Не любовница (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 25

После того как они с Таней поговорили на кухне в тот роковой вечер, Михаил не сразу начал заводить отношения на стороне. Какое-то время он ещё надеялся, что жена попытается наладить диалог, захочет исправиться, попросит прощения нормально. Однако Таня не стала делать ничего подобного. Она продолжала жить, как жила — ей было комфортно и удобно именно так. Дома любимые дети, муж хорошо зарабатывает и заботится, а развлекаться и спать можно и с другими мужчинами. Михаил сам по себе был Тане абсолютно не интересен. Только если как вынужденное приложение к деньгам, ну и как отец её детей. Но как человек, мужчина, партнёр — нет.

Осознавать это было чертовски больно. И на самом деле он предчувствовал это давно, наверное, ещё с того дня, как увидел Таню, идущую мимо под руку с другим мужиком и букетиком. Иначе как объяснить, что именно тогда Михаил окончательно и бесповоротно перестал писать стихи? Вроде бы любовь ещё жила в нём и брак сохранялся, и Михаил даже поверил Тане… но в глубине души поселилось разочарование. И стихи перестали получаться. Ни одной рифмы не рождалось, ни одной идеи не приходило в голову. И теперь ему казалось, что это было очень символично, но он долго не придавал значения. Да и вообще, если уж говорить честно, то он был идиотом. Ничего не замечал, слепо верил в то, что придумал сам. Вырыл могилу для своей семьи собственными руками… И не надо приплетать сюда Таню: она такая, какая есть. Она была такой всегда, просто он не хотел ничего замечать, думать и анализировать. Сам виноват.

Дома всё было как обычно. Юра делал уроки в своей комнате, Маша и Таня ужинали на кухне. Сын присоединялся к ним очень редко, обычно перехватывая что-нибудь на бегу, жена ворчала, но Юра только отмахивался. Он вообще с детства не любил ужинать. Михаил отлично помнил, что сын всегда плотно завтракал и обедал, а вот от ужина отказывался, и Таня из-за этого нервничала — ей казалось, что ребёнок не доедает. Он и на Новый год до сих пор первым уходил из-за стола, бурча, что ему не интересно сидеть и есть, лучше что-нибудь почитает или поиграет в комп.

Михаил зашёл сначала к сыну, узнал, как дела в школе и просто по жизни. Поговорил десять минут, затем спустился вниз — и на него с разбега налетела улыбающаяся Маша.

— Пап, пойдёшь ужинать? Пап! — Она обняла его обеими руками, и Михаил, обнимая дочку в ответ, неожиданно понял…

— Машунь, а мне кажется, ты немножко похудела.

— Два килограмма за неделю! — возвестила она гордо, отстранилась и радостно подпрыгнула. — Мы с мамой старались!

Они с мамой… И как тут думать о разводе? Что после подобных известий будет с Машей? Нет, надо до последнего играть в нормальную семью.

Что в его понятии значило «до последнего», Михаил осознать пока был не в силах.

Он поужинал, слушая щебет непривычно воодушевлённой Маши — дочка была рада, что появились первые результаты её похудения, и щедро делилась собственной радостью с родителями. Таня тоже довольно улыбалась, правда, иногда Михаил ловил на себе её тревожные взгляды. И не просто тревожные — они были полны неуверенности и словно даже какой-то боли. И он заранее понял, что Таня наверняка не угомонилась и хочет продолжить вчерашний скандал. Что ж, кто он такой, чтобы упорствовать…

Около десяти часов вечера Михаил отвёл Машу в её комнату, дождался, пока она умоется и ляжет, поцеловал дочь и, плотно прикрыв дверь и надеясь, что на этот раз Таня обойдётся без диких криков, а Маша не решит неожиданно спуститься вниз за стаканом молока, отправился на кухню. Хватит уже с дочери подслушанных разговоров.

Таня встретила его на пороге.

— Миш, — она закусила губу, глядя на него с жалобным выражением на лице, — может, пойдём в твою комнату? Вдруг Маша…

Михаил вздохнул и поморщился. Вести в свою спальню жену не хотелось. Во-первых, это его территория, на которой Тане давно нет места, во-вторых, она наверняка захочет заняться сексом, будет настаивать, а у Михаила не было настроения на подобные разборки. Ну и в-третьих — Танины сладковатые духи плохо выветривались. И он потом дня три будет вынужден вздрагивать, ощущая по вечерам этот отвратительный запах.

Да, раньше он казался Михаилу приятным. Но теперь ему больше нравилось, как пахнет Оксана. Она, кажется, вообще не пользовалась духами — он ни разу не ощущал от неё никакого постороннего запаха, кроме аромата свежего мыла и шампуня.

— Если ты хочешь поговорить, пойдём лучше прогуляемся, — предложил он Тане и усмехнулся, когда она удивлённо распахнула большие голубые глаза. До сих пор они казались ему кукольными. Вот только двадцать лет назад это умиляло, а сейчас — раздражало.

— Но там же мороз…

— Всего-то минус пять, ерунда. И у тебя шуба есть тёплая.

— Миш…

— Пошли-пошли, — он иронично улыбнулся. — Заодно разговор не такой долгий будет. На морозе долго не поразговариваешь.

Таня недовольно поджала губы, но всё же молча пошла одеваться. Михаил тоже быстро переоделся в уличное и вышел в коридор, ожидая жену возле входной двери.

Она пришла через пять минут — и несмотря на то, что выходить они собирались явно ненадолго, да и не увидит её толком никто, темно же — выглядела как королева. Даже губы алой помадой намазала.

А Михаил вновь неожиданно подумал об Оксане и улыбнулся, ощущая, как непроизвольно повышается настроение. Алая помада сделала бы её ещё более нелепой, чем обычно. Как если бы пятиклассница решила сыграть в проститутку. Оксане вообще абсолютно не шёл агрессивно-вульгарный стиль, который так нравился Михаилу в женщинах.

Раньше нравился, да. Наверное, он подсознательно выбирал себе в партнёрши девушек, похожих на Таню. Мстил ей подобным образом? Пожалуй, нет. Просто привык именно к такому стилю, в том числе — в постели. Оксана совсем другая. Как изящная серебряная брошь рядом с золотыми цыганскими зубами.

Глава 35

Михаил и Таня вышли из квартиры, спустились на лифте вниз, прошли через холл первого этажа и оказались на улице, освещаемой лишь ярко горящими фонарями. Михаил огляделся и поднял воротник пальто, хотя ветра почти не было: мягко и безмятежно с неба падал снег, лениво засыпая всё вокруг, и детская площадка напротив подъезда казалась какой-то игрушечной — словно была из кукольного набора. И они с Таней — как две куклы, Барби и Кен, которые много лет играют в настоящую семью…

— Миша! Миш!

Он очнулся и отвернулся от детской площадки, взглянул на Таню.

Её губы, намазанные тёмно-алой помадой, в свете уличных фонарей выглядели так, словно к ним прилипли большие напившиеся крови пиявки.

— Что?

— Пойдём, может, к кафе? — предложила жена, и голос её звучал неожиданно робко. — Кофе возьмём…

— Я так поздно кофе не пью. А ты можешь взять, если хочешь, конечно. Пошли.

Они двинулись по направлению к местной пекарне, которую Таня упрямо называла «кафе» за наличие горячего кофе и летней веранды — сейчас она, разумеется, не работала. Кофе там можно было выпить, сев на диванчик в углу помещения, и Михаил всерьёз собирался сгрузить туда Таню, а самому постоять на крыльце. Сидеть рядом с женой и смотреть, как она пьёт кофе — это давно стало для него мазохизмом. Он готов был терпеть подобное только ради Маши, но сейчас-то её тут нет.

— Ну, так о чём ты хотела поговорить? — Всё же не выдержал он через пару минут, когда непривычное молчание Тани начало тяготить.

— О ком, — утончила жена, театрально вздохнув. — О нас.

— Нас не существует уже много лет.

— Вот об этом я и хотела поговорить.

Михаил пожал плечами.

— Говори.

Ещё восемь с лишним лет назад, когда он только узнал правду про Машу, он бы обрадовался, услышав от Тани нечто подобное. Хотя бы немного, но обрадовался бы. Сейчас было безразлично, что скажет жена. Михаил согласился на этот разговор по той единственной причине, что желал в очередной раз расставить все точки над «и». Уж слишком сильно его стало напрягать Танино поведение в последнее время, следовало её охолонить.