Святая Иоанна - Шоу Бернард Джордж - Страница 10

Чудовищность претензий Жанны явствует из того, что сама она ее не сознавала. Мы называем это непонимание наивностью, ее друзья называли простоватостью. Ее решение встававших перед нею проблем всегда казалось и чаще всего действительно было чрезвычайно здравым и трезвым, и когда оно приходило к ней в форме откровения, для нее это было чем-то само собой разумеющимся. Как могли здравый смысл и нечто само собой разумеющееся казаться ей столь ужасной штукой - ересью? Когда в поле ее зрения попадали конкурентки-пророчицы, она немедленно ополчалась на них, как на лгуний и обманщиц, но считать их еретичками ей и в голову не приходило. Она находилась в состоянии непрошибаемого неведения относительно мнения Церкви на ее счет, и Церковь не могла выносить дольше ее претензий, - либо надо было сложить свои полномочия, либо дать Жанне место рядом с Троицей при жизни, еще в отроческом возрасте, что было немыслимо. Таким-то образом неудержимая сила встретила на своем пути непоколебимое препятствие и раздула сильнейший жар, который и испепелил бедную Жанну.

Марк и Эндру разделили бы с ней и неведение, и ее участь, если бы за них взялась инквизиция, потому-то их описания суда так же нелепы, как были бы нелепы ее собственные, умей она писать. Об их предположении, что Кошон - заурядный злодей, а вопросы, задаваемые Жанне, - ловушки, можно сказать лишь: да, оно поддержано расследованием, реабилитировавшим ее двадцать пять лет спустя. Однако реабилитация эта так же лжива, как и противоположная процедура, проделанная с Кромвелем реакционными сторонниками Реставрации. Кошона выкопали, и тело его выбросили в сточную канаву. Ничего не было проще, чем обвинить его в подлоге, а весь судебный процесс объявить на этом основании бессмыслицей. Именно этого желали все, начиная от Карла Победоносного, чьи заслуги неразрывно связаны с заслугами Девы, и кончая патриотически и националистически настроенным простонародьем, боготворившим память Жанны. Англичан прогнали, и приговор в их пользу стал бы поруганием трона и патриотизма, который привела в действие Жанна.

Мы отнюдь не захвачены непреодолимым стремлением ни к политическим выгодам, ни к популярности, и поэтому у нас нет оснований для предубежденности. Для нас первый суд сохраняет законную силу, а реабилитацией можно было бы и пренебречь, если бы не огромное количество серьезных показаний, свидетельствующих об обаянии личности Жанны. Но тогда возникает вопрос: каким же образом Церковь перешагнула через вердикт первого суда и канонизировала Жанну пять столетий спустя?

ИСПРАВЛЯЯ СВОИ ПРОМАХИ, ЦЕРКОВЬ НЕ ТЕРЯЕТ АВТОРИТЕТА

А перешагнула она с большой легкостью. Для католической церкви в значительно большей степени, чем для закона, нет зла, которое нельзя было бы исправить. Она не считается с личной позицией, подобной позиции Жанны, - преобладающая ценность индивидуальной позиции составляет суть протестантизма. Однако и католическая церковь находит место для личной позиции in excelsis [в избытке (лат.)]: она допускает, что высшая мудрость может прийти к индивидууму в форме Божественного откровения. Если найдется достаточно подтверждающих данных, такого индивидуума можно объявить святым. Коль скоро откровение может либо внезапно просветить индивидуума и повлиять на его позицию, либо снизойти на него в виде наставления, услышанного непосредственно из уст зримого посланца небес, то святого можно определить как лицо, наделенное героической добродетелью, чье частное мнение отмечено Божественной печатью. Многие прогрессивные святые, особенно Франциск и Клара, при жизни конфликтовали с Церковью, вследствие чего даже вставал вопрос: святые они или еретики. Франциск, проживи он дольше, вполне мог угодить на костер. Так что нет ничего невозможного в том, чтобы некое лицо отлучили от церкви как еретика, а по размышлении причислили к лику святых. Отлучение, объявленное провинциальным церковным судом, не принадлежит к числу актов, признаваемых католической церковью непогрешимыми. Пожалуй, стоит сообщить моим читателям-протестантам, что знаменитый догмат о непогрешимости папы - это еще самая скромная из ныне существующих претензий такого рода. По сравнению с нашими непогрешимыми демократиями и медицинскими консилиумами, непогрешимыми астрономами, судьями и парламентами, папа, можно сказать, на коленях повергаясь в прах перед троном Господа, кается в своем невежестве и робко молит, чтобы лишь по поводу считанных исторических дел, относительно которых у него, очевидно, больше источников информации, чем у прочих, его решение было принято как окончательное. Церковь сможет, а в один прекрасный день и захочет канонизировать Галилея, не поступившись непогрешимостью, приписываемой Книге Иисуса простыми душами, в ком рациональная вера в некие главные истины живет вместе с совершенно иррациональной верой в летопись деяний Иисуса, словно это трактат по физике. Пока Церковь, очевидно, еще подождет канонизировать Галилея, хотя это был не самый худший из ее поступков. Но зато Жанну Церковь сумела канонизировать, не поступившись ничем. Жанна-то ведь никогда не сомневалась в том, что солнце движется вокруг Земли - сколько раз ей приходилось это видеть!

И все-таки сожжение Жанны и ей самой, и совести человечества нанесло большой вред. Tout comprendre, c'est tout pardonner [все понять - значит все простить (франц.)] - сентиментальное кредо дьявола - не может оправдать этого поступка. И даже если мы допускаем, что трибунал был не только честным и законным, но и поразительно милосердным - избавил Жанну от пытки, полагавшейся за упрямое нежелание принять присягу; что Кошон был куда более выдержанным и добросовестным священником и законником, чем любой английский судья, выступавший в политическом процессе, в котором затронуты его партийные и классовые предрассудки, - все равно, сожжение Жанны д'Арк - это ужас, и историк, который возьмется оправдывать его, способен оправдать что угодно. Недаром жители Маркизовых островов отказываются верить, что англичане не съели Жанну; в этом неверии заключается решающая критика физической стороны дела. Кто же, возражают они, станет возиться - поджаривать человека, если не собирается его съесть? Им не взять в толк, что это делается ради удовольствия. Поскольку мы не можем им ответить ничего, за что бы нам не пришлось краснеть, давайте-ка устыдимся нашего более сложного и изощренного варварства, прежде чем распутывать дело дальше и выяснять, какие оно еще содержит для нас уроки.