Год Быка - Омельянюк Александр Сергеевич - Страница 31

– «Да вообще, не царское это дело – возить своё тело!».

Тогда Палев заговорил о всем теперь известном Татляне, высказывая свои предположения, сразу парируемые знающим Платоном.

И тема получила поддержку от возвратившихся женщин.

Но Наталья решила вдруг выделиться из толпы поклонников Жана Татляна, назвав его песни слащавыми, вызвав в ответ бурю возмущения.

– «Ну, ты у нас опять не как все! Прям… регионерка, какая-то!?» – первым замочил гостью Егор.

Но тут свою лепту внесла и заграница. Майкл неожиданно для всех высказался, что и в США до сих пор Татляна помнят и любят, согрев душу Платона спасительным бальзамом.

Возмутились, естественно, и Егор с Александром.

Платон не терпел в своём окружении вальяжно-ленивых демагогов, пустобрёхов-пессимистов. Поэтому внутренне он не терпел Наталию, и постоянно сочувствовал Александру. Вот и сейчас он вынужденно поддержал друга, шутливо заметив про его жену, кивая в её сторону:

– «Я смотрю – её мина при плохой игре всегда взрывается!».

– «Да, обычное дело – мещанин во дворянстве!» – внёс свою лепту и культурный пролетарий Егор.

– «Точно!» – опрометчиво согласился Саша.

– «Ты, что? С ума сошёл?!» – отомстила Наталья мужу.

– «Да вроде пока нет! А ты, что ли, уже?!» – быстро нашёлся потерянный, было, Саша.

Тогда Наталья разразилась длинной, поучающей тирадой по поводу музыки, песен, и их исполнителей.

Но на её поучения мужу Платон быстро вмешался:

– «Учись, Санёк! Ученье – свет! Вот только учёных – тьма!».

Невольно перешли на науку и культуру. И тему начал Платон, исподволь подразумевая свою недавнюю оппонентку:

– «Ну как у нас плебею пробиться в настоящую, интеллектуальную элиту общества, когда он уступает даже не самым ярким её представителям в культуре, знаниях, манерах, наконец?!

Вот он и надевает на себя маску высокомерия, стараясь находиться на расстоянии, быть недоступным, многозначительным.

В этот момент его одолевает мысль: пусть, мол, думают про меня: Ну и ну! Этот о-го-го! Этот да-а!

Ан, нет! Это пустое место! Простейшая тварь божья!».

В ответ согласные и не согласные гости, перебивая друг друга, дружно загалдели, невольно подтверждая слова Платона и вызывая смех у быстро соображающего Александра.

– «Je sais, que je ne sais pas!» – сквозь смех ответил он Платону.

– «Фу, дурак!» – встрепенулась его жена.

– «А у нас ведь как часто бывает? Если человек говорит непонятно, значит он дурак!» – защитил Платон друга.

– «А, кстати, о французском!» – вдруг встрепенулся Егор, как всегда переводя непонятное на анекдоты.

– «В восьмилетке ЧП, четырнадцатилетняя девочка забеременела! Учительница пригласила виновницу в кабинет к директору-мужчине на разборку: «Маша, ну я ж тебя прикрепила к Вовочке, чтобы ты его подтянула по-французски!». Директор засмеялся: «Да-а! Вот теперь мне понятно, кто кого подтянул и как?!».

Такой поворот вечера был встречен недружным смехом, но толкнувшим автора на новое творение:

– «Вовочка, ты ошибся в слове хирург, написав его через «е»! Нет, Мариванна! Я написал правильно, как Вы учили, проверив его проверочным словом!».

Но теперь недружный смех гостей больше свидетельствовал о том, что не все нашли нужное проверочное слово.

– «А ты про какого Вовочку нам тут рассказываешь!?» – попыталась напугать жена мужа.

– «Да уж не про того, которого показывают по всем анналам ЦТВ!» – опять отшутился тот.

– «По тебе Кащенко скучает!» – подбила итог Варвара.

– «Давайте вернёмся к культуре!» – вовремя вмешался в диалог супругов вмиг посерьёзневший Юрий Алексеевич.

И тут все вперебой заговорили обо всём и ни о чём конкретно. Ветераны естественно вспомнили и о прошлом, опять подведя итог обсуждения устами мудрой хозяйки дома:

– «А это были те времена, когда ещё была культура!».

И все дружно сошлись во мнении, что культура – это, прежде всего, конечно лекарство от хамства. С культуры перешли на искусство и красоту.

– «Даже умирать надо красиво!» – неожиданно вставил своё слово в разговор старших Максим.

Незаметно перешли на, теперь, почему-то, видимо из-за дурновкусия, ставший модным, национальный вопрос.

Первым завёлся Платон, вспомнив Гудина:

– «У нас на работе есть «не-кий», смесь немца с русской! Согласитесь, что так его называть лучше, нежели «русс-мец»?!».

– «А как будет звучать смесь белоруса с… полькой?!» – в пику Платону вопрошал Егор.

– «Бело-ляк, или по-русс!» – невозмутимо ответил писатель.

– «Скорее всего «поло-русс»!» – вовремя пришёл на помощь мудрый Александр.

Проснулась и Марина. Она почему-то всегда считала Платона украинцем, несмотря на неоднократные его и Ксении разъяснения.

Видимо её всегда сбивало с толку ещё и наличие у Платона сына на Украине, а не только его петушиная фамилия.

– «Платон! А как там твои другие родственники на Украине?!» – неожиданно перевела она обсуждаемый вопрос с национального на националистический и политический.

И ей опять пришлось объяснять всё сначала. Но теперь за Платона это сделала, тоже потерявшая терпение, его жена, подруга вопрошавшей.

Почему-то потом досталось и Советской власти, за которую сенсационно вступился чистокровный американец:

– «Да если бы не Ваша Советская власть, рабочие на Западе жили бы намного хуже, беднее! Именно из-за Вашей страны капиталисты были вынуждены поднимать жизненный уровень своего народа, чтобы он не глядел с завистью на Восток и не готовил революцию!».

И с ним ветераны со стыдом, молча, согласились.

Однако Варвара ловко вернулась к началу разговора:

– «Одно из порождений Советской власти – это человек без чести и совести, то есть подлец. Он же – без роду, без племени, то есть Иван, не помнящий родства!».

– «Стукач, например!» – добавил, стуча по столу, Егор.

Жена сразу поняла намёк мужа и пригласила всех к чаю. И в этот раз опять наслаждались Тирольскими пирогами и конфетами в ассортименте. Гостей удивило разнообразие чаёв – на все вкусы и запросы.

Расходились не поздно. Первыми ушли Юрий с Мариной, которым надо было сначала на троллейбусе и метро «Таганская-кольцевая» добраться до Курского вокзала, а с него уже до Никольского, и далее пешком.

За ними отбыли Александр с Натальей и Сергеем, и были отпущены Кеша с Кирой. Платон проводил всех пятерых, путь которых пролегал к метро «Новокузнецкая», до остановки трамвая «Памятник пограничникам Отечества» напротив Института питания, куда уже забыла дорогу Варвара.

Остальные остались на уборку квартиры и ночёвку, сочувствуя отбывшим по поводу густого, непрекращающегося, мокрого снегопада.

И на следующий день, в воскресенье 15 февраля, Платон не пошёл на лыжах, но не из-за недостаточного, или остаточного самочувствия, а из-за того же сильного, мокрого снегопада.

Последующие рабочие дни проходили буднично, обыкновенно. Да и погода ничем не радовала, часто шёл снег, причём и мокрый тоже. Стало тяжело и птицам, которых Платон ежедневно подкармливал через форточку окна цеха. В среду, на работе, всё ещё находясь под впечатлением от празднования пятидесятилетия жены, в воспоминаниях о вальсе «Дунайские волны», где он тряхнул стариной с Варварой, Платон наблюдал, как весёлые воробьи пытаются выклевать из глубокого, рыхлого снега, брошенные им хлебные крошки. И сами собой полились лирические строчки, сложившись в два стихотворения «Птицы – друзья» под музыку вальса «Дунайские волны»: