Не любовница (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 19

Встреча длилась почти полтора часа, и за это время Михаил не раз поблагодарил собственную спонтанность за то, что взял с собой Оксану, которую в итоге представил своей помощницей и дизайнером компании, отчего секретарь кашлянула и подарила ему удивлённый взгляд и обескураженную улыбку. Это представление очень повлияло на сотрудников веб-студии, которые сразу начали распылять внимание, уделяя его не только Алмазову, но и его спутнице, стараясь убедить именно её — видимо полагая, что девушка сможет повлиять на шефа. Но Оксана оказалась тем ещё булыжником и никак не хотела убеждаться. Критиковала сделанную работу, писала на распечатках свои пометки, показывала в телефоне, что не устраивает их компанию в работе сайта — причём знала об этом не хуже, чем сам Михаил, — и гораздо лучше умела формулировать мысли, и вообще по максимуму освобождала Алмазова от работы, общаясь с собеседниками сама. И когда те наконец ушли, загруженные по самые уши ценными указаниями, откинулась на спинку дивана, на котором сидела рядом с Михаилом, и почти простонала:

— Кажется, я сегодня отрабатываю ту самую субботнюю премию… В следующий раз надо будет тысячу раз подумать, прежде чем что-то требовать от вас, шеф.

Он не выдержал и расхохотался.

Глава 26

Оксана

Когда Алмазов рассмеялся, откидываясь на спинку дивана и почти касаясь её головы плечом, Оксана немного застеснялась — всё же её заявление выходило за рамки формального общения. Впрочем, шеф явно не расстроился, поэтому она быстро пришла в себя и решила плюнуть на всё. Тем более что Алмазов, отсмеявшись, предложил нормально поужинать, а то во время встречи они пили одну воду, и Оксана неожиданно для себя согласилась.

Про тетрадь со стихами шеф спросил, когда им уже принесли заказ. Оксане — какой-то причудливый мясной салат и домашний лимонад, Алмазову — шашлык из баранины с гарниром из печёных овощей и большой бокал клюквенного морса. Поглядев в тарелку Михаила Борисовича, Оксана даже пожалела, что не заказала себе то же самое. Но она как-то привыкла ужинать полегче…

— Признавайтесь, читали мои стихи? — поинтересовался шеф весело, придвигая ближе тарелку с шашлыком. Голос его звучал беспечно, но глаза… В глазах Оксана заметила настороженность, и ей стало смешно. Надо же, а Алмазов-то волнуется!

— Естественно. Они изрядно сократили мой рабочий день.

— Даже так? — Он хохотнул и начал разрезать мясо. — Надеюсь, в хорошем смысле?

— Для меня — да, а для вас, как для моего работодателя, скорее всего, не очень. Я же сегодня, получается, час или полтора не работала, а читала стихи юного поэта Михаила Алмазова.

Шеф хмыкнул, отправляя в рот большой кусок шашлыка. Он сидел не напротив Оксаны, а рядом с ней — как и во время встречи с ребятами из веб-студии, — и Оксана всё не могла определиться, нравится ей это или не очень. С одной стороны, не нужно смотреть в глаза, а с другой — такая близость… Между их бёдрами едва влезла бы её ладонь.

— И какие у вас впечатления? — спросил Алмазов, прожевав мясо, и потянулся к стакану с морсом. — Только честно, Оксана.

— А вы меня не уволите? — протянула она, сама не понимая, зачем кокетничает и ломается, тем более что чувствует — шеф переживает. Оксана тоже переживала бы, если бы показала Алмазову свои рисунки. Кстати, а ведь он просил…

— Я подумаю, — ответил шеф невозмутимо, но Оксана сразу поняла, что он тоже пошутил. — Не тяните, а? А то я скоро вместе с этим шашлыком слопаю свои зубы.

Она улыбнулась и хихикнула, отчего-то ощущая себя не взрослым человеком, а какой-то школьницей, которая сидит в кафе с одноклассником и, едва касаясь бедром его ноги, волнуясь от этих прикосновений, обсуждает его «гениальные вирши».

Наверное, подобное ощущение возникало оттого, что эти стихи принадлежали не нынешнему взрослому и серьёзному Михаилу Борисовичу, а подростку Мише, который был так по-детски сильно влюблён в Таню, что хотел поведать об этой любви на весь мир.

— У вас явно талант, — ответила Оксана честно. — Не знаю, насколько сильный, я всё же не специалист по литературе, но мне кажется, что вполне приличный. Конечно, местами очень чувствовалось, что писал совсем юный парень, но… это же нормально. Почти невозможно писать в семнадцать так же, как в тридцать семь.

— Бывают и такие случаи. Возможно, слышали, была такая девочка — Ника Турбина. Она лет в восемь писала удивительно взрослые стихотворения. «Вам одиночество к лицу. На полустоптанных страницах, как правда ищет нож к лжецу, так ты отпугиваешь лица».

— Ничего себе, — вырвалось у Оксаны невольно. — Нет, я не слышала о ней…

И тут Михаил Борисович начал читать стихи. Проникновенно и тихо, как великую тайну мироздания, чувственно, как признание в любви, трепетно, словно молитву…

Оксана слушала, затаив дыхание. Ей в ту секунду казалось, что она слышит и видит какого-то другого Алмазова. Оксана будто прикасалась к его прошлому, когда шеф был юным мальчишкой и любил поэзию. И не только ту, которую проходили в школе, но и ту, которую находил он сам, роясь в книгах и журналах.

— Почему вы не поступили в литературный институт? — удивилась Оксана, когда Михаил Борисович замолчал и вновь начал есть свой шашлык. — Если так увлекались литературой…

— Да я не только литературой увлекался, — он пожал плечами. — По математике у меня тоже всё отлично было. Дело в том, что я хотел зарабатывать деньги, Оксана. И хорошо понимал, что литературой их заработать не получится. Поэтому и оставил её себе в качестве хобби… до поры до времени. А вы чем увлекались, кроме рисования?

— Я? О… ну, я делала кукол.

— Да? Это каких же?

Она улыбнулась и начала рассказывать.

Глава 27

Михаил

У него давно не случалось настолько хороших, спокойных и душевных вечеров. Разговаривать с Оксаной было удивительно комфортно. Да и не только разговаривать — молчать тоже. С Таней ему когда-то было уютно молчать, но это ощущение давно ушло в прошлое. А другие женщины… все те, что перебывали у Михаила за последние десять лет… Тут ему было нечем гордиться — разговаривал он с ними лишь по необходимости. Если бы можно было молча сделать дело и уйти, не выгуливая женщину ни в ресторан, ни в кафе, и ни капли за ней не ухаживая, Михаил поступал бы именно так. Но подобный вариант — прерогатива девочек по вызову, использовать их он всё же брезговал. Находил девчонок, которые были не против отношений только ради секса, и сразу озвучивал, что женат, разводиться не собирается и рассчитывать можно только на недолгий совместный досуг. Поэтому и старался менять партнёрш раз в три месяца, хотя поначалу у Алмазова не было подобного правила, но несколько неприятных случаев расставили все точки по своим местам. Тогда Михаил понял, что три месяца — это максимум для отношений в его формате. Если тянуть дольше, у девчонок появляются загоны. Они начинают хотеть перехода в более обязательную фазу, а Михаилу это не было нужно.

Ни с одной из них он никогда не чувствовал себя по-настоящему комфортно. Всегда оставалась какая-то неловкость. Если бы он писал роман, то сравнил бы эту неловкость с ощущением, когда надеваешь обувь на размер меньше. Вроде и ходить можешь, и немного даже бегать, но всё равно — давит, неприятно, хочется немедленно снять и отдохнуть. Вот и Михаил, проводя пару раз в неделю вечера со своими любовницами, в процессе мечтал поскорее потрахаться и свалить — как бы ужасно это ни звучало, но это было единственным, что он желал получить.

Оксана — совсем другое дело. Хотя игнорировать физическую тягу к ней Алмазов уже не мог — подобное было бы совсем по-детски. Он даже понял, отчего всегда думал о своём секретаре, как о непривлекательной девушке, хотя на самом деле она таковой нисколько не была.

Он просто боялся пропасть. Как пропал ещё во время собеседования, когда Оксана смотрела на него своими ярко-голубыми глазами, разговаривала спокойно и важно, и поправляла сползающие ниже на нос смешные очки. Как пропал после, когда осознал, что Оксана повышает ему настроение, на неё нравится смотреть. Как пропал, подумав, что ему немного обидно её равнодушие — будто бы он не мужчина, а манекен какой-то. И позже, заметив, что это не совсем так, Михаил обрадовался — и снова пропал…