Рождение цивилизации - Елизаров Евгений Дмитриевич - Страница 3

Я не хочу утверждать, что приведенные доводы начисто опровергают гипотезу о первичности ритуала. Больше того, я убежден, что именно он является истинной первопричиной циклопических движений всех первых цивилизаций.

Целью же настоящей работы является отнюдь не отвержение давно вошедших в научный оборот идей, но, напротив, осмысление их, и я ставлю своей задачей понять существо именно этой таинственной категории.

Но для того, чтобы приблизиться к самому центру проблемы, необходимо сформулировать своего рода вспомогательную лемму.

Вспомним: речь идет о самой заре человечества, и, вероятно, наиболее поразительным фактом является то обстоятельство, что уже здесь, подобно тому, как броненосная Афина Паллада в полном вооружении вышла из головы Зевса-вседержителя, первые цивилизации внезапно появляются на освещенной письменностью исторической арене едва ли не со всеми атрибутами государственности. Понятно, что этому парадному выходу обязан предшествовать долгий период становления: законы функционирования уже институировавшегося государства радикально отличаются от жизненного уклада все еще варварских сообществ. И вот здесь уместно задаться вопросом: каков «механизм запуска» цивилизации? Ведь даже выделившееся из царства животных двуногое еще не становится человеком, если не сформировались законы, регулирующие развитие социума; законы биологической эволюции отнюдь не автоматически преобразуются в законы истории. Что-то обязано разделять естественный отбор от механизмов, регулирующих жизнедеятельность принципиально новой общности, зарождающейся на нашей планете. Решение именно этого вопроса и должно составить существо нашей вспомогательной леммы, к изложению которой я приступаю.

2. «Механизм запуска»

Период исторического интермеццо, вмещает в себя многое: разложение родового строя, становление частной собственности, начал правового регулирования имущественных отношений, наконец, формирование политических институтов обеспечения сложившихся форм социального бытия. С чисто экономической точки зрения все это связано с трансформацией технологии простого присвоения, когда продуктом производства является только орудие, предмет же непосредственного потребления с его помощью большей частью находится готовым в окружающей среде, в технологию производства, где прямым результатом последнего оказывается также и предмет непосредственного потребления. Именно эта технология порождает феномен прибавочного продукта (или, прибегая к обобщенным категориям политической экономии, – расширенного воспроизводства). В свою очередь, именно прибавочный продукт предстает как ферментативное начало сложных процессов первичного социального брожения, дающего начало восхождению первобытного сообщества к вершинам цивилизации и культуры. Но десятилетиями повторяя ставшие едва ли не идиоматическими выражениями банальности, которые ассоциируются с этим понятием, задумываемся ли мы о том, что именно оно, как, впрочем, и все интуитивно ясные, но не имеющие точного определения категориальные штампы, скрывает в себе величайшие тайны начала человеческой истории? И вот одна из них: что вообще заставляет человека производить этот прибавочный продукт?

Именно так, заставляет! Что делает необходимым становление расширенного воспроизводства, что вынуждает экономический организм общества функционировать со все большим и большим напряжением? А ведь именно так должен формулироваться вопрос, если мы действительно хотим видеть в становлении цивилизации не какую-то редкую случайность, но строго закономерное, а значит – в определенной мере принудительное начало.

Говоря о принудительности, я имею в виду отнюдь не разрешаемый насилием конфликт противостоящих друг другу воль, я говорю о ней в том смысле, в каком под влиянием сезонных изменений принудительной является миграция перелетных птиц или сбрасывание деревьями листвы. Русский язык, правда, знает и общелитературное понятие закономерности, но смысловая аура этого слова не простирается далее простой констатации того, что в единой цепи обстоятельств, обусловивших какое-то явление, отсутствуют ничем не объяснимые пробелы. Здесь же важно подчеркнуть не столько аспект простой причинной обусловленности, сколько аспект неизбежности становления цивилизации при стечении соответствующих условий. Другими словами, речь идет вовсе не о том, почему событие может свершиться при стечении каких-то обстоятельств, но о том, почему оно не может не наступить. Согласимся, что это далеко не одно и то же.

Так все-таки что же лежит в первооснове исторического развития – физиологическая потребность погружающегося в совершенно новые формы бытия человека?

Но заметим одно важное в этом контексте обстоятельство. Структура прибавочного продукта сообществ, пусть еще и не вставших на путь цивилизации, но уже окончательно порвавших со своим стадным животным прошлым, в сущности ничем не отличается от структуры необходимого, то есть представляет собой все ту же совокупность (обязательно включающую в себя также и разумный запас) предметов непосредственного потребления. Сюда же необходимо отнести и орудия, требующиеся для их производства. Время для разложения интегрального результата общественного производства на долю, призванную покрывать абсолютную жизненную необходимость, и часть, традиционно ассоциирующуюся нами с излишеством и богатством, еще не пришло. И потом: если в основе прибавочного продукта лежит все та же физиологическая потребность человека, то уже в силу одного только этого обстоятельства он обязан определяться как строго необходимый, но никак не прибавочный.

Впрочем, будем точны: прибавочный продукт обыкновенно понимается как образование, производимое сверх меры потребностей человека (вернее сказать, не человека, но какой-то отдельной общины), то есть вещь, которая в принципе не может быть немедленно потреблена его непосредственным производителем. Но разумно предположить, что сверх меры потребностей какого-то одного социального объединения такой продукт может производиться только в том случае, если где-то рядом, какой-то другой социальной единицей (в силу ли микроклиматических условий обитания, специфики ли ландшафта, неблагоприятной ли половозрастной структуры общины, или вследствие каких-либо других обстоятельств), тот же самый продукт производится в явно недостаточных для выживания объемах.

Иначе говоря, прибавочным он является только для своего непосредственного производителя, но отнюдь не «вообще». Там же, где его «прибавочность» принимает не относительную, но абсолютную форму, он становится просто никому ненужным, а значит, ничто, кроме прямого неразумия, не может заставить человека тратить свои силы на его производство. Словом, прибавочный продукт, понятый как нечто производимое сверх меры потребностей, – это абсолютный экономический нонсенс. Кстати сказать, и сегодня таким образом понятая «прибавочность» влечет за собой разрушительный для любой экономики кризис перепроизводства. Впрочем, до кризисов перепроизводства обществу, не переступившему порог варварства, еще очень далеко.

Уяснение этого обстоятельства отнюдь не разрешает, но, напротив, обостряет поставленный выше вопрос. В самом деле, с какой стати одной социальной группе нужно производить продукт, который сама она в принципе не может потребить? Только из высших альтруистических принципов, то есть только для того, чтобы обеспечить им какую-то другую, испытывающую дефицит насущного? Но и до альтруизма человеческому обществу, еще не познавшему не только повелений нравственного закона, но и вполне прагматических норм родовой морали, предстоит долгий путь восхождения, до самоотречения же такого рода ни одно из так называемых цивилизованных государств не дошло и сегодня.

На первый взгляд, здесь допустимо было бы говорить о том, что прибавочный для своего непосредственного производителя продукт может использоваться в качестве инструмента экономического принуждения всех тех, кто испытывает нужду в нем. Легко видеть, что вывод о принципиальной возможности такого применения напрашивается сам собой. В самом деле, нетрудно предположить, что если рядом с экономически процветающим социумом существует общность, которая испытывает – пусть даже временный – дефицит насущного, то этот прибавочный продукт вполне может быть употреблен для получения какой-то пользы. Но вновь вопрос: какой именно, инструментом принуждения к чему он может быть использован?