Инволюция (СИ) - Кауф А. - Страница 20

В голове всплывает образ: грязный свитер; взлохмаченные волосы; глаза — с жёлтой, будто закипающий сироп, радужкой; большие уши и огромный клык, выступающий изо рта. «Криворотые». Наследственный изъян, мешающий чётко выговаривать слова, делающий речь трудно воспринимающейся. Агате казалось, потомки такого знатного рода не должны ошиваться на болотах. Как и она сама. Может, это побочный эффект Сомнамбулины? Мор ничего не говорила об этом, а она сама никогда не ходила во сне. Но если Агата пришла сюда не сама, то что остаётся?

Обдумать тревожные мысли о своём странном появлении на Мёртвом Болоте не даёт маленькая фигура, ни в какую не желающая покидать голову. Чем удивляет не только холодный разум, но и пробудившееся сердце. Агата никогда особо не жаловала детей. Хотя бы потому, что все те, кого приводили сотрудники на работу, были на редкость шумными, крикливыми, мешающими работе и слишком весёлыми. Девушка справедливо полагала, что все дети именно такие. Одинаково беззаботные и бестолковые аксессуары родителей. Однако этот малыш будто был на пятерку лет старше собственного возраста. Детские повадки перекрывал взгляд человека, уже повидавшего взрослую жизнь.

Раздумья прерывает очередной раскат грома. Девушка хмурится. Подняв взгляд к небу, будто желая сказать: «Пожалуйста. Только не сейчас», она резко останавливается. Боясь свернуть не туда или оступиться, Агата смотрит только под ноги и иногда по сторонам. Теперь же перед ней открылось нечто прекрасное и угрожающее одновременно. Над краем парка разверзлось пугающее алое зарево. Подобно тому, что из сна, оно переливалось, меняя рубиновые и янтарные оттенки между собой. Кто-то устроил вечеринку в лесу? Аномалия света? Или, может быть, пожар? Никогда в жизни она не видела настолько насыщенного багрового оттенка у утренних облаков. Холод и боль больше не тревожат. Всё внимание приковывает сияние над лесом.

Неизвестно, сколько бы ещё она там простояла, настороженно вглядываясь в переливающиеся алым облака, но идиллию прерывает звук стонущего дерева. Обернувшись, девушка замечает, как болезненно скрипят брёвна, будто прогибаясь под огромным весом. Но кроме неё вокруг нет ни единой души. Ветки ломаются под тяжестью чего-то, что нельзя увидеть человеческими глазами. Мерзлый воздух окутывает тело, сковывая треплющийся в панике разум. Впервые за долгое время Агате становится по-настоящему страшно. Она чувствует, что соприкоснулась с чем-то запретным. И в этот раз оно добром для неё не кончится. Незримое нечто. Тьма. Та самая, о которой говорила Мор. Весь город и его пределы пропитаны ею насквозь. Пустотелая и беспощадная. Живая и наделенная сознанием. Она повсюду. Сочится из воды, ползёт по небу, опутывает разум. Не греет, но и не обжигает. Всё, что ей нужно, это поглотить, сделать частью себя, отнять назад то, что даровала человечеству миллионы лет назад.

Треск ломающегося дерева пронзает пелену наваждения. Пробудившись будто ото сна, Агата вовремя отпрыгивает в сторону. Грубые брёвна с громким плеском уходят под воду. Некоторое время вода бурлит, удовлетворенно переваривая в ядовитой желчи подношение, а потом замирает. Нечто исчезло? Спасаться бегством не нужно? Выждав несколько секунд, девушка нерешительно подходит к краю обрыва. В голове всё ещё мечутся в панике мысли. Позабытое чувство страха пронзает кости, а бестелесное присутствие смерти навевает воспоминания. Бешено стучащее сердце, сбивчивое дыхание и азарт в глазах. Когда она последний раз чувствовала себя такой живой? Уже после первых удачных результатов внедрения искаженного гена в подопытных её перестало интересовать что-то, кроме завершения эксперимента. Простые радости жизни, вроде плаванья в бассейне с Уиллом или чтения художественной литературы, больше не насыщали, как раньше. И как это часто бывает, побочные эффекты метаморфозы заметили все, кроме неё.

Врожденный порок вновь берёт верх. Поддавшись вспыхнувшему любопытству, Агата садится на колени и осторожно перегибается через край, стараясь высмотреть в неподвижной глади воды мистический ужас. Затаив дыхание, девушка крепко обхватывает край обломанной дорожки. Наиболее крупные обломки брусьев медленно погружаются на дно, оставляя на поверхности лишь щепки. Но в остальном — болотная топь такая же, как и минуту назад. Унылая и вонючая. Разве что вон там. Немного левее. Будто что-то шевелится. Закинув за спину почти касающиеся воды пряди волос, Агата вытягивает шею. Под слоем коричневой жижи нечто ощутимо шевелится. Постойте… оно движется? Куда оно пропало? А, вон, возле высохшего осота!

По болотной глади пробегает угрожающая рябь. Агата чувствует — ей пора уходить, но она не может ничего с собой сделать. Жажда узнать, что скрывается под водой, увидеть собственными глазами существо, не имеющее права присутствовать в мире живых, оплетает разум, лишая движений. Ей хочется заглянуть за завесу тайны. Хотя бы ненадолго. Ну, вот, ещё немного…

« Агата, обещай, что не будешь влезать в истории со своим излишним любопытством».

Её неутолимая жажда знаний привела к тому, что лучший друг лежит в больнице при смерти, проекты всей жизни изъяты, родители мечутся, как белки в колесе, а она сама вынуждена скрываться. Нет. Хватит с неё приключений. Она натворила достаточно. Нужно уходить. Немедленно.

Продолжая настороженно следить за движущимся под водой объектом, Агата медленно отползает от края. Знакомый треск дерева, будто гонг, за секунду разгоняет кровь по жилам. Прогнивший от едких испарений, кусок доски надламывается. Неотесанная поверхность сдирает тонкую кожу ладоней, вызывая неприятное жжение. Опора уходит из-под рук. Наклоненное под углом тело устремляется вниз, навстречу торжественно бурлящему болоту.

В последний момент Агата всё же успевает ухватиться за маленький острый краешек сломанной доски и зависнуть в десяти сантиметрах над гладью топи. От неудобной позы тут же дают о себе знать гудящие мышцы плеч. Мокрые от пота и крови ладони плавно съезжают со спасительного уступка. Руки пробивает судорога. Агата в панике ворочает мозгами. Спавшие с плеч волосы уже утопают в грязной слякоти. Чем дольше она медлит, тем больше шанс присоединиться к органике на дне. Окаменевшие ноги не разгибаются. Тем более в таком положении это может быть чревато падением.

«Можно оттолкнуться. Но отчего? Думай, думай, думай!»

С ладони стекает алая капля. Оставляя за собой бурую дорожку, она устремляется вниз по деревяшке, затем собирается в маленькую бусинку и срывается вниз, навстречу воде. Едва уловимый звук, и вот уже по поверхности болота расходятся круги. Взгляд Агаты невольно цепляется за них. За несколько секунд на её лице сменяется целый калейдоскоп эмоций от потрясения и ужаса до удивления и заинтересованности.

В том месте, где упала капля, растекается густой красный подтёк. Он расползается во все стороны, окрашивая поверхность в грязно-бордовый цвет. Внутри него будто что-то шевелится. Или кто-то, о ком Агата совсем успела позабыть. Из глубины рубинового месива раздаётся голос. Он лишь копия людской речи. Меняющийся, говорящий то издалека, то совсем близко, с неправильной интонацией и потусторонним тембром, он забивает собой уши, уносит вдаль разум, являя глазам причудливые картины.

Оно обращается к ней? Оно что-то хочет сказать? Форма постоянно меняется. Скопление белых бабочек, трепещущих крылышками на ветру, соединено красной нитью. Полёт. Круг. Слияние. Теперь оно — пространство со множеством дверей. От пола до потолка. Стены испещрены различными проёмами. Искажение. Двери превращаются в улыбающиеся рты, а скважины в миллионы глаз. Секунда. Теперь нет и их. Пространство погружается во тьму, являя единственный висящий в пространстве предмет. Зеркало с богатой золотой рамой.

Голова как в тумане. В этом аттракционе безумия нет ни одной рациональной мысли. За зеркалом шевелится шлейф ткани. Материя, сотворившая мир и вдохнувшая в него жизнь. Из неё соткано и пространство, в котором находится Агата. Этот факт приходит в голову сам по себе, не пугая и не удивляя. Протянув правую руку к зеркалу, она погружает её почти до самого плечевого пояса. По стеклу расползается сеть трещин. Всё повторяется как во сне. Или это был не сон? Мистическое и реальное сливается воедино. Голоса, до той поры гремевшие в голове хором, затихают, являя на свет мёртвую тишину. И в ней, разрывая окружающую реальность, раздаётся, сшитая из множества женских, мужских и детских голосов, фраза: