучше бы ты осталась на острове…- глухо, пророчески, как в первый раз предрекла Рада. Ее обидные слова зависли в воздухе непонятыми. Только гадалка и я знали истинный смысл небрежной фразы.

Я опять все сделала, как того требовало предсказание. Как по указке, а значит, жизнь Рады под угрозой.

Глава 25

POV Гектор

Что делать? Заткнуть пробкой эмоции, сначала найти, откуда они появлялись и заткнуть их. Перебить эмоциональные каналы в организме, чтобы больше ничего не испытывать. С головой нырнуть в проблемы округа, смотреть в монитор компьютера или на горы бумаг. Главное -- не думать, не вспоминать, не смотреть на фото слева на стене. Из девяти фотографий три перекрещены двумя линиями по диагонали, что означало – «смерть». Оставалось шесть сбежавших Клеймённых, в том числе ее лицо. Все эти дни чувствовал, как Та смотрела со стены. С какими эмоциями, я не знал, но однозначно с нехорошими. На все фотографии тварей Клеймённых мог посмотреть, а ее взгляда со стены избегал. Ни разу с тех пор, как приговорил к смерти, как изуродовал девичье лицо надписью «разыскивается».

Трусил взглянуть в глаза? Сопливой девчонке в глаза? Те, как живые, со стены постоянно наблюдали, нервировали, выворачивали наизнанку эмоции, терпение, спокойствие.

Андрей без стука ворвался в кабинет с бешенным, горящим взглядом. Словно его хотели живьем поджечь, а он едва избежал сожжения. Взъерошенные волосы торчали в разные стороны и куртка полурасстёгнута, дышал через раз. Всклокоченный, бешеный. Дверью хлопнул, я же со скукой подпер ладонью щеку и смотрел на нарушителя спокойствия.

Друг желал сейчас поиграть на моих нервах?

- Ты…ты…- Андрей ладонями стукнул о стол, отчего компьютер опасно пошатнулся, но не упал и не разбился. – С ума спятил? Ты же пожалеешь!?

Как мамка, которая вечно заботилась, а я не любил чересчур сильной опеки. Не надо особого ума, чтобы понять из-за чего Андрей взбеленился.

- Я никогда и ни о чем не жалею. О принятых решениях в том числе, в противном случае давно бы сдох от мук совести.

Андрей злобно воззрился, как на дьявольское отродье, что посмело явиться на свет. Лицо Карателя покраснело, побелевшими пальцами ухватился за край рабочего деревянного стола.

На моем сотовом пошла песня - гимн карателей, в клипе которого Клеймённый шел по эшафоту к месту казни. Андрей же не отводил недовольного взгляда и не обратил внимания на звонок, помешавший разговору.

- Rozenrot, O! Rozenrot! – насмешливо протянул я хорошо известные слова песни, поднял телефон, отвечая на вызов начальника. – Да, Александр Ольгердович… -- подмигнул Андрею, дав понять, что разговор и давление на жалость закончены. Бесполезные попытки необходимого эффекта не возымели.

Ольгердович внезапно согласился на мой недавно предложенный вариант наказания Клеймённых, взорвавших здание Карателей. Слишком поздно. Теперь поздно.

- Мне это больше не интересно. Судите, как пожелаете! – не стал вдаваться в объяснения и ускоренно завершил разговор с начальником.

Андрей долго смотрел, пытался что-то разглядеть внутри меня, открыть вновь эмоциональные каналы. Нет. Поздно. Я разрезал в себе каналы. Убил. Задушил. Чтобы больше никто не предавал и не имел власти надо мной. Андрей молчаливо взывал к совести, к сожалению? Давил и давил, а я был глух и слеп.