Инволюция (СИ) - Кауф А. - Страница 51

— Деуржи.

Бернадетт складывает в протянутую ладонь Агаты две цветных карточки с подпаленными краями и десять чёрно-белых.

— Вычла оплату за звоунок. Сумма для всех регионов одинаковая.

— Спасибо большое, мэм! — Агата радостно сгребает полученное добро, рассовывая его по потайным карманам. В глубине души она надеется, что Мор не спохватится катушки ниток в самый неподходящий момент. — Мне нужно связаться с че… знакомой из столицы. По сотовому пробьёте?

Подтверждающий кивок и вспорхнувшие над доисторической печатной машинкой руки дают знак диктовать номер. Бернадетт вносит набор цифр, а также имя и фамилию того, с кем нужно будет наладить связь. Несмотря на всю старину аппарата, звук клавиш остаётся ударным и чётким, будто цоканье каблуков по мостовой. От машинки тянутся вручную пригвождённые провода, уходящие далеко за спину стула. Отсутствие даже самого примитивного компьютера навевает мысль о том, что время остановилось не только на Уловоротроуд, но и во всём городе.

Через пару минут шаманских жестов и кряхтящих ругательств аппарат издаёт—таки громкий щелчок, чем удовлетворяет практически потерявшую терпение Бернадетт.

— Проуходите в шестую кабинку. Время ожидания соустовляет две мяунуты.

За звуконепроницаемыми стенами не слышно, о чём щебечут другие люди. Их губы двигаются в немом разговоре, руки нервно дергают ремень сумки или лихорадочно записывают что—то на клочок бумажки. Шестая кабинка ничем не отличается от других. Мягкое кресло, тумба с кипой бумаг и вазочка, наполненная сушенными кубиками хлеба, от которого исходит мятно—пряный аромат. Кучка змей—проводов вьёт свои тела по всему полу, заползая на стены и исчезая где—то за громкоговорителем.

Устроившись в кресле, Агата устремляет взор на Центральную Площадь. Через большие круглые окна здания видно четвероногих красавцев, подставляющих живот уходящему светилу мира. Оно сослужило свою верную службу и теперь готовится уйти на покой. Никогда ещё Агата не видела, чтобы в подобных широтах солнце так быстро скрывалось за горизонтом. В половине четвёртого дня оно полностью погрузится за баррикаду облаков, а в пять на город спустится непроглядная ночная тьма. «Сразу после звонка отправлюсь домой», — решает про себя Агата. Чутье подсказывает — лучше вернуться до того, как темнота окончательно поглотит город.

Прикрученный и несколько модернизированный таксофон издаёт щелчок. Приглушенный голос произносит:

— Стоулица, связь нала… Вас… Двадцать п… мяунут.

Агата хватает трубку телефона, быстро выпаливая:

— Мама! Это я, Агата.

— Здравствуй, дочь.

Неприветливый ледяной голос. Агата прикрывает глаза. Перед ней будто потушили назойливый яркий свет. Дышать становится легче. Когда она последний раз разговаривала с матерью? В голове возникает бледное лицо, на котором застыла печать бессердечия. Вся её жизнь прошла на поприще криминальной судмедэкспертизы. Слишком часто видя скорбь и отчаянье, она перенасытилась и лишилась возможности сопереживать. А может, миссис МакГрегори всегда была такой? Агата не знала. Боль. Горе утраты. Невозвратность потери. Для матери эти слова были пустыми, лишёнными смысла и идеи.

— Я правильно понимаю, что ты не стала меня слушать и покинула стены Клок-Холла?

— Извини. У меня не было выбора. Человек отца так и не приехал за две недели, — Агата усаживается обратно в кресло. Сдержанная ярость в голосе матери остановила её в последний момент сказать «Да, кто сюда сунется!» МакГрегори очень зла и раздражена. Не стоит лишний раз провоцировать её. — Как продвигается дело?

— Отвратительно. Совет Страсбурга обязал предоставить полную отчётность по проделанным экспериментам за всё время работы в лаборатории. Кое—что я постаралась забрать: клетки с крысами, горшки с растениями и сшитого сорок четвёртого. Но с остальными «проектами» можешь попрощаться. Их уже отправили в главный экспертный центр досудебной криминалистики.

Руки, сжимающие трубку, подрагивают. Агата не может… Не хочет верить в услышанное!

— Значит, они серьёзно хотят всё уничтожить? — едва шевеля губами, произносит она.

— Именно.

— Но у них нет доказательств!

— Найдутся. Ты знаешь Рошель.

Агата опускает голову. Та в мгновение стала в разы тяжелее от навалившихся мрачных мыслей. Невидящий взгляд буравит бетонную стену. Неужели, это конец? Совершить побег, желая избежать давящих вопросов от научного центра, втянуть в разборки родителей, подставить под удар все оставшиеся работы, сделать всё, чтобы спасти своё лучшее творенье. А смысл?

— Отец… — воодушевленно начинает Агата. Но и эту ниточку надежды обрывает пробирающий своим холодом до костей голос матери.

— Не высовывается из дома ни при каких обстоятельствах. С его работой сейчас нужно сидеть тише воды, ниже травы. Хорошо хоть к нам не приставили спецагентов. Правда, стоит только выйти из дома, как оголтелые репортёры с их всевидящим оком начинают зажимать со всех сторон своими бестактными вопросами.

Напряжённая пауза повисает в воздухе. Слышно, как за стеной восторженно бубнит женский голос. Мирно гудит ток в проводах. А на противоположном конце трубки вырываются уставшие вздохи.

— Агата, они от нас не отстанут. Если мы здесь ещё имеем шансы вымолить прощение, то тебе, со всеми этими подпольными экспериментами, грозит настоящая опасность. Я обсудила это с Джеймсом, и мы решили, что тебе нужно…

— Нет.

Агата опускает взгляд на свою руку. Сколько крови она успела пролить. Какие монстры вышли по её воли. И кого она чуть не убила. Обратная сторона опытов предстала пред ней слишком неожиданно. Тот ужас, который она создавала, теперь сам поселился в её душе. Но даже с безмолвной тенью безумства, преследующей по пятам, Агата не намерена была отступать.

— В Сиднее есть люди, которые поддерживают меня. У них есть связи в научном мире.

— Все, кто когда-то сотрудничал или работал с тобой, находятся под следствием.

— Новосибирский университет!

— Студенты—поклонники, которые вели переписку? Отчислены.

— Профессор с Аляски. Этого— то уж мамонта биологических наук они не смогут…

— Он мёртв. Наглотался снотворного и заснул, положив голову во включенную газовую духовку.

— Тогда, тогда…

Агата хватает ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег. До сегодняшнего дня она даже и не пыталась осмыслить, насколько мало союзников окружает её. Мысли рассыпаются, превращаясь в пепел. Любые попытки собрать их воедино лишь больше запутывают. В голове образуется клубок из бессвязных осколков, омываемый растущим потоком паники.

Миссис МакГрегори молчит. Она— человек железной воли и крепких нервов. С самого рождения дочери она никак не может разобраться, как правильно её воспитывать и как вести себя с ней. Мамы в телевизорах и книгах по воспитанию детей обычно подбадривают своё чадо, убеждая в переменах к лучшему. Но ведь это неправда! С каждым днём ситуация становится всё хуже и хуже.

— Если ты закончила буянить, то я продолжу.

Как всегда, миссис МакГрегори игнорирует страдания дочери, веря, что так она даёт ей пример волевой непоколебимости. Если бегать вокруг проблемы с криками, быстрее она от этого не решится.

— Валери что-то задумала. В этом я не сомневаюсь. Слишком уж долго она не показывается на публике. Поэтому, как я уже говорила, мы с отцом приняли ответственное решение.

Агата не отвечает. Спонтанно возникший гнев утих, сменившись мёрзлой коркой равнодушия. В чём смысл расплескивать эмоции, будто буря, если сделать ничего не можешь. Смирение перед неудачей всегда предзнаменует новый старт с белого листа. Ни одна сотня провалившихся опытов доказала: лучше вынести урок из сложившейся ситуации и принять её как закономерную часть процесса, чем сетовать на судьбу, ослепляясь жалостью к себе.

— Перед тем, как перекрыли пути отступления, мы успели собрать тебе посылку. Знакомый Джеймса скинул её на «кукурузнике» в лес, окружающий город. Не волнуйся, она не повредилась. Сплав металла не так-то просто погнуть. Я как раз собиралась воспользоваться одной из оставшихся лазеек и связаться с тобой, но ты меня опередила. Впрочем, этого следовало ожидать.